Из книги «Когда поёт Лис»
У Лёньки Лиса на загорелом запястье – фенечка – тонкий красно-зелёный браслет из ниток. Лёнька закусывает размахрившийся длинный хвостик, тянет за вторую верёвочку с кисточкой на конце – завязывает покрепче узелок. Чередуются неровные полоски, плотней охватывают руку. Теперь не свалится.
– Ты хиппи что ли? – скалится рядом глазастый Яшка. Но Лис молчит, прячет корявые полоски фенечки под болотно-пятнистым обшлагом полевой формы.
***
Жаркий рыжий август. По обе стороны песчаной дороги стоят ровные шершаво-шафрановые сосны. От их верхушек сочится вниз свежий и острый, как хвойная иголка, воздух. На черничнике – солнце, салатово-жёлтые, горячие просветы. Хоть и вечер, а парит, может, к ночи с водохранилища грозу принесёт… От автобусной остановки до летнего детского лагеря топать и топать. Но пятнадцатилетнему Лёньке в охотку лесная духмяная дорога после раскалённого городского асфальта. Он приехал к отдыхающим здесь сёстрам.
Через главные ворота с половинкой солнышка и расходящимися коваными лучами Лис не идёт. Прошмыгивает под тенистый еловый шатёр и крадется вдоль забора – там есть дыра для «избранных».
И вот ладный паренёк в свежей белой футболке пружинисто шагает по выложенной плиткой аллее – от столовой до корпусов. Смешивается с разноцветной толпой отрядных школьников – не отличить. Если бы не пакет в руке. Не ходят лагерные с пакетами.
Надя с Катей хохочут на лавочке-качалке, швыряют друг в дружку резиновый полосатый мячик: Только что вернулись после ужина.
– Это на тебя он посмотрел!
– Нет, на тебя!
Рядом пацаны играют в настольный теннис. «Пинг!» – щёлкает подача на фанерный уголок – «Понг!». Из ржавого питьевого фонтанчика журчит прозрачная струйка.
К брату сёстры не бросаются, подходят не торопясь, вальяжно, хихикают. Старшая, тринадцатилетняя Катя слегка обнимает Лёньку, поглядывает через плечо – видно ли их из окна корпуса.
– Катька врёт всем, что ты её парень из города, – шепчет Надя и опять хохочет. Катя больно лягает её под голую коленку: «Заткнись!». Надя ойкает, подпрыгивает и бежит вперёд. Надо поскорее уйти за территорию.
На высоком волжском берегу хорошо, сдувает вялых августовских комаров. Волны лижут жёлтенький песочек.
– Искупнёмся! – девчонки стаскивают через головы выцветшие полосатые футболки, сбрасывают невесомые шортики. Лис сперва отворачивается. Но у сестёр грудь, как у мальчишек, и тонкие ножки торчат из растянутых серых трусиков. По воде растекается клубнично-абрикосовый кисель заката. Блестят полоски, совсем, как на картинке. Лёнька с разбегу вспарывает волну – во все стороны веселые брызги – плюхается – и на глубину, фарватер близко. Девочки заходят в воду осторожно, пробуют носочком:
– Теплая, как чай…
– Цветёт уже… Фу… Ты сифа! Катька – сифа! – Надя кидает в сестру шматок тины. И бежит по берегу хохоча.
Катя зачерпывает тоже. Тина тянется тёмно-зелёными спутанными волосами, с неё капает мутная водица.
Но Надя уже с братом:
– Подбрось меня! С рук! Я хочу бомбочкой! – на фоне неба мелькает её загорелое скрюченное тельце с выступающими ребрами и обрушивается в воду.
В воде Катя обнимает брата за шею, ложится на воду, он поддерживает её, почти невесомую, хрупкую и улыбается. Катина коса не тонет, извивается рядом, будто золотистая змейка. Надя пыхтит, влезает Лису на плечи скользкими ногами, маленькие пальчики слегка царапают, сильно отталкивается и прыгает. Катя морщит от брызг веснушчатый, обгоревший на солнце носик.
Солнце садится в тёмное облако. Становится прохладно. На берегу сёстры набрасывают одежду, потрошат пакет, инспектируют привезённые сладости:
– О! Спасибо, что газировки привёз. Бутылка – вещь!
– И барбарисок!
– А ириски мои где?
– А шоколадных нет что ли? Ну ты чёёёё…?
– Так они ж растают на жаре… Сколько я шёл. Зато там чуток жвачек, «холодок» тоже.. – Лёнька прыгает на одной ноге, натягивает джинсы. Песок, облепляет мокрое, как стая дохлых мошек..
Надя откусывает половину карамельки, смотрит на начинку: «Ага, эти настоящие, вкусные, а не с повидлом».
– Как вам тут живётся?
Катя смотрит на рябой от волн горизонт. И Лёнька смотрит. Из джинсового кармана у него торчит сложенный пополам полтинник. Катя подколупывает купюру ноготком, тянет осторожно, тонкими пальцами. Надя болтает:
– Палаты на десять человек. Я во втором отряде, Катька – в первом, так что мы в разных корпусах… Девки есть нормальные, а есть и дуры…Раз в неделю – общая баня… Тубзик – сарай с дырками. Умывальники на улице, с утра бежишь занимать, чтобы не ждать, а то если стоять – комары заедят. Эта дурында всегда дрыхнет долго, опаздывает. А прикинь, чего? Они всей палатой записки мальчишкам пишут. Надушат листки, нацелуют помадой. Те отвечают. А воспиталка-ночнуха разносит. Парни иногда к нам в палату лазают. Иногда – мы к ним. Но надо, чтобы не запалили. Вчера мы у них одеколон «Гвоздика» пили. Такая га… – Катя дёргает Надю за мокрый хвостик и та начинает про другое. – Нам в кружки надо ходить. Мне театральный нравится, мы спектакль для королевского бала репетируем… Я играю служанку с опахалом.
– А я в рукодельный хожу, мы там феньки плетем. И на пионербол, – неожиданно вставляет Катя.
– Вечером у нас дискотека, нас парни танцевать приглашают, а потом целу…ой! Катька, блин! – Надя неловко дотягивается до спины, трёт острую лопатку.
– Мне надо ещё плойку одолжить, челку завить, – спохватывается Катя – идти пора.
– Ага! А мне девки из второй палаты обещали дать джинсовую жилетку! – хвастается Надя.
Лёньке не хочется, чтобы сестры так быстро убегали, ему нравится их болтовня.
– Если узнают, что вы за территорию ходили?
– Да всем наплевать. Родители же приезжают. Никто не спрашивается, уходят и приходят. После дискотеки мы с пацанами идём на берег гулять, они не любят, когда помада старая, она каким-то тухлым вазелином начинает вонять – да хорош меня уже дёргать, Катька!
Катя забирает шуршащий пакет со сладостями и долго роется в кармане шорт. Протягивает брату феньку из ярких ниток:
– Вот, для тебя на рукоделии сплела. Не знаю, как цвета, понравятся ли? Подойдет?
Лис держит на ладони тугое неровное колечко:
– Ух ты, здорово! Спасибо, Катюш! Конечно, подойдёт! – прячет в карман и неловко прижимает мокрую голову сестры к своему плечу. Остаётся темное пятнышко.
– Ну, пока тогда!
Девчонки убегают наверх, в лагерь. У забора Катя останавливает Надю.
– Погодь! – достаёт из кармашка мятую сигарету и пластиковую прозрачную зажигалку. – Покурю! Тут не спалят.
– Чё ты ему втирала? Про кружок, про феньку? Откуда она у тебя, кстати? – удивилась Надя.
– Спёрла у Светки-розетки из тумбочки, – ухмыльнулась Катя и кинула окурок на землю, туда, где копошились муравьи. – Нашему лошаре без разницы, он поверил.
Погнали, а то опоздаем! Надо морду накрасить. Может, сегодня ещё успеем в деревенский магаз.
Последний автобус давно ушёл. В небе блестят зарницы. Лис бредёт по пустынной трассе в сторону города, поворачивается на шум двигателя, вскидывает руку. Его футболка белеет в темноте. Кроссовки зарываются в песок обочины. Машины мчат мимо, торопятся домой. Никто не останавливается. И Лис снова и снова вскидывает руку.
Около полуночи его подобрала компания на оранжевой убитой «копейке»… Весёлые сельские парни ехали в город, в клуб, пили пиво и болтали про сговорчивых деревенских баб.
***
Зияет сдвижная дверь. Внизу полосами, пятнами земля, как детская мозаика. Далеко-далеко. Шумят винты.
Лис шагает в пропасть. Горит на запястье неумело сплетённая фенечка. Купол парашюта хлопает, оглушает, уносит вверх… Внизу выстрелы или померещилось со страху?
Где Яшка? Ага, рядом, у него тоже раскрылся. Живём, братишка!
Опубликовано в Образ №3, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!