>>>
Окна, заплывшие снежными розами,
В оттепель канут, как в небытие…
Не разминуться нам, розным, с морозами,
Дикорастущее бу-ду-ще-е,
Загромождённое — нами? — подобьями…
Небу, отвесному днесь, — до утра
Хлопотно жить новогодними хлопьями:
Ёлки, петарды, шары, мишура —
Для приручающих вечность в одической
Силлабо-тонике, ибо в долгу
У испещрённой дактилоскопической
Строфикой дактиля там, на снегу, —
Ночи с тенистыми тайнами… В наледи
Явочной вечности, к слову,
в глазах
Чисто у музы альпийское алиби,
Вот и вьюжит в её черновиках.
«Мальчик, шампанского!». Эякуляция
Мощной струи в задубевший зенит!
Кто ж там язвит, что в поре девальвация
Вальса?! — он не иссякает, царит
Здесь, на лужайке. В пронзительной свежести,
Периферийными феями пьян,
Снег, если вслушаться, — это снег нежности,
В шёпоте, в шелесте сущего дан.
Если же, не разрешаясь прострацией,
И с прилежанием в лени досель,
И уязвимей душа,
то миграцией
Граций за до-олгие ночи отсель…
>>>
В освистанных буднях ушиблен поп-артом,
Себя предъявляя окну, интроверта,
Длишь сумерки марта над чахлым Монмартром
В гнезде у бретонки, Мольера мольберта…
Пока, с запустеньем в сознании, хрипло
Поют за стеной — вызревает интрига:
Шабли, безотчётное в чувствах, отшибло
Прохожему память: с кем пил, забулдыга?!
Захватанный бытом, быв, грешный, обузой
Морали засовов,
то рюмкою жив, то
гоним за экзотикой генами, — музой,
Ровесницей Свифта, не знавшего лифта,
При явной подагре, насельник юдоли
Клошара… Чем твёрже и бесповоротней,
С подачи его ж,
психология воли
Есть враг пустоты — не продукт подворотни,
Напротив родного пространства, в закале
Морозами и перегаром. ОВИРа
Там нет, потому ясновиденьем дали
Душа открывается зодчему мира.
Залог долголетья двуногих, от века
В реформах мутируя, — интерпретатор —
Язык, что осваивает человека,
Двусмысленней в казусах, чем препаратор
В умозаключеньях… Приблудные лица
Свежей в прикладном лицемерии. В холод,
В разгар остракизма тебе не столица —
Провинция ставила голос. Лют голод
На горстку тепла… По-захолустному надравный,
Не переболев ни бретонкой, ни мартом,
Врасплох застаёшь своё утро на равной
Ноге, отчужденец, с Мольером, с Монмартром…
>>>
Близ берега, под сенью облаков,
Наглядней, к грусти отлетевших граций,
Фаллическая статика буйков,
Сиречь растленье памяти… Гораций
Флакк Квинт: «Дерзай быть мудрым…», что иных
И приструнит, быть может, но — не это,
В отвесной ветрености молодых
Наездниц, упоительнее лето
Ночных дежурств. У памяти — весьма
Подслеповатое существованье
Нахлебницы. А тут уже зима
Зияет в вакуумном подсознанье,
Отдав на откуп опыту — вельми
Обильного обетами. Но опус
Об этих днях ждёт часа, чёрт возьми,
Пока морализатор ловит образ
На карандаш. И что там ни грядут
За дни, чреваты общим отупеньем,
В любви пассивны, пассию — пасут,
Подбадриваемы воображеньем:
Да-с, вырез выразителен, овал
Лица ленив… И как вовремя оно,
День, два пасут, и тут тебе — финал:
Закрыта дверь и непреклонно лоно,
Натаскивая рохлей на тоску…
Но у тебя, при пересудах душных,
«Ходок», их сколько было на веку —
Строптивых, неуступчивых… Послушных!
С проснувшейся цикадою в виске,
Вдруг — мысль о новой, ровно в назиданье,
Что вызрела по зрелом содроганье —
Раденьем беса в дюнах,
на песке…
ПАТРИЦИАНКА
Сведущая, по самозабвенью, в оттенках
Элегической логики,
прошлого знак,
Упоённее патрицианка в оценках
Настоящего и настающего, как
Ни клянут… Взращена повседневной тщетою,
Злободневная бедность иссякла, давно
Вытеснена возвышенною нищетою,
Изобилующею обидами, но —
не обетами… И, воплощённая твёрдость
В обобщеньях, она и в пустяшном пряма,
Как диктует ей высокогорная гордость
Урожденной стихии. В сходящем с ума
Мире, нафаршированном фальшью, — к забвенью
Вышних заповедей, и лишь истины близ,
Для неё, тяготящейся днями и тенью,
Экспрессивен в своей бестелесности бриз
с моря… На побережье, под вешнею фигой,
Солон сельский уклад, что ук-ла-ды-ва-ет
Её заполночь, в изнеможении, с книгой
Под обзор зорко вчитывающихся — нет! —
Фабулой увлечённых планет: удалённость
Их — условность. Прозренью сродни, искони
Тон рефлексиям сим — задаёт утончённость
Комментариев к пасквилям черни, как ни
агрессивны они; как, назрев, ни капризно
Вдохновение пифии. Только одна
Роскошью эстетического стоицизма
Мне сродни, прекословя нахрапу, она.
Абстрагируясь от низости, над волнами,
Чей характер и сложен, и непостижим,
Она смотрит на непосвящённых — глазами
Моря… Моря?
Нет! — пристальной дали за ним.
>>>
Лютует в сердце лето. Горше узы
привязанностей. Тем берёт адепт
Растления, мужеподобной музы
дежурного внимания предмет,
Что, несмотря на возраст, но — под взгляды,
теряющий во мнении пустых
Кликуш, скабрёзней паладин Эллады,
в охоте на приятельниц чужих.
В молчание забившись от абсурда,
под децибелы для дебилов, но —
Резонно сардоническая, сурдо-
душа мирволит байбаку. Одно
И тешит… Прилежание утроив,
за то тебе, фемина, исполать:
Под прессингом их, нравственных устоев,
по сути, одному не устоять,
Что там ни предрекают оборотни:
бессмысленнее нет занятья, чем
Не подворовывать у подворотни
оторву, отворившуюся тем,
Что вкрадчивы повадки, а не грубы,
и — страждущему тянутся воздать
Соски её и, пунцовея, губы,
что алчут дегустации… Опять
Тряхнув судьбой, запомни её — кроткой,
но не забудь по ясной воркотне:
Ни стопкою, ни лакомой молодкой
не обмануть лукавый возраст, вне
Плодимых плотоядных… В мире утлом,
уж если только подфартит, байбак,
С кем там в постели ты ни встретишь утро,
но с ведома не музы — ведьмы, так…
>>>
Близ Канн, и под лязг голышей — не стаканов,
Душой ты в заснеженном детстве — оно
Трофейными феями киноэкранов
До сей поры в зимах одушевлено,
Тем более здесь вот, в виду баркентины,
Где от откровенных бикини пестро,
Лукавую маску ночной Коломбины
Губами жуира снимает Пьеро.
Средь полураздетых,
но с той из-под масок
Призывностью, что будоражит умы,
Уже и не до обескровленных красок
Сибирской зимы, век обутой в пимы:
С закушенной розой скорее — latinos,
Кому ж выпрядает мажорный мотив
Фемина, чьи попка и перси — навынос,
Лучистым движеньем тебя залучив?
Здесь нет места мифам… Согласно эпохе,
Веселый цинизм пикировок, вино,
Рука на коленке — не взгляды и вздохи —
Курьеры твоей куртуазности, но
Потом на песчаном мысу, по резонной
ли (?) паузе, сводишь объятья, глуша
Растерянность феи — интонационной
Ночной интенсивностью фавна, греша
Подчас и гротеском. Выходит, с лихвою
Проказничая,
но — грядущий утиль,
Интрижками взял ты — взбодрённый борьбою
С её предрассудками… Сумерки… Штиль…
Она уже, как и предрёк ты, готова…
И только (голимый до сладости лёд)
Сосулька из детства, родная, с резного
Карниза нет-нет да и в сердце кольнёт…
>>>
О. И.
Всё чаще порицаемый, вне связи
С моралью и не в масть маститым, я
Упорней, беспорядочные связи
В систему у-по-ря-до-чи-ва-я,
Покуда, загорелые, ко гневу
Филистеров, здесь раздеваются
Сирены, прародительницу Еву
Телесной откровенностью язвя…
Направленно неправеден, не споря,
Под сонмом надзирающих светил,
Я отпустил их, обнажённых, в море,
И благо, что вконец не упустил
Их, взбалмошных. Под южными Весами,
Слежу их игры, обоняя хмель
Тосканских лоз,
усыновленный снами
Жены — отсель за тридевять земель…
Не ведать бы ей, пифии дознанья:
Резвятся Адриатикой, в глуши,
Не демоны ночного подсознанья,
Но — явленные ангелы души,
И в то же время (по спине мурашки…)
Они, воображение бодря, —
Две хрупких буколических букашки
На молодой ладони бытия,
Покуда же, застенчив, открываясь
В томленье по телесному теплу,
Их (в женственности жёсткой) дожидаясь,
Дождь, малахольный, киснет на молу…
Но посегодня, лишь глаза закрою, —
Они, призывный плеск, передо мной,
Обнажены, под мерною луною,
Наяды Адриатики ночной…
>>>
Не из ряда (пора бы просечь…) аллегорий,
В пасмурное столетье, теряя чутье
На влеченье влекомых — шабаш фантасмагорий! —
Приворот правоты отживает своё
Как огрех эволюции,
надзираемый Летой.
С истиной, не дающейся в руки,
скорей,
Только с честью в чести, уживаются с этой
Жизнью, не заживаясь, как правило, в ней.
Нешто, с форой коллапсу, не симптоматично,
Что, в недоразуменьях, сметливей она,
Жизнь, — живому не в прок, намертво герметична
Для гармонии,
хаосу отворена?
Неизменное в низменном, ровно бы назло
Целокупности яви, а пуще всего —
Логике,
«человечество (Миллер) завязло
В облике одного…». Не от мира сего (?),
Откликаясь сторицей тоске о высоком
И аскезой в содоме спасаясь, душа
Ровно скатана, неприручимая, в кокон,
Отрешась от действительности… Не греша
Предсказуемостью, в чёрством хлебове буден,
Не единожды,
но — зарекаючись впредь,
Имяреку с плаксивою проседью — будет
Вдосталь времени — пить, непреложное петь…
>>>
Осенью, при закате её инфракрасном,
Попранный правотой двоедушья, цепной,
Лишь для циника — непререкаем в прекрасном,
Мир единоутробен, родившись с тобой, —
Сущий недоброхот…
Агрессивней ненастье,
Зазываемо в душу тоской… Искони,
Как ни парадоксально прозрение, счастье
В том, что ты не доищешься счастья, как ни
бейся лбом о реальность…
Не в том утешенье,
С обаяньем сердечного бденья, не в том,
Что логично — лягнуть себя… На иждивенье
У надежды в промозглые годы — облом:
Умаленье себе на уме… С постоянством
Непроглядного сердца,
присяжный мотив,
При дежурной улыбке, мотив ницшеанства —
Прирожденное нищенство, не утолив
Окрылённости, прямо скажу, в злоключеньях…
Инфицированному инфляцией, суть
Человеку в сомнениях и разночтеньях,
Узнику подсознанья, — единственен путь
Только силы… Настырней в своём — двоедушье
С лицом, ровно бы сжатым в кулак, ведь в цене
Бесхребетность — при единодушье бездушья
В обыдёнщине, чаще мытарящей — не
пособляющей… В недоброжелательной к голи,
В обеляющей чёрствое небытие —
Жизни, обезображенной бедностью воли
К безупречности,
не порицают (?) своё
Слабодушье… Для чистосердечной сызвека,
Но всё чаще — в забвенье за давностью лет,
Для души, отложившейся от человека,
Ни отдушины,
ни оправдания нет…
Опубликовано в Лёд и пламень №5, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!