***
И вот я, маленькая такая,
В неутолимом моём бреду,
Не жду погоды, весны, трамвая,
Уже вообще ничего не жду.
Пунктиром смазанным, смутной точкой
Лечу, не думая ни о чём,
Чтоб бестолковую жизнь окончить —
Пятном на встреченном лобовом,
Засохшим панцирем в паутине,
Кругами мелкими на воде…
Любая мошка однажды сгинет,
Никто не вспомнит, когда и где.
И вот, когда нестерпимо тошно
Себя подбадривать, тормошить,
Ты укрываешь меня ладошкой
И говоришь мне: «Дыши. Дыши».
И я дышу, до конца не веря
В покоя временный паритет.
Ничто не светит в конце тоннеля —
Во мне рождается этот свет.
Он разгорается ярче, чище,
Смелее, яростнее. И вот,
Когда никто ничего не ищет,
Когда никто никого не ждёт,
Когда на целой небесной плошке
И жалкой звёздочки не найти…
Ты поднимаешь меня в ладошке
И говоришь мне: «Лети! Лети!»
***
Август пахнет мятой и базиликом,
Восполняя силы мои на треть.
В нём — таком бесхитростном, безъязыком —
Я могла б, состарившись, умереть,
Затеряться в ветках усталым ветром,
Затаиться в травах сухим репьём…
Но сижу у самой у кромки лета,
Нарушая галечный окоём,
Ожидая финиша всех историй —
Места, где сюжетная рвётся нить,
Где герой выныривает из боли,
И мне больше не о чем говорить.
***
Луна плывёт медузой за бортом.
Ночь ловит нас ленивым влажным ртом —
Но мы с тобою падаем на спины
Огромных неподатливых китов.
Так в каждом пробуждается любовь,
И нас уносит по волнам на льдины.
Попробуй научиться у кита
Доверию, а после — испытай
Желание, которое свободно,
Как плаванье. Прими его легко —
Пусть пенится морское молоко,
Пускай оно урчит, как зверь голодный.
Отчаянье — привычная цена
Для тех, кому отсюда не видна
У горизонта ледяная глыба.
Но если глыбы не было и нет?
А только есть луны спокойный свет
И звёзды, будто маленькие рыбы…
***
Если бы мне сейчас быть бестолковой рыбой
Там, где придонный ил воду целует всласть,
Где равнозначен день ночи, и не могли бы
Пение птиц — звучать, солнечный свет — упасть…
Если бы мне сейчас в многометровой толще
Чувствовать, как близка, как ощутима тьма,
Что никаких штормов не существует больше
И как легко покой может свести с ума…
Мне же дано одно — быть бестолковой бабой,
Робко морской песок трогать босой стопой,
Долго на берегу чей-нибудь ждать корабль,
Чувствуя привкус слов — истинный, солевой,
И, наконец, понять, глядя, как с ветром спорит
Чайка и как прибой лижет мои следы,
Что, отрицая шторм, я убиваю море,
Суть его низводя до лужи простой воды.
***
Снег падает.
Выходит человек
из темноты сгустившейся подъездной.
Он в темноте —
беспомощен, нелеп.
Но здесь его
не накрывает бездной,
и человеку дышится легко
и сладостно,
как будто бы впервые —
снег падает.
Ныряют в молоко
поступки, постулаты, позывные…
У тротуара мнутся фонари.
Их долгий свет —
как Божий дар на взводе.
Не нарушай гармонию.
Смотри:
снег падает,
а человек — выходит.
***
Это самое чувство, когда ты как будто жив:
Поливаешь цветы, чистишь зубы, печёшь коржи,—
А внутри разгорается тысяча алых звёзд:
Семена сладкой боли, проснувшись, стремятся в рост.
Это самое чувство, когда под ногой нет дна,
И: «Приди ко мне»,— шепчет чарующе глубина.
Словно кто-то незримый легонько тебя прижал
И так нежно по шее ведёт остриём ножа.
Это чувство, которому больше не рад и сам —
Вот бы взять его крепко и вырвать ко всем чертям.
Это самое чувство: «Ты просто живи, живи!
Никому не скажу я об этой моей любви».
***
Рождённый быть никем не станет всем.
Он невесом, не начат и неточен,
Как гулкое пространство междустрочья
В бескомпромиссной толкотне лексем.
В нём нет беды и, в общем, нет вины,
А лишь одна бессвойственность нагая.
Но если звёзд почти не зажигают,
Возможно, эти звёзды не нужны?
И смысл весь в том, чтоб просто так стоять,
Не совершая ни броска, ни шага,
Прозрачным, как вощёная бумага,
Пустым, как нераскрытая тетрадь.
***
Без лишней драмы и без претензий
Пиши о том, что тебя не ранит:
Вот жук уселся в букет гортензий,
Вот сад цветущий покоем залит.
А душной ночью в безлунной гуще,
Забившись в угол, обняв колени,
Тверди бездумно: вот жук цветущий,
Вот сад уселся в букет сирени.
***
Чёрен чифир за прозрачной стеной окна.
Поезд легонько качается — стук да стук.
Столь неуёмная сила заключена
В чутких объятиях маминых нежных рук —
Мир замирает. И не убоишься зла,
Будто и зла никакого в помине нет.
Месяц дрейфует чаинкой в плену стекла.
В банку купе наливается тёплый свет.
Сколько хватает глазу — простор, простор.
Поезд легонько качается — цок да цок.
Пульсу подобный мистический наговор
Мерными точками падает между строк.
Сколько хватает сердцу — покой, покой.
Неосторожно разлитый на сотни миль,
Гладит железный бок золотой волной,
Между собой перешёптываясь, ковыль.
***
Я замужем — за мужем и детьми,
За трещиной на потолке квартиры.
Я замужем за этим шумным миром
И за его бесцельными людьми.
Я замужем за речкою во льдах,
За стопкой старых книг на дальней полке,
За чудаком в забавной треуголке,
Живущим между строк в моих стихах.
Я замужем — с улыбкой на устах,
Пусть иногда становится так плохо,
Как будто я жена царя Гороха
И вот сейчас останусь на бобах.
И хоть вокруг твердят который год,
Что брака институт сейчас в опале,—
Я замужем. И, что б там ни сказали,
Я не подам, хоть тресни, на развод.
Никто не умер
Давай представим в порядке фарса,
В порядке бреда, бадьи с лапшой:
Случилось что-то — и в нашей сказке
Никто не умер. Всё хорошо.
Жиреют принцы: казна, корона,
Охота, девки, пиры, кровать…
Зачем пытаться убить дракона?
Ведь можно просто не умирать!
В высоком замке сидит принцесса:
Томится, плачет — совсем одна.
Никем, кто вышел с конём из леса,
Она, конечно, не спасена,
И дни проходят без толку, то бишь,
Подобно водке сквозь решето,
Ведь в нашей сказке (ну, ты же помнишь!)
Никто не умер. Совсем никто.
В расход пуская сараи, фуры,
Дома, деревья — да всё подряд! —
Летает в небе дракон понурый
(Совсем не мёртвый летает, гад).
Пытать удачу к большой дороге
Выходит каждый — и стар, и мал,—
Ведь смерти нету, и можно много
Тому, кто в жизни не умирал.
Как будто резко врубился тумблер,
И счёт безумный уже пошёл.
Но в нашей сказке никто не умер,
И значит, в целом — всё хорошо.
Опубликовано в Енисей №2, 2018
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!