Ольга Немежикова. ЗЕЛЁНАЯ ВЕСНА. ЗАПОВЕДНИК “СТОЛБЫ”

За голой весной (см. «Енисей» №1/2018) следует весна зелёная  —  самая стремительная в своих метаморфозах, самая короткая. Этот фенологический период в заповеднике «Столбы» длится тринадцать дней, с 22 мая по 3 июня. Массово прилетают птицы. Бурно идут в рост листья и травы, лишь почки осины ещё не распускаются. Ночные заморозки в это время обычны.
Полностью отцветают эфемеры (первоцветы)  —  подснежники, хохлатки, ветреница алтайская, зато в изобилии радуют весенние цветы, среди которых самые яркие, самые нарядные  —  марьин корень и жарки´. Каскады цветущей черёмухи уступают белоснежную эстафету яблоне ягодной. Цветут акация, таволожник, боярышник.
Приглашаю совершить четыре прогулки в зелёную весну вдоль долины Лалетины к заповедным скалам, по пути проследить фенологические изменения и просто порадоваться красоте сибирской тайги.

Сказка Копьёвской видовки. Пихты цветут. Таёжные клещи

28 мая. Маятником летает мелодичное «ку-ку», ныряет в распадки, взмывает к вершинам скал. На верхушке высочайшего в окру ´ге дерева призывно поёт самец кукушки  —  слушать его никогда не наскучит. Возможно, потому в Китае кукушка числится в одном ряду с певчими птицами; у нас же оригинальное и незатейливое «ку-ку» испокон веков считается вещим и, конечно, придаёт сибирской тайге колдовской колорит.
Мы с мужем вышли на Копьёвскую видовку  —  самый западный панорамный утёс на границе ТЭРа (туристско-экскурсионного района).
Со всех сторон сплошная тайга, птичьи трели, травные запахи  —  люди сюда, особенно сейчас, нечасто заходят.
Внизу  —  ручей Столбовский Калтат, скрытый угрюмым лесом. Лишь спустившись в лощину, среди смородинника и окостенелых валежин высмотришь его родниковую змейку над светловатым гранитным песочком. Само слово «калтат» обозначает ручей в горах, сибирский горный ключ, напоминает словарь Даля. Вода в этих ручьях студёная, вкусная, живая вода.
Отсюда, с Копьёвской видовки, видны все окрестные скалы: долго можно разглядывать самый что ни на есть таёжный пейзаж, грандиозность его и сумрачность. Впереди слева направо  —  выступы Верхопуза и Каина с Авелем. Вдалеке громоздятся Дикарь и Крепость. За ними Развалы рассыпаны  —  граница столбовской интрузии. Из ближнего правого лога, и это уникально, потому что с низины, обнажение высотой девяносто метров  —  Манская Стенка. За ней, через ручей Бабский Калтат, торчит голова Манской Бабы на длинном тулове.
Под нами пропасть, утыканная верхушками высоченных деревьев.
Внизу блестящий ворон гребёт крыльями в сторону Енисея. А в небе, вдали, под ускользающими перистыми облаками парит чёрный коршун. Гребни голубоватых хребтов теряются на горизонте… Боже мой, какое счастье видеть всё это не с фотографии!
По правую руку от нас тёмный лес, глухая тайга, как и вокруг, но справа лес непрозрачно дремуч, потому что над ним висит добела раскалённый шар, глаза отказываются смотреть в его сторону выше некой отметки, за которой хлынет в зрачки жидкий огонь. Топорщатся пиками черноватые пихты, укрылись в логу ели, а соснам здесь тесно, темно  —  на этом склоне они не растут. Пихтарник по-свойски раздвигают плечами вековые листвяги. Эпические их костлявые узловатые ветки убраны нежнейшим зелёным пухом. Кое-где проступают шелковистые изваяния кедров, вездесущие осины мерцают матовыми потёками, светятся охапки светло-зелёных веток столетних берёз. На всю тайгу кукует невидимая кукушка, чуть отдохнёт и опять куковать принимается.
Порыв ветра  —  и со сгрудившихся верхушек пихт полыхнул золотистый всполох. Подхваченный было, поплыл-полетел, да нечаянно растворился, запылив наши кружки с только что налитым чаем.
Пихты цветут!
Пихта начинает плодоносить довольно поздно, лет в среднем после пятидесяти, когда дерево вымахало в высоту так, что макушку без бинокля не разглядеть. Но с высоты скал цветение можно увидеть.
С нижней вершины видовки, если отвернуться от панорамы, макушка цветущей пихты  —  вот она, в нескольких метрах, на уровне глаз, отделённая пропастью. Тёмные ветки оторочены загнутыми вверх светлыми мужскими «щётками», на вершинных мутовках сидят желтоватые веретёнца женских цветков, высотой с половину зрелой шишки. Надо отметить, что шишки на пихте, в отличие от других наших хвойных, растут макушками вверх, напоминая свечи на канделябрах.
Поднимаясь на видовку, я подняла сбитую ветром веточку с мужскими цветками. Ветвистые её кончики похожи на колоски: между серповидными хвоинками плотно сидят пылящие «зёрна» размером с пшеничное. После пыления «зёрна» падают, и какое-то время заметны скопления на тропинках и муравейниках светло-замшевых катышков.
Где-то в логу, заваленная на живые деревья, застонала лесина  —  никак мертвецу не упасть, не упокоиться… Жизнь ушла, а голос остался. Заскрипела, заплакала так, что кажется, это тоскует избушка на курьих ножках, одинокая, ждёт не дождётся хозяйку, Бабу Ягу, и та в любую минуту с посвистом может выметнуться из чащи, сидя в ступе, проворной, как ястребок.
На видовке мы осмотрелись и привычно для этого сезона с тела, одежды и рюкзаков отловили с десяток клещей. Плоские кровососы прицепились с трав и кустарников вдоль узкой тропы, а здесь, наверху, заползли с камней, хотя желанные им маралы сюда не восходят.
Скорее всего, на десятки метров над травой клещи поднимаются, паразитируя на бурундуках  —  природных хозяевах вируса клещевого энцефалита. Бурундуки по камням лазают виртуозно, скалы для них  —  естественное продолжение земли.
Раздавить хитиновый панцирь таёжного клеща пальцами не получится, но их вполне можно с себя собрать и откинуть подальше.
Чёрные, они хорошо видны на светлом, а оранжевые ободки на конце щитка  —  кожистые складки для будущего мешка под кровь  —  сигнализируют об их присутствии на тёмной ткани. Даже попав на тело, клещи не торопятся, ползают, выбирая для прокола понежнее участок, так что времени осмотреться и собрать паразитов обычно достаточно. К тому же их вполне можно почувствовать на теле и прекратить опасные провокации. Интересно, что у этих членистоногих нет глаз, но отменное обоняние и термочувствительность  —  в засаде они, трёх-четырёхмиллиметровые, чуют людей и животных за десяток метров.
От клещей неплохо защищают аэрозоли, однако самое верное средство защиты в среде обитания клещей  —  регулярная вакцинация: выдернул из себя «нападанца», выкинул и забыл. Впрочем, если идти на «Столбы» по широкой центральной дороге, не подходить к траве и деревьям, то «схватить» клеща попросту негде  —  ниоткуда они не появляются. Но возможна встреча в маршрутном автобусе, где они предаются кочевьям в поисках «более горячей крови». Попав с походной одежды в квартиру с домашними животными, клещи тут же примутся их выслеживать и потеряют к вам интерес  —  у животных температура тела выше, а энцефалиту они не подвержены. Ещё не менее месяца наши самые опасные членистоногие будут назойливы, но уже в июле об их присутствии можно напрочь забыть  —  сезон охоты половозрелых особей прекращается.
Возвращаясь, мы заскочили на утёс Моховой, что находится на той же тропе недалеко от Копьёвской видовки. Отсюда не видно скал, однако в пропасти под ногами густой океан, и волна накатывает на волну классическими силуэтами голубоватых гор. Они теряются в мареве белёсого окоёма, плывут, кажется, в бесконечность. Мне удалось насчитать с Мохового девять гигантских валов-хребтов, видимых невооружённым глазом. В этом уединённом месте хочется раствориться в таёжной безбрежности, приобщиться к вечности и покою. И тогда уходишь совершенно счастливым, благодарным за то, что родился и выпало тебе счастье, проживая в крупном городе, в любой день любоваться сибирской тайгой.
Уже на лалетинской дороге я задержалась возле шатра цветущей черёмухи. В её ветвях колдовал соловей, сыпал трели, щелчки, раскаты, казалось, ни разу не повторялся,—  так и не удалось мне разглядеть крошку-певца среди зелени и цветов, хотя был он где-то над головой.
Отцветает в долине черёмуха, но следом вскипает тоже душистая яблоня ягодная. Набрали цвет боярка и бузина. На солнечных местах покрывается ароматнейшей пеной невысокий кустарничек таволожник.

Трава вдоль дороги  —  в незабудковом бисере, чуть поодаль раскрыл жёлто-зелёные зонтики рослый молочай. Тут и там вспыхивают первые жарки´. По берегам Лалетины, особенно на глинистых припёках, словно меховые, серебрятся мелкие шарики  —  вызрела мать-и-мачеха.
Доцветает калужница у воды  —  весь месяц была она примой долины, сияла пронзительно-жёлтым, среди зелени маячила издалека.
За кордоном Лалетино поджидала новая встреча. Муж призывно машет рукой: у дороги, прямо в кормушке, укреплённой на обрубке вывороченного со склона дерева, кормится необычная гостья, напоминающая домашнего хомячка,—  полёвка лесная. Симпатичный рыжеватый зверёк, тонированный в цвет лесной подстилки. Необыкновенно многочисленный грызун, но его редко удаётся понаблюдать, обычно они осторожны  —  впервые встречаю полёвку в кормушке, да ещё среди бела дня. Полёвки  —  ночные животные и кормятся тоже ночами; видимо, близость лакомства поборола страх. Она сидела комочком на задних лапках, спешно жевала жёлтые зёрна пшена.
Вокруг лежали семечки подсолнуха, но мышка выбирала именно злаки. Странная полёвка, привыкшая к людям,—  мы на расстоянии пары шагов спокойно стоим, она не убегает, только не забывает прислушиваться к дороге. Всегда забавно смотреть, как зверюшка питается, а ещё хотелось увидеть, какой у неё хвостик. Но надвигалась группа громогласных туристов, и, не выдержав какофонии, полёвка шмыгнула в норку под этот же корень, мелькнув лысым, в половину длины тела, хвостом.
Что ж, сбежала… Теперь долго её не дождаться, надо идти, но я как следует рассмотрела пень: молодая лиственница, в диаметре с четверть метра, пострадавшая, видимо, от последнего снеголома  —  свежий спил. Видать, завалили лиственку упавшие выше по склону берёзы. Половина корня осталась в земле, но две уцелевшие нижние ветки озеленились хвоей. Мужественное дерево  —  даже в таком инвалидном состоянии продолжает жить.
Подходит к концу прогулка, вот и парадная, красиво развёрнутая лестница, высоко над землёй, на винтовых сваях. Над головой в полнеба страусиное, с изгибом, перо с пышными бородками. Пока шагала по лестнице, любуясь каскадом свежих листьев берёз, черёмух, акаций, яблонь и американских клёнов, пробравшихся сюда из города  —  клёны в нашей тайге не растут, пока слушала отрывистую болтовню дроздов и пересвист пташек помельче, ветер, погоняющий облака, раскрутил и растащил небесное перо. А здесь, у лестницы, лишь листочки слегка колышутся в солнечных струях.
Поймала себя на мысли: «Какое счастье, что я такая счастливая!»

Лето ломает ледяную иглу

29 мая. Ушла большая вода.
Ледяной лоб над основанием старой огромной ветлы, что перед кордоном Лалетино, давно треснул, поплавился, оставив напоследок битые серые скорлупы: в этом месте зима последней покидает долину  —  лето незаметно ломает ледяную иглу. И Лалетина, в берегах, густо прошитых пронзительно-жёлтыми цветами калужницы, окутанная белоснежной чарой черёмух и диких яблонь, вплывает в океан бушующей зелени!
Даже прибрежные кочки, ликуя, цветут! Сказочно-стройные скирды, они топорщатся щёткой остро-зелёной осоки, цветущей магически-декоративно. Из углистых придаточных колосков пробиваются нежные белоснежные пестики, над ними, с таких же чёрных колосков покрупнее, обильно свисают перламутрово-палевые нити тычинок.
Поодаль папоротники идут в рост: разворачивают сочные улитки свёрнутых листьев.
Лалетина в эту пору питается не столько родниками, сколько обильными осадками. Радостная, гурлит водопадами, перекатами с пузыристыми бурунами. Со всей долины стекаются к ней шёпоты лесных духов  —  тянет по невидимой трубе утробный глухой гул, гипнотический, мелодичный, в котором будто всплывает бубнящий голос радио за стеной квартиры из далёкого детства. И словно из-за стекла проникают в музыку речки птичьи трели.
А в это время у Чёртова пальца стрижиный пир  —  вернулись стрижи из далёкой Австралии! С пронзительным писком снуют средь хребтов, высоко над зелёными берёзами. Кто-то взмывает до ватных туч и кажется крапинкой, иные ныряют ниже, легко меняя направление полёта.
Среди неугомонной мелкоты молчаливо парит царственный коршун.

Цветут кустарники! Марьин корень цветёт!

1 июня. Акация в заповеднике расцвела! Милые, знакомые с детства (акация всегда росла и, пускай реже, всё ещё растёт в старых дворах Красноярска) жёлтые цветки с забавными ушками и бородками, свисающие на длинных цветоножках с умеренно-колючих оливковых ветвей. Деревце по-научному красиво называется карагана древовидная, относится к семейству бобовых  —  его плоды, узенькие стручки, тоже диковинные «штучки», особенно для ребятишек. И свистульки их них получаются звонкие, и рогатки стручков, расстреляв бобы, без всякой плойки, сами собой, закручиваются ровненькими спиральками.
Склонам, осыпям и скалам карагана придаёт особый приключенческий колорит и зимой, и летом. За этот кустарник можно смело, в случае чего, невзирая на колючки, цепляться при подъёме и падении  —  он крепкий и гибкий и неожиданно цепко сидит в каменистой почве.
Матовые цветки акации  —  на это стоит обратить внимание, чтобы дополнительно восхититься,—  пронзительно-жёлтого цвета! Остальные таёжные пышно цветущие деревья и кустарники  —  черёмуха, яблоня, боярка, рябина, таволожник  —  радуют нас исключительно белыми цветками. Жимолость цветёт жёлтым, но цвет её приглушённый, пастельного оттенка, цветки прелестны и изысканно ароматны, однако заросли дикой жимолости встречаются вдоль туристических троп заповедника нечасто. Конечно, незабываемы дикая роза и скромных размеров редкие кустики волчьего лыка, щедро благоухающие ярко розовыми цветками.
Тёплый ветер в логах и в долине сдувает рыхлую пену черёмухи.
В его душистые струи уже вплетаются свежие ноты яблони ягодной и таволожника.
Невысокий густой кустарник редкой декоративности  —  спирея, по-местному  —  таволожник,—  с удовольствием «гуляет» по солнечным склонам, цветущий, снежными барашками пасётся у прогретых подножий, по дернистым полкам и трещинам добирается до самых вершин заповедных скал. Только-только начали раскрываться бутоны  —  молочные бусины  —  на его отдельных кустах, уже унизанных гирляндами свисающих колокольчатых цветков княжика сибирского  —  нежной таёжной лианы, трепетной, словно длинные четыре её лепестка изготовлены из воздушной папиросной бумаги.
Однако некому в тайге сравниться с диким пионом  —  цветущим марьиным корнем. Он же  —  пион уклоняющийся, он же  —  пион необычайный. На иных склонах в это время встречаются редкой роскоши заросли, можно насчитать десятки цветов и сбиться со счёта! Тут и пурпурные шары плотных бутонов, и приоткрытые чашечки, и роскошные, до десяти сантиметров в диаметре, махровые лепестковые чаши всех оттенков розового с золотой бахромой внутри. Ни с чем не сравнить таёжный пион, только с ним самим, как и загадочный его аромат  —  таинственный, женский, немного печальный.
Из-за своей прелести дикий пион стал повсеместно редок, занесён в Красные книги всех уровней и, безусловно, в тайге, даже не заповедной, подлежит лишь любованию. Не устаю восхищаться тем, что мы можем наслаждаться этой красотой в непосредственной близости, гуляя по экологической тропе заповедника. Вокруг распевают птицы, тут же журчит, мило лопочет Лалетина с заводями, белыми от лепестков черёмухи, пролетая, куйлюкает иссиня-чёрный ворон, где-то кукует кукушка  —  рай земной, не иначе… Идёшь по тропе и любуешься полянами, усыпанными мелочью незабудок, жёлто-зелёными соцветиями молочая на мясистых стеблях, дружной синей медуницей и первыми жарка ´ми. А по склонам  —  пионы, пионы, пионы… Идёшь  —  и обо всём забываешь, кроме прекрасного.
Тёмные лапы пихт и ёлочек удлинились яркими «пальцами»  —  фисташковыми гребешками и кисточками будущих порослей лета.
Расцветает пушистыми зонтиками боярышник. Удивительны на его ветвях длинные, не менее двух сантиметров, крепкие колючки  —  видоизменённые побеги. Серьёзные колья… Невольно вспоминается колючая проволока  —  «побеги» боярышника утыкают ветки тоже под прямым углом. Всплывают картинки про птицу сорокопута, что на эти колючки птенцов и мышей накалывает.
Но соцветия боярышника в обрамлении резных листьев напоминают пушистые тарелочки. Белые цветки с круглыми лепестками словно бордовым карандашом обведены вокруг сердцевины и припорошены тёмно-красными тычинками-песчинками. Не стоит пытаться получить наслаждение от аромата  —  у цветов боярки, как и рябины, запах специфический, резкий, неожиданный. Как тут, глядя на очаровательное деревце, не вспомнить голос павлина?!
В это время стоит обратить внимание на свидину. Она ещё не цветёт, но именно сейчас хорошо заметно, что её молодые ветки, одетые листьями и бутонами, имеют оливковый цвет, вырастая из красных ветвей,—  разве не чудо, что кора кустарника меняет окраску?!
Желтеет зелень хохлатки, готовится уснуть до новой весны  —  пять недель она живописно цвела в долине. А первоцветы-ключики до сих пор выбираются из-под земли, не устают отмыкать лето.
Наступает пора цветения поздней весны  —  это уже не ковёр по исподу земли, это клумбы над травами. Цветы второй волны имеют крепкие стебли, да и скромными их не назовёшь  —  чистые, яркие цвета украшают тайгу.

Дождь. Яблони и жарки´

3 июня. Кто же не вспомнит эти беленькие цветочки с пушистыми жёлтыми шариками посредине? Увидишь лесную клубнику  —  и хочется улыбаться: что цветки её, что ягодки  —  сладкие клубочки  —  милой непосредственностью напоминают маленьких детей. На выходе от остановки «Турбаза» к парадной лестнице произрастает под сосёнками дружная семейка лесной клубники, и если она зацвела, то склоны в окрестностях Такмака и посёлка Базаихи тоже усыпаны цветущей «лапочкой-крошкой».
Продолжается таёжная феерия: в долину Лалетины словно с неба спустились компактные кучевые облачка  —  дружно расцвела яблоня ягодная. Так красиво по-научному называется дичка-ранетка, обычная на улицах Красноярска. В последние десятилетия это деревце активно проникает в окружающие леса и превосходно в них себя чувствует. Интересно, что сибирская дичка способна выдерживать невероятные, ниже пятидесяти градусов, морозы: наша яблоня  —  самая зимостойкая яблоня в мире!
Именно сейчас, во время цветения, издалека видны среди других деревьев многочисленные яблоньки. Особенно много их произрастает в долине Лалетины. От остановки до 2-й Поперечной это деревце столь же обычно, как и черёмуха, разве что черёмуховые заросли собрались у самой воды и по днищам логов, а яблоня чуть поодаль осваивает берега и светлые склоны смешанного леса. Теперь, когда отцвела черёмуха, долина благоухает прохладным ароматом дикой яблони.
По-разному цветут наши красавицы. Чаще всего на зелёных ветках покачиваются под ветерком белоснежные шары из пышных зонтиков цветков с крупными, по краям волнистыми лепестками. Иные яблоньки так плотно усыпаны цветками, что от листьев видны лишь острые зелёные ушки. Встречаются деревца в кружевном наряде, почти равномерно усыпанные звёздчатыми цветками. Их удлинённые тонкие лепестки не смыкаются между собой, ажурно окропляя белым зелёную крону.
Вдоль центральной дороги тянется пышный золотопенный бордюр лютика едкого, он же куриная слепота. Это забавное название, услышанное ещё в детстве нами, городскими детьми, забыть невозможно! Помню, как жалко было мне глупых кур: я представляла их объевшимися блестящего лютика  —  видно, он сладкий для них, как леденец. И теперь эти куры лежат в кромешной тьме лапками кверху (так мне казалось) в ожидании возвращения зрения. Лютик однолистный, невысокий весенний первоцвет, давно отцвёл и затерялся в траве, но рядом с ним пророс его кустистый собрат с более крупными цветками, такими же ослепительно-жёлтыми на солнце.
Ближе к воде, в тени, продолжает цветение ветреница енисейская, внешне похожая на лютики, что неудивительно  —  ведь они из одного семейства. Но ветреница енисейская  —  сибирский эндемик, а лютики где только не произрастают.
День сегодня пасмурный и прохладный, температура не выше десяти градусов, вот-вот зарядит дождик, однако лютики ярко сияют!
И мы вдвоём с мужем, обгоняя многочисленных любителей природы, мчимся к центральным скалам, надеясь до дождя подняться повыше, подальше. Я, конечно, с интересом гляжу по сторонам, подмечаю, что изменилось вокруг.
Поднялись над травами высокие стебли сараны с послойными пальмами-мутовками узких листьев. На вершинах их побегов угадываются бутоны цветков. Однако самое яркое обновление  —  россыпи оранжевых жарков, усыпающие склоны! Всегда с нетерпением жду появления этой таёжной радости, одного из красивейших и многочисленных у нас цветов. Пышные головки жарков, по-научному  —  купальницы азиатской, всегда устремлены к небу! Никогда, даже под дождём, они не склоняются  —  неизменно оптимистический образ цветка, всем своим видом призывающего взглянуть на мир со стороны склона, где даже в пасмурный день радостно сочетаются огненно-оранжевый на изумрудно-зелёном!
На Пыхтуне задержалась пообщаться с белкой. Любопытно… Недавно на этом же месте видела белку в потрёпанной зимней шубке с пятнами бурой летней шерсти, с облезлым серым хвостом. Даже подумала, что белка эта, наверное, старая или больная. Однако скакала она резво, а других белок в тот день видеть не довелось. Сегодня по деревянному перильцу подъёма туда-сюда бегала белка, поджидая туристов с угощением: увидит и несётся навстречу, спешит проверить, что предлагают; если угощение не нравится, тут же высматривает новых «друзей» и к ним устремляется. Вот и ко мне подскочила.
Интересно окрашенная белочка: охристые плечи и шея, спинка и бёдра тёмно-бурые. Окрас напоминает скорее харзу, нежели белку, вдобавок на ушках, круглых, коротких, как у хомячка, и почти лысых, торчат три волосинки, в то время как у других белок, тех, что в долине, уши украшены длинными пушистыми кисточками. Шубка у белки полностью летняя, но сероватый хвост совсем не густой  —  зимний?
Получается, высоко в тайге белки ещё не полиняли.
Она с удовольствием взяла изюминку, тут же, чуток отпрыгнув, на перилах принялась угощаться. Белочка, когда кушает, в отличие от бурундука, зажимает еду не пальцами, а запястьями, пальчики её с длинными (как у китайских мандаринов!) загнутыми коготками свисают вниз. Она быстро изгрызла изюмину, взяла следующую и сорвалась в лес. На высокой пихте качнулась широкая ветка  —  это белка с изюминой на неё прыгнула, ловко по ней, качающейся, взметнулась и исчезла среди густого дерева. А я поспешила догонять мужа  —  дождик уже потихоньку накрапывал. С Пыхтуна мы спустились к роднику и по узкой живописной лесной тропинке среди громадных мшистых камней поспешили ко Второму столбу. Едва выбрались на натоптанную тропу, как зарядил не ливень, но частый дождь.
Пришлось срочно укрыться, благо это несложно. Выбрали удобный плоский камень с двумя огромными близко растущими деревьями, лиственницей и кедром, и устроились на корнях пить чай и слушать дождь.
Ни ветерка… Мерный стукоток капель умиротворяет. Растворяешься в нём, обо всём забывая, даже о самом себе, становишься частью природы, не думая о течении времени, напрямую во время дождя попадаешь в вечность. Главное, чтобы было тепло и сухо, и тогда не сыскать лучшего сеанса релаксации. Не зря на Востоке создаются специальные павильоны для наслаждения тембром дождя и любования падающими каплями на камни, листву, лепестки, воду…
Сидим, слушаем… Птицы не утихают, под дождевой оркестр исполняют каждая свою партию. Вдали вступила басами глухая кукушка, иногда вставляя в двусложный ритм пятикратный раскат: «ху-ху-ху-ху-ху». Прошло сколько-то времени, дождь начал заметно слабеть; смотрим  —  к нам за угощением скачет подмокшая белка.
Конечно, оставили ей, бурундукам и птицам горстку изюма. Удивительно, но белка… совершенно серая! Лапы лишь тёмные. До середины двадцатых чисел июня в тайге длится предлетний период, когда погода ещё неустойчива, с резкими перепадами дневных и ночных температур; видимо, живущие на горах белки предпочитают до наступления надёжного тепла не расставаться с зимними «безрукавками».
Белка принялась перетаскивать изюм, к ней тут же присоединилась парочка поползней, а я рассмотрела наш «павильон», куда не долетела ни одна капля: кедр  —  очень густое дерево с широкой кроной, особенно такой огромный, оба этих великана возвышались метров на двадцать, не менее.
Когда-то на мшистом камне проклюнулись семечко лиственницы и припрятанный лесным жителем орех. Всходы таёжных деревьев довольствуются для начала немногим. Им не привыкать расти на камнях, питаясь перегноем хвои, листьев и трав, настойчиво удлиняя корни в поисках почвы, а воду, как губки, им сохраняют мхи. Оба дерева с камня спустили корни, одели их наземные части корой и прекрасно выросли. Самое приспособленное дерево для такого спартанского образа жизни  —  кедр. Он, как гигантский спрут, способен опутывать цепкими многометровыми корнями огромные камни, отыскивая щели, через которые проникает к земле.
Наш камень, поросший, как и все вокруг камни, накипными лишайниками, вместе с корнями кое-где укрылся моховой подушкой, заваленной лесным мусором, среди которого уютно произрастают брусничник и небольшие пучки осоки. Здесь же, среди корней, пристроилась молоденькая рябинка, из-под камня ветвится куст красной смородины, уже усыпанный гроздьями зелёных ягод. Вокруг полно таких же живописных обломков скал.
Чуть повыше на этой тропе находится крупный муравейник. Замечательно, что теперь муравейники, расположенные в непосредственной близости троп, а таких муравейников несколько в туристско-экскурсионной зоне, красиво огорожены невысоким плетнём  —  «охранным забором», чтобы туристы огибали эти полезные общежития во время хождения по тропам. Но вполне допустимо приблизиться к муравейнику и понаблюдать за обитателями.
Необыкновенное наслаждение  —  после дождя почувствовать изменённое состояние освежённого леса и воздуха. «Мокрыми» оттенками обогащается всякая зелень, висящие капли придают ей объём.
Воздух становится мягче, нежнее, благоуханнее.
Интересно в это время обратить внимание на цветы. Лишь лютики склонили головки ровно настолько, чтобы ни одна дождинка внутрь не попала. Остальные  —  пионы, жарки´, молочаи и разные мелкие цветики  —  красиво унизаны каплями, словно хрустальными шариками и гибкими прозрачными линзами, в которых причудливо отражаются края лепестков.
Кое-где дождик сбил первые яблоневые цветы, обнажив завязи, и теперь обочины устланы лепестками  —  нежными, свежими, белоснежными на жирной от перегноя чёрной земле. И нет грусти в этой картине, лишь красота продолжения жизни.

Опубликовано в Енисей №1, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Немежикова Ольга

Красноярск, 1965 г. р. Родилась в Красноярске. Окончила с отличием два факультета в КИЦМ (ныне ИЦМ и М ) по специальностям «Горный инженер-геолог» (Ленинская стипендиатка, 1987), «Экономист» (1993). Финалист литературного конкурса имени И. Д. Рождественского (2016). Публикации в литературном журнале «День и ночь».

Регистрация
Сбросить пароль