Николай Столицын. НЕБА – НАСКВОЗЬ

Кино-проза

1, ПРОЛОГ

Внутри – хорошо.
Торопыга, спрятавшийся в уютную черноту панциря, и не думает высовываться наружу.
Какой-то усиленный, гремящий голос, – звучит отовсюду.
– 10…
Торопыга понимает говорящего отовсюду человека, но, ах… до чего же страшен – его громыхающий голос.
– 9…
Торопыга нежится – в уютной внутренней черноте, напоминающей черноту звёздного неба.
– 8…
Голос звучит отовсюду.
Напряжённый, чеканный, пугающий.
– 7…
И зовущий…
КУДА?!
– 6… 5… 4…
Байконур, оставшийся за пределами панциря, к сожалению, разочаровал.
Так много грохота, неживых механизмов…
А запахи?!
А травы?!
Травы, совсем не похожие на обычные, земные?
В панцире – хорошо.
Можно расслабиться и размышлять… реф-лек-тировать, как называли это – рыжие обитатели ЦУП’а.
Именно они рассказали ему…
Но тсс…
Лучше – не вспоминать.
Зачем?
Это – осталось снаружи.
Внутри же – ласковая, знакомая чернота и ласковые, знакомые мысли…
О, если бы не голос…
ЯРОСТНЫЙ,
РЕВУЩИЙ,
ЧЕКАННЫЙ,
ЗОВУЩИЙ…
Куда-а-а?!
– 3…
Зовущий,
Зову-у-ущий…
ЗОВУ-У-У-УЩИЙ.
– 2, 1…
И Торопыга бросается вон. Из уютной, знакомой…
И видит – необычайно высокое, синее небо и её… ракету, устремлённую ни-ку-да.

2

Огро-о-омная и прекрасная, ракета упирается в небосвод…
– Ох, – думает Торопыга. – Неужели это – единственный способ… Остаётся – подняться по металлическим конструкциям и забраться в кабину.
Торопыга не знает, что такое кабина…
Да, рыжие обитатели ЦУП’а рассказывали об устройстве ракеты, но разбирать их сбивчивое стрекотание…
К тому же – увлекаясь, они отчаянно шевелили крылышками, и Торопыга переключался на это шевеление, забывая о сути.
– Значит, кабина находится – в самом верху.
Торопыга запрокидывает головку и ужасается…
Ох, и высоко-о-о-о…
Если бы не странное – для обычной улитки – желание полёта…
Если бы не…
Он мог бы – и не увидеть, не ужаснуться, восторгаясь…
Ра-ке-та.
Самое прекрасное, что Торопыга увидел в своей неторопливой и маленькой жизни…
Сверкающее чудо, нацеленное – в ослепительную синеву…
– Нет, об этом я подумаю, забравшись в кабину, – решает Торопыга и – торопится навстречу – нацеленному в зенит жучиному, улиточному счастью.

3

Точно такая же…
Рыжие узнавали её – по чертежам.
Они узнали – каждую деталь её корпуса, узнали, как работают Ступени…
Но чертежи – не реальность.
Маленькие чертежи и – огро-о-омная, свер-р-ркающая, нацеленная…
Торопыга позвал рыжих – с собою.
Но они – отказались.
Они слишком привыкли к чертежам и умным беседам.
Теоретически отпадающие Ступени…
Трескотня и шуршание.
Нет, Торопыге хочется – совершенно другого.
Ему хочется
– ощутить ледяной холод металлического корпуса;
– ощупать рожками – каждую маленькую деталь;
– осознать себя – частью, маленькой частью несущегося в небо…
Несущейся в небо…
Она, описанная рыжими, и она же, но уже…
ВОТ!!!
Это – две разные ракеты.
– Милая… – лопочет Торопыга, и ему кажется, что он её… да, он – её – любит.
И гораздо больше, чем знающие умные слова обитатели ЦУП’а.
Они – только знают, он – хочет большего.
Он, Торопыга, – хочет гораздо большего.

4

– Ты куда полз-з-зёшь?!
Мошкара изумлённо таращится на ползущего Торопыгу.
– Ты раз-з-зве не боишься?!
– Чего? – удивляется Торопыга, не отрывая взгляда – от сверкающей, нацеленной…
– Ну, как ж-ж-же… огня!!
Мошкара оглядывается на ракету и жужжит, зудит – уже совершенно нечленораздельно.
– Какого ещё огня?! – интересуется Торопыга, но мошкара срывается с места и уносится прочь, подальше и от ракеты, и от вопрошающего Торопыги.
– Огня… – думает Торопыга. – Они ужаснулись какого-то огня… Но я – не вижу никакого огня. Только – ракету. Прекрасную и неподвижную.
Торопыга решает, что огонь… это экзистенциальное, не поддающееся рефлексии…
Но рациональному Торопыге, воспитанному рыжими из ЦУП’а, бояться – надуманного, придуманного, не существующего огня?!
– Глупые мошки, – ворчит Торопыга – и ползёт навстречу…
Исключительно – навстречу.

5

– Странно…
Нет, Торопыга знает о смене дня и ночи…
Но синее, высокое, заполненное лёгонькими облаками – и чёрное, бесконечное, страшное, в котором увязают крохотные, жалкие огоньки…
И всё это – небо?!
Торопыга сворачивается, втягивается – в панцирь.
Чернота-а-а…
Но уютная, привычная…
Выбирается – наружу.
Синее…
Оно – тоже уютное, привычное, в нём чувствуешь себя, как…
Синее – это же… панцирь?!
В который можно спрятаться, испугавшись – бездонного, ледяного, с маленькими огоньками, такого…
Но именно к бездонному, ледяному – и устремится ракета.
Или – в него.
Скорее – в него.
АЙ!!!
Торопыга прячется – в панцирь. Прячется – от собственных мыслей.
Но мысли – не оставляют его – и в панцире.
– Чего же ты обретёшь, покинув ласковый, синий панцирь, о, Человек?!

6

Облако, похожее на Торопыгу, застыло – практически над ракетою…
Словно разглядывает – её совершенные очертания.
А-ах…
Облако, влюблённое в ракету…
Торопыга не ревнует.
Ракеты – хватит – на всех.
– Ты видишь? Она – идеальна.
Облако меняет форму, словно поворачивает к Торопыге свои крохотные рожки и стебельки глаз.
Ну, разумеется, видит.
– Она…
Облако не торопится за горизонт – как прочие облака.
Его интересует – исключительно ракета.
И Торопыга…
Странно…
Облако умеет летать. Оно – летело бы за уходящим Солнцем, оно – свободно в ласковой синеве, но даже оно… никуда не торопится.
Влюблённое в ракету.
Даже оно…
Но Торопыга – всё же торопится.
Если ракета стартует без Торопыги, и Торопыга останется на Земле…
Зачем тогда – всё?!
И это небо, и это облако, и сам Торопыга? Живущий – теперь, или всегда? – но ради ракеты.

7

– Ай!!
Облако распадается на множество пушинок, клочков…
– Оно не сумело… коснуться – её, оно распалось… Это – любовь ра-зор-ва-ла его на клочки!!
Торопыга сочувствует несчастному облаку. И прислушивается – к внутреннему, собственному, рвущемуся…
В Торопыге – как в панцире, только мягком и нежном, прячется – нечто, большее Торопыги, прячется – и рвётся…
– Тише… – уговаривает Торопыга. – Если ты – вырвешься, я перестану быть… как облако-улитка… Кто же тогда…
Как больно…
Облако – не сумело коснуться…
И всё…
ВСЁ ЗАКОНЧИЛОСЬ.
Для облака.
И только ли – для него?!
– Тише, ти-и-ише…
Торопыга должен – коснуться.
Хотя бы – коснуться.
– Ну, пожалуйста, – всхлипывает Торопыга.
И оно… успокаивается.
Оно…
ОНО…
И значит, можно и нужно – ползти.
И Торопыга ползёт.
За себя и за облако.

8

– Потише, – продолжает умолять Торопыга. Уже не внутреннее, вроде бы – притихшее…
Солнце…
Оно как будто – торопится скатиться с небес…
Понятно, что ему – всё равно, что Торопыга может опоздать…
Оно – Солнце.
Не мошкара и рыжие.
С теми можно договориться…
А с Солнцем?!
Мало того, что оно – чересчур высоко и едва ли услышит слабенький голосок Торопыги…
А если услышит?
Поймёт ли оно – Торопыгу?!
– Интересно, на каком языке разговаривают звёзды?
Кажется, рыжие называли их – неживою природой?!
Неживая…
Но они – движутся?!
Загораются?!
Гаснут?..
Может, рыжие не понимали – этой специфической жизни?
Торопыга жмурится – на живое, катящееся Солнце…
Неживая природа…
Умные, но глупые рыжие…
Конечно, оно – не услышит его жалобы и просьбы, конечно, оно – скатится с небосвода…
И когда вернётся с другой стороны, ракета – поднимется, сорвётся со стапелей… и рванё-о-отся – вверх!!
Без него, Торопыги…
– Ты можешь не останавливаться и не слушать… Ты – Солнце… Лучше я – сам – постараюсь успеть, – кричит Торопыга. – Дурацкие рыжие научили меня… реф…лек…тировать…
Ха!!
Лучше – ползти.
Просто – ползти.
Всё ближе – к ракете.
Всё ближе – к полёту.
– Ты – высоко, но я – доберусь и до тебя, – смеется Торопыга.
И ползёт…
Сквозь бесчисленные травинки Байконура,
сквозь предостерегающее гудение мошкары,
сквозь себя самого…
Всё ближе…
ВСЁ БЛИ-И-ИЖЕ.

9

Время ползёт – не быстрее Торопыги…
Он влюбился в ракету – ещё ранней весною…
Ранней весною – узнал о Старте…
И оставил рыжих, и отправился – к самому сердцу Байконура.
Раннею весною…
Но, кажется, это были – разные вёсны.
Разные…
О, нет…
Торопыга – не мог опоздать.
Это – единственная весна, и время ползёт – не быстрее…
Да и… что такое – время?!
Ночь, день, ночь…
Весна, Лето…
На Земле…
Но Байконур и его сердце – совершенно другое.
Они – вне.
И дня, и ночи.
И Лета, и Осени…
И времени…
И Земли…
И Торопыги…
Нет.
Торопыга – успел.
Уже – успел.
Вот же оно – сердце Байконура, ограниченное стапелями…
Ещё неподвижное, но готовое содр-р-рогнуться – и удар-р-риться о синеву…
И р-р-р-р-рвануться – наружу.
Торопыга – успел.
И что ему – время?!
Теперь?!
Ползущее – не быстрее…

10

Наконец-то…
Уф…
Ракета нависает – прямо над Торопыгою, невероятно большая и… брр, ужасно холодная…
И хочется – оглянуться…
Да, оглянуться.
Что он оставит – и навсегда, – соприкоснувшись с ракетою, став её малою частью?!
ЧТО?!
Презрительное прозвище Торопыга, данное ему сородичами…
Нет. С этим можно не расставаться.
Торопыга!!
Рядом с ракетою это звучит… как ревущее пламя…
Тор-р-р-ропыга!!
Что же ещё?
Капельки росы, выпавшей на чудесные, зелёные листья…
Сверкающие капли росы…
И Солнце…
Не часть планетарной Системы, не сгусток огня, но маленький шарик, согревающий Торопыгу…
Замирающий над краешком Земли…
Утопающий в облаках…
– АХ!!
А дождь?
Тепло и свежесть проливающейся с неба воды…
Так – много – всего.
И всё это – за ним, за его панцирем…
И всё это – ждёт.
Обернись, Торопыга!!
Обернись и – останься!!
Тебя – раздавят перегрузки!!
Тебя – сожжёт раскаленное пламя, рвущееся из сопел!!
Тебя…
Маленького…
Ничтожного Торопыгу…
ОБЕРНИСЬ!!
И Торопыга оборачивается… но видит не капли росы, но Человека, спешащего – к нему и ракете.
Слишком устремлённого и большого, чтобы разглядеть за ним – тихое счастье и полноту бытия. Уже не нужную, лишнюю и вовсе не полную… полноту бытия.

11

– Товарищи…
Прощаясь, Человек пожимает руки сопровождению.
Человек в красно-белом панцире с надписью СССР.
Человек-улитка!!
– Он – спрятался в панцирь, он, наверное… боится?!
Торопыга тянется к Человеку в панцире…
Почувствовать – его внутреннее, укрытое панцирем естество.
– Товарищи…
Вот же – ракета, лифт…
Один-единственный шаг…
Человек не оглядывается на ракету, он знает, – она никуда не улетит – без него.
Он чувствует её – каждою клеточкою своего реального, укрытого панцирем тела.
Разве не это – звучит в его негромком «товарищи»?!
– Не бойся!! – умоляет его Торопыга, и стебельки его глаз наполняются слезами.
Торопыга уговаривает Человека, умоляет – Человека, требует…
– НЕ БОЙСЯ!!!
Человек – не имеет права – бояться.
Человек – не Торопыга.
Зачем он спрятался в панцирь?!
Зачем он – задерживается?!
Зачем не рассмеется, шагая в кабину лифта?!
Синее небо – панцирь, в который прячется Человечество…
Разве Человечеству не хочется – вырваться на-ру-жу?!
В огромное,
невероятное,
ещё не обозначенное словами,
выр-ва-ться – из панциря синевы…
– Ты…
Оставаясь внутри, никогда не узнаешь,
не почувствуешь,
не поймёшь…
Только – наружу!!
С рёвом Ступеней, перегрузкою, болью…
Покидая панцирь, ты становишься – совершенно другим.
Уже это желание – покинуть…
Не потому ли Торопыга пугал своих сородичей?!
– Но ты – Человек. Ты – должен…
И Торопыга бросается – к Человеку – и требует, требует, глотая ненужные, лишние слёзы…
Бросается, буквально выскакивая из панциря,
из прежнего себя,
из своей медлительной ничтожной природы…
Наружу…
НАРУЖУ!!
И ВВЕРХ!!
В УЖАСАЮЩЕ ПРЕКРАСНОЕ!!!

12

– Ты не имеешь права… ос…та…нав-ли-ваться…
Человек – не Солнце, он – должен услышать. Обязан – услышать.
– Ты…
И Человек… слышит, и склоняется над Торопыгою и подхватывает его, и поднимает, подносит – к глазам…
И Торопыга… обмирает, окунувшись – в синее, рвущееся из глаз…
Смеющееся,
неукротимое,
Человеческое…
– Ты?! – смеётся Человек.
– Ты?! – смеётся Торопыга.
Смеются, узнавая – друг в друге…
ЧТО?!
Может, стремление – наружу?!
Или – горение внутреннего, его, внутреннего, – неутолимую жажду? Жажду – себя – иного?!
Смеются…
– Гм, гм.
И сопровождение пожимает плечами. Пожимает, не понимая.
Вылитые рыжие из ЦУП’а.
Умные…
Глупые.
– Ты!! – смеётся Человек.
– Ты!! – смеётся Торопыга.
А ракета – уже зовёт их, звенящим металлическим голосом зовет их – обоих.
Вырваться – прочь.
Выр-вать-ся.
И зовёт, и смеётся.
– ТЫ!!
– ТЫ!!
– ТЫ-Ы-Ы!!!

13, ЭПИЛОГ

– Ты, – лопочет счастливый Торопыга и – тянется навстречу синему, льющемуся из глаз Человека…
Тя-а-а-анется – и ударяется, утыкается в собственный панцирь. В собственную внутреннюю черноту.
– 3, 2…
И не может понять, куда же делся Человек…
И ракета…
Неужели Торопыга… прорвался – сквозь них – и оказался… в собственном панцире, из которого и рванулся – навстречу…
О, стремительный бросок – через весь Байконур и бесчисленные мысли – о себе и ракете…
И узнавание – Человека…
Всё это закончилось – ударом о панцирь.
Причём – изнутри.
Рвануться – наружу – и пройти всё – насквозь?!
И опять – услышать:
– 3, 2…
И почувствовать – желание вырваться…
И что-то – о пламени…
Какой-то нелепый, приснившийся зуд…
И облако-улитка…
Распавшееся – от любви.
Разорванное – любовью.
И Человек…
И всё это – насквозь.
И что-то – о пламени…
– 2, 1…
И желание – вырваться…
Выр-вать-ся?!
ВЫР-ВАТЬ-СЯ!!!
И время – заме…е…едлилось…
Коне…ечно, вы…рва…ться…
На…ру-у-у…жу…
В си…и…и…нее…
И-и-и…
И Торопыга рвану-у-улся – навстречу короткому:
– СТАРТ!!!
И багровое,
раскалённое,
большее и времени, и огня,
хлынуло – отовсюду…
И, становясь частью…
не ракеты,
не Человека,
но хлынувшего – отовсюду, –
Торопыга смеялся…
ТОРОПЫГА СМЕЯЛСЯ.

Опубликовано в Южное сияние №1, 2020