Николай Гайдук. КУБОК ВЕТРА И ОТВАГИ

«Был!»  —  это короткое слово раскатилось, как выстрел, по Крайнему Северу, где легендарного бродягу и поэта Сергея Лузана почти в буквальном смысле знала каждая собака. А он любил их, братьев наших меньших. «Они,—  говорил Серёга,—  не предают!» Кудрявый, красивый, отважный и дерзкий, иногда он из тундры прилетал со своею любимою голубоглазенькой Лайкой и вместе с нею фланировал по Норильску, подшофе заявляясь то в редакцию газеты, то на радио, то на телестудию.
И везде, везде, где Лузан появлялся, начиналось нечто вроде некалендарного праздника  —  уж такой это был человек, типично русский, широкий, щедрый на поступок и на слово. У него было редкое, потрясающе редкое чувство справедливости, чести и достоинства.
Из-за этого, кстати сказать, Лузан и оказался в Заполярье.
Родившийся в Благовещенске Амурской области (1946 год), Серёга несколько лет батрачил моряком на Камчатке, на Сахалине (1968–1971 годы). Ах, какое же славное времечко было на циферблате истории: перед Лузаном нарастапаху открывали «двери» даже заграничные порты  —  Лиссабон и Марсель, и что там ещё, я не знаю.
Серёга  —  романтик по натуре и поэт  —  был безгранично влюблён в корабли, в моря и океаны и во всё другое, что связано с нелёгким делом моряка. Но пламенное чувство справедливости оказалось сильнее, и Серёга однажды взорвался на корабле  —  «отретушировал» физиономию то ли капитану, то ли боцману. Корабельная «шишка» какая-то обнаглела, пользуясь тем, что моряки всё стерпят, промолчат. А Серёга не стерпел и потому одномахом был списан на берег.
Настроение, как сам он рассказывал, было такое весёлое  —  хоть топись. И тут ему кто-то шепнул насчёт Заполярья и солнечно-курортного города Норильска. И Серёга, ничтоже сумняшеся, помчался туда. И без ума, без памяти влюбился в тундру, бескрайностью своею синей очень похожую на океан. И стал он охотником  —  первоклассным профессионалом. Правда, не сразу. Сначала он увлёкся журналистикой, где добился отличных успехов: международная премия журналистов  —  1979 год, Болгария; премия радиожурналистов  —  1981 год, Китай. А вслед за журналистикой, где он разогрел своё перо, потекли рассказы, тоже не оставшиеся незамеченными: премия имени Огдо Аксёновой «Вдохновение»  —  1990 год, Норильск.
И т. д. и т. п.
Оказавшись на Крайнем Севере, он пешкодралом исходил весь Таймыр  —  от эвенкийской тайги до побережья Ледовитого океана. Но, кроме этой северной романтики, он полной грудью хлебнул ещё и то, что наш брат-писатель чаще всего «стесняется» даже пригубить,—  он был проходчиком, едва ли не стахановцем, на кошмарных, на каторгу похожих норильских рудниках.
Человек оригинального характера и необычайного поступка, он писал характерную прозу  —  короткую, ёмкую, хватающую читателя за грудки или за воротник: невозможно отвлечься. Меня его проза привлекала всегда глубиной и объёмностью: на пяти-семи страницах умещалось то, что другой мог бы разлить и разбодяжить на пятидесяти. Но прежде всего привлекало и удивляло то, что рассказы его не высосаны из пальца  —  сквозь бумагу всегда проступали своеобразные «водяные знаки» Лузана: просвечивали живые люди, имена, истинные судьбы и вполне конкретные сюжеты.
Северянин Юрий Бариев когда-то коротко и точно сказал: «Сергей Лузан  —  бешено талантливый человек, делающий всё в жизни со страстью…»
И жалко, очень жалко, что Лузан, как это нередко бывает среди русских художников, небрежно относился к своему таланту: рукописи, порою испятнанные винцом, нередко валялись то на подоконниках, то под столом. Глядя, как Серёга ведёт себя в жизни и в творчестве, я неоднократно убеждался: не зря и не случайно этот Лузан, когда жил и учился в Москве, был ярким представителем оригинального общества СМОГ  —  Самое Молодое Общество Гениев. Он, кажется, меньше думал о своей литературной судьбе, нежели о судьбах своих друзей-товарищей по литературе. И доказательством тому  —  книга рассказов под названием «Стая». В 2001 году эта книга вышла при финансовой поддержке профсоюза металлургов Норильска. А если точнее  —  при поддержке Виктора Быстрякова, лидера профсоюзов.
Лузан тогда сдружился с Быстряковым  —  если не наоборот, но суть не в этом. Лузан в то время имел возможность спокойненько издать свою собственную книгу  —  солидную, пузатую. Но в том-то и дело, что он до конца своих дней оставался человеком артельным  —  за литературную артель душа болела. И потому Серёга придумал сборник «Стая», куда вошли молодые тогда ещё литераторы Заполярья. Этот сборник, в общем-то, и подружил меня с Лузаном, хотя знакомы были мы давно  —  с середины восьмидесятых годов, когда я впервые прилетел в Заполярье. К сборнику «Стая» написал я предисловие, потом с этой книгой мне суждено было оказаться в Норильске, там состоялась презентация, и… И, в конце концов, я сам стал северянином почти на пять лет. И произошло это во многом благодаря неуёмной энергии Сергея Лузана.
Матёрый тундровик, он зачастую пропадал в тундровых просторах, но всё же «в люди» выходил время от времени. И я неоднократно наблюдал, как тепло и даже почти по-родственному встречали его в самых различных кругах  —  среди литераторов, среди художников, среди лётчиков, рыбаков и простых сермяжных работяг. И всегда и везде он был свой, что называется, в доску. И везде  —  как будто дома у себя.
Вспоминаю, как мы с ним на вертолёте однажды  —  планировали только на денёк  —  забурились в такую тмутаракань, где пришлось нам в зимовье куковать несколько суток: непогодица держала на приколе.
Меня это жутко нервировало, а Серёга только усмехался. «Я умею ждать!»  —  сказал он. И это правда. И это, как я понимаю теперь, от крепости характера, от несуетности сердца и души.
Неординарный характер Лузана проявлялся и на Большой земле, когда, например, он заведовал красным чумом в посёлке Усть-Порт (1971–1975 годы). Или когда он работал редактором телекомпании «Норильск» (1995 год). Но всё-таки прежде всего характер его в полный рост поднимался в тундре, в диких, порою нечеловеческих условиях Крайнего Севера.
Вот картинка для примера. Зима, температура присела  —  ниже пятидесяти. Две тяжёлых танкетки хотели через реку проскочить по льду. Одна успела, а вторая почти на середине обломилась в полынью  —  залегла на глубине четыре с половиной метра. Никто из людей, слава Богу, не пострадал. Но танкетка, мать её! Как теперь достать? Водолазов вызывать  —  так это нереально. Хотя водолазу там работы на пять минут  —  только и нужно-то нырнуть и трос зацепить. А случилась эта закавыка неподалёку от зимовья, где Лузан в ту пору зимогорил. Мужики пришли к нему и рассказали, что да как. И Серёга тогда, по привычке своей кулаком пристукнув по столу, сказал: «Короче! Наливайте водки два стакана!» Ему налили.
Серёга дербалызнул, разделся до трусов, верёвкой себя опоясал, чтобы ненароком под лёд не затянуло. «В зубы» взял стальной кручёный трос и нырнул в такую кошмарную водичку, в которой даже медведь заполярный зубами застучал бы от холодрыги. И через несколько минут танкетку вытащили. И вот таких сюжетов, связанных с характером Лузана,—  целый воз и малая тележка. Вот такой он был отчаюга.
Рискованный характер Лузана нередко доводил его почти до погибельного края  —  за ним, за охотником, даже кое-кто охотился в заполярной тундре. Его просто-напросто угрохать хотели, потому что Серёга, не разбирая чинов и регалий, довольно-таки жёстко наказывал браконьеров. И одна такая «вёселая» история чуть не закончилась выстрелом в спину Лузана. Историю эту Серёга рассказал мне в Норильске, в Доме писателей  —  в Доме, кстати сказать, который был отвоёван у местных чиновников и широко-шумно, торжественно открыт только лишь благодаря «термоядерной» энергии Лузана. (С 2000-го до 2005 года он был председателем Таймырского регионального отделения Союза писателей, членом правления Союза российских писателей.)
Так вот, когда он рассказал мне, как за ним охотились по тундре, а рассказчик-то он был красноречивый, я спросил: «Так что же ты об этом не напишешь?» И Серёга, жизнерадостно сверкая глазами, как это только он умел, откровенно ответил: «Я в этой истории не смогу быть объективным. Если хочешь  —  я тебе дарю сюжет». И через несколько лет Серёга Лузан стал прототипом главного героя моего романа «Царь-Север». А ещё через несколько лет наступила пора нам прощаться с Заполярьем. Серёга уехал в древнерусский Изборск  —  это Псковская область, там у него была приготовлена «тихая пристань».
Хотя и там Серёга не мог затихариться, не сидел на месте  —  завёл знакомство с В. Я. Курбатовым, мотался в Питер, где после Крайнего Севера поселился бывший профсоюзный лидер Виктор Быстряков, тоже человек артельный, до последнего дня постоянно державший руку «на пульсе» Лузана.
Благодаря Быстрякову два года назад до Серёги дошёл вот этот мой текст, который написал я, собираясь открыть новую рубрику под названием «Скажи сейчас». Заметка называлась  —  «Символ Севера».
Для меня символ Севера  —  Серёга Лузан. Невозможно себе вообразить, сколько силы, огня и энергии скопилось в одном человеке  —  и это Серёга Лузан. Врун, болтун и хохотун, поэт и фантазёр  —  всё это про него. И тут же про него  —  надёжность, верность, братство и обжигающее чувство справедливости. Я не видел человека, более резкого на проявление фальши. Я не видел человека, более подходящего под понятие «человек Севера». Стужа, зной  —  всё побоку.
Это  —  Серёга Лузан. Это фантастическое сияние любви в его глазах, сияние, которое может обернуться вспышкой гнева, если кто-то заслужил. Но более того  —  сияние любви. Это  —  Лузан. Это редкость.
Они, Лузаны, уже на Севере практически не водятся. И это грустно.
Живи, Серёга. Живи и радуй!

Опубликовано в Енисей №1, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Гайдук Николай

Родился на Алтае в 1953 году. Детство прошло в селе Волчиха. Окончил медицинское училище, Алтайский государственный институт культуры в Барнауле, Высшие литературные курсы в Москве. Российскому читателю известен как поэт и прозаик, автор книг стихов и прозы, вышедших в разные годы в нашей стране и за рубежом: «Калинушка-калина», «С любовью и нежностью», «Волхитка», «Лирика», «Святая грусть», «Царь-Север», «Избранное», «Златоуст и Златоустка», «Зачем звезда герою», «Понять и простить», «Божество пастухов и поэтов». «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова»,— так раннее творчество автора оценил один из ведущих российских критиков В. Я. Курбатов. Член союза писателей России.

Регистрация
Сбросить пароль