Плотный, напористый стих Натальи Ивановой держит читательское внимание своей экспрессией, поэтический жест её определённо проявлен. Внутренний сюжет стихотворенья развивается динамично и неожиданно. Пряный привкус восточной тематики и свободное дыханье – свойства её поэзии.
Д. Ч.
* * *
Слышу, звенят недостачи в твоих букварях,
Доски исписаны мелом и стёрты прибытки.
Был великаном, а нынче – слуга при царях:
Крошится хлеб и вино разбавляется жидко.
Чаша Грааля – казалось бы, вот, протяни
Руку, но пенные кубки опять передвинут
В залы, где кровь голубая. Кляни-не кляни
Лямку старанья, а будешь ни к месту, ни к чину.
Всё же, я смею напомнить: драконы, киты,
Мельницы, гидры и прочие ложные знаки
Были с тобою на “ты”,
Но не сбили с версты.
Так почему ж – у престола навроде собаки?
Так почему же, пройдя меж чудовищ, сирен
И возвратившись, робеешь в браваде у трона.
Лук неподъёмен, стрела отлетает от стен.
И Пенелопа стоит…
под венчальной короной…
ВЬЕТНАМ
Страна-новолуние… Царственный полумесяц вьетов,
Лодка рыболовецкая, бамбуковая субмарина,
Ребёнок за спиной полуострова, привязанный к суше лентой –
Ловит руками креветок, кладёт их в ту же корзину,
Где устричный жемчуг скрипит парусами солёного флота,
Где рисовых рос хватает всем сёстрам на ожерелья…
Там женщины чинят
и сети,
и жёлтые флаги,
и раны – такая у них работа.
А ласточки сушат гнёзда на бельевой параллели…
* * *
Нам бы до ста добраться в аскезе.
Колосом, тёрном, лозой – по вере.
Список короткий – в него не лезут
Клин журавлиный, синичьи перья.
В нём не бывает страниц, закладок –
Чистый поток и попутный ветер.
И вырастают из всех тетрадок
Корни деревьев, яблоки-дети.
Падают рядом и вносят лепту –
Следом идущим шагать ровнее.
«Существовать» заменив на «сущий»,
Хлебник – замесит, Сеятель – сеет…
* * *
Вдоль дороги пальмы и хижины «сделай сам».
Ананасы растут в ползучей траве и колкой.
Поезда над обрывом сигналят летучим псам.
И снуют – тук-тук – жестяные мотодвуколки.
Мне бы тоже крылья – повиснуть сомненьем вниз.
Или двигатель лёгкий, газ – и уже свобода!
Где-то чашка о блюдце звякнет: дождись-дождись…
Я в дороге – и это лучшее время года.
КУРС НА ОЗ
Из далёкого далека – девять тысяч миль –
В скороходных сандалиях пó ветру: курс на Оз.
Всем моим летучим коврам и голландцам пожелай под киль
Высоты такой, чтоб не сесть на мель, и подуй всерьёз
На горячую кровь и в парус над скорлупой,
Да на чашку чая, с которой идёт отсчёт.
Не теряй меня – я плыву голубой тропой,
Да по краю блюдца… Ты в парус подуй ещё.
* * *
Ожидания вирус не лечится Аюрведой.
Горизонт, как глобус, прокрутится вдоль оси.
Долгожданный гость, непременно к тебе приеду
На воздушном змее, на ласточкином такси,
На летучем лисе –
и кожаный, чёрно-рыжий
Распахнётся зонт: я не Мэри, но ветер ждёт.
В разных странах, как в разных спальнях, – куда уж ближе,
Если есть шагрень, огниво и самолёт.
Если входишь в сон, и сцепляются искры в кремне,
И спешит собака с глазами, как жернова…
Расскажи, мой друг, какие стыкуют клеммы,
Чтобы так терялись время и голова.
Помечая мелом ворота любых собраний,
Где маршруты сходятся людно и не видны,
Я иду навстречу нежному «до свиданья»
Сквозь стекло, с его изнаночной стороны.
* * *
Если вглядеться в даль, не плывёт ли плот…
Веер-журавль машет: сюда-сюда.
Не шелохнётся высохшая вода.
Девочка-статуэтка сидит и ждёт.
Что неподвижней: плот или острова?
Миф корабельный ржавеет от века к веку.
Море воздушное, дай мне того человека,
Кто наводнит эти реки и рукава.
Кто испытает парус у красных скал…
Зонт раскрывается, сливы щебечут томно,
Плот приплывает к берегу, словно к дому.
Этот шатёр не такой ли, как ты искал?
После потопа, двенадцати лет мытарств,
Рейсовых вылазок – строго по параллелям,
Что твоя гребля!
Я поднимаю с мели –
Вёсла,
осколки,
лодки
забытых царств.
* * *
А в лавке старого квартала – кит-стрекоза в гравюрной рамке…
Как будто я не понимала, что будут ямы, а не ямки.
Но котлован ночных прогулок казался неопасной лужей,
Поскольку каждый закоулок всегда выталкивал наружу.
Как будто я не понимала, что я не избрана, а звана.
И только крылья истязала – прозрачно-тонкие мембраны.
На дне справляя новоселье, спиною чувствовала бездну.
И громыхало подземелье по сухожилиям железным.
Но в этом кносском лабиринте – была не пленницей, а гостьей.
Крыло армировано нитью и не похоже на стрекозье…
И режет цепи, режет связи. А с виду – легче водной плёнки.
И крутит ключ крестообразный винтов тяжёлые заслонки.
И поднимая дирижабли, сгорают топливные сферы.
И в небе тает кит-кораблик, моя крылатая химера…
* * *
Тучное небо над старым железным вокзалом.
Локомотивы – как будто двуглавые птицы.
Дизельным маслом натёрты полозья и спицы –
Легче скользится из кузни в литейную залу.
Птицы в ремонте. Их перья – в почистке, в починке.
Ставят колёса, меняют цилиндры, каретки.
Есть, говорят, к океанам железные ветки.
Значит, пора снаряжаться по южным тропинкам.
Значит, не время сидеть у окна над котельной:
Семь стеллажей и сливовое дерево в кадке.
Стулья без спинок – они не боятся усадки.
Есть, говорят, к океанам фургон карусельный.
Есть, говорят, к океанам канатные рельсы.
Кран мостовой не под крышей скользит, а под тучей.
Есть, говорят, магистрали – железней и круче,
Там, где беззвучно стучат перелётные рейсы.
Опубликовано в Эмигрантская лира №2, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!