Ольга Харитонова. ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

На автобусной остановке была свидетелем сцены: маленькая девочка — купол куртки да пипка-нос — и ее мама провожают кого-то третьего; когда подходит автобус и этот кто-то шагает к раскрытым дверям, девочка кричит пронзительно ему в спину: «Береги себя!» Она еще не знает, от чего именно нужно себя беречь, не понимает слов, но наставляет так искренне и громко, что я на нее оборачиваюсь.
В марте 54 года назад Ардов и Бродский брели по кладбищу в Павловске, искали место для могилы Ахматовой. Узкая дорожка между могилами привела к забору, а там стояла сосна — рослая, стройная.
— Ну, — сказал Ардов, — вот тут, пожалуй, можно было бы… Но нет, не пойдет. У Пастернака три сосны, а у нас будет только одна…
Бродский грустно усмехнулся тогда:
— Ей бы эта шутка понравилась…
Они побрели прочь от павловского кладбища, и вдруг их осенило — ведь Ахматова сама указала место в своем «Приморском сонете»:

И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У царскосельского пруда.

Ардов и Бродский поспешили на кладбище в Комарово, и там нашлось: широкая дорожка в забор, а сзади — целый лес сосен (гораздо больше, чем в Переделкине). Стало понятно: именно здесь.
А ты уже нашел свое место? Не для могилы, под солнцем?
Уверен, что у тебя достаточно времени? Ты выходишь из квартиры в серый обычный день. И снова автобус, снова кондуктор поправляет зеленый шейный платок, у груди мальчика кажет язык волосатый терьер (ему умирать раньше всех), за окном частокол новостроек и солнце сквозь облака… Ты проделываешь все это каждый день, каждый год, не вспоминая о стихотворении Кочеткова, умоляющем прощаться на век, расставаясь на миг. И никто не напомнит тебе, что нужно беречься. А если напомнит, то ты пропустишь сей крик, пробежишь мимо, прощелкаешь в телефон.
Вспомни — июль, полдень, поезд. Поезд скоро прибудет в Сочи, ты наслаждаешься видом из окна.
Там — море. Бескрайняя бирюза, корявые и строгие пирсы, одинокие купальщики и людные пляжи…
Вспомни.
Кубики раздевалок.
Мелкая галька.
Белые шляпы.
Дым от мангалов.
Синие зонтики.
Красные полотенца, солнце.
В открытые окна рывками влетают запахи соли, йода и счастья. (Умеешь ли ты замечать мимолетное счастье?)
— Мама, я хочу купаться! — требует мальчик шести лет, он подтягивается на поручне и обнаруживает за окнами пляж.
Мама, смеясь, гладит голову мальчика.
— Скоро, малыш, скоро.
— Но я хочу на море! Давай выйдем! Давай выйдем!
Море-е-е! — кричит покрасневший мальчик.
Не надо как мальчик. Береги себя, не спеши сойти с пути раньше времени.
И будет море, и еще один длинный год, и Новый год еще тоже будет — загадаешь поехать на море.
Притормози.
Свой первый в Ташкенте новогодний вечер Ахматова провела в доме Козловских. Алексей Федорович, встретив ее на пороге, поцеловал обе руки и, взглянув ей в лицо, сказал: «Так вот вы какая».
«Вот такая, какая есть», — ответила Анна Андреевна и слегка развела руками. Галина Козловская вспоминает: «Войдя в комнату, она быстро подошла к горячей печке и, заложив назад руки, стала к ней спиной. Тут мы увидели, что глаза у нее — синие.
Они становились у нее такими, когда ей было хорошо».
Сложно думать о смерти, когда тебе хорошо.
«Какой сумасшедший Суриков Мой последний напишет путь?» — вопрошала Ахматова. А нам бы свой — для начала — осмыслить.