Миясат Муслимова. О ФЕНОМЕНЕ ЖЕНСКОГО

Парадоксы поэзии и неожиданны, и закономерны. Когда поэт в стихах обращается к другому, на самом деле он обращается к себе, но говоря о себе, всегда говорит с другим. Где, на каких границах пересечения «я» и «ты» мы получаем свыше великое право почувствовать головокружительную многомерность жизни и приблизиться к её дыханию? Мы можем мучительно искать язык выражения своих чувств, шифровать их загадочными метафорами, чтобы сложностью описания скрыть силу той правды, которую мы порой и себе не можем сказать. И как должна быть велика сила этого чувства, чтобы безоглядно говорить о сокровенном. Это выстраданное право, дающее ту высоту свободы, перед которой уходит всё случайное и лукавое. Татьяна Парсанова — поэт редкой силы, о чём и свидетельствует её книга «В унисон с дождями…», выпущенная в этом году в Москве редакционно-издательским домом «Российский писатель». Любовное, пейзажное, бытовое, социальное — всё в лирике Т. Парсановой глубинно-философское и, самое главное, столь полнокровное, что властно захватывает читателя. Виртуозно владея технической стороной стихосложения, она не хочет удивлять изысками формы, и сам читатель менее всего думает об этом, потому что в подлинном совершенство формы естественно, как дыхание.
Что же делает голос автора особенным, почему так хочется прислушаться к нему? Семь разделов книги, каждый из которых — как биение собственного сердца, ощущаемое здесь и сейчас.
«И лишь с тобой…», «Ну что, душа, ты снова не на месте?», «Чем пахнет ежевичное варенье?», «Такая жизнь — бурлящая река…», «Милый ангел, ау…», «Из разнотравий собранным нектаром», «Афган. Незабытая война». В каждом из них — та же героиня, но кажется, что перед тобой распахивается бездонность и широта всей жизни, жизни, связанной с историей страны, с миллионами людей одного поколения, уникальность которого с течением времени всё больше постигается и самыми большими скептиками. И чем личностно-индивидуальней лирическая героиня Т. Парсановой говорит о себе, тем от страницы к странице явственней портрет целого поколения. Наверное, дело в том, что у нас одна история на всех, в том, что мы учились жить и чувствовать у тех, кто без колебаний встал на защиту страны в июне сорок первого, кто впитал любовь к своей земле с самого рождения и думал о долге перед ней. За прошедшие более чем два десятилетия после развала советской страны даже самый оголтелый её противник, пройдя через дары эпохи дикого капитализма и коммерциализации всех сфер жизни, не может не признать права на ностальгию по тому высокому и прекрасному, что было в людях советской эпохи («Вам, нынешним, и не понять…»). Современная поэзия богата числом молодых, ищущих свой язык и придумывающих его. Но они ярко вспыхивают и быстро угасают, это преимущественно поэзия одного дня. Причин содержательной пустоты много: кризис человеческой души, утрата идеалов, смысла жизни, отрыв от корней. Но самая главная причина в том, что сказать ещё нечего и делиться нечем. Поэтому современная поэзия всё же движется и развивается преимущественно поэтами среднего поколения.
Читая книгу Т. Парсановой, невольно вспоминаешь слова Гегеля о том, что хотя гений и вспыхивает в юности, лишь зрелый возраст способен давать подлинно зрелые художественные произведения: многое должно пройти через ум и сердце автора, прежде чем он будет в состоянии воплотить в конкретных образах подлинные глубины жизни.
«И лишь с тобой…» — так называется первый раздел книги. Это вечная, как мир, и в то же время уникальная и неповторимая история одной любви, рассказанная женщиной-поэтом. Татьяна Парсанова расширяет пределы понятия женской поэзии, вводя традиционную тематику в бытийно-философский контекст и открыто демонстрируя абсолютную приверженность женской стихии.

Там, где к понятию «женская поэзия» традиционно относятся с некой иронией, понимая под ней пусть и талантливо написанные стихи, но касающиеся узкой сферы чувств, там, где порой сами поэтессы пытаются дезавуировать женское начало или дать его в узких рамках утешно-безутешного обладания, Т. Парсанова превращает женское в универсалию весомого слова о мире, в меру его оценки. Её лирическая героиня — это женщина, усмиряющая во имя любви гордыню, но при этом не теряющая своё «я», а словно кристаллизующая его с опытом жизни. С каждым разделом книги образ её дополняется, он многомерен: возлюбленная, мать, дочь, друг. Это женский космос, пронизывающий мир, как рентген, выявляющий подлинность и мнимость, силу и слабость, но не с точки зрения всеведающего и судящего, а в силу следования каким-то инстинктом нравственному чутью. А оно не судит: понимает, прощает, милует, внимает. Нет, это не ангельский голос, этот голос земной женщины, которым говорят миллионы.
И это не разрушение цельности характера, а органика богатой натуры, чутко отзывающейся на разнообразие жизни и её вызовов, это умение быть больше той ситуации, в которую поставила жизнь, умение совмещать по отношению к ней позицию внутри — и вненаходимости.
Вечная женственность — понятие, связанное для нас с именами В. Соловьёва и А. Блока, овеянное мистикой. Новое время даёт новое, всеобъемлющее наполнение этому понятию, и оно художественно ярко и убедительно в произведениях Татьяны Парсановой. Обычно обретение одного ведёт к отказу от другого или его потере, ослаблению, но её героиня, абсолютно понятная в открытости своих женских чувств, умеет видеть мир в свободе от самой себя (отсюда и мудрость, и самоирония), сохраняя при этом ту же силу внутренней энергии чувства. Образ любящей женщины в её поэзии многомерен, богат, неоднозначен, но во всём органичен. И в интонационном богатстве, и в разнообразии средств художественной выразительности, в яркой образности создаётся полнокровный образ Женщины, в которой соединилось всё, что мы находили и в песенной народной лирике («Не цветами-лебедой»…), и в страстной бунтарской лирике Цветаевой («Метель взбесившейся волчицей»…), в сдержанном драматизме Ахматовой («Мешаю кофе с дымом сигарет»…), в раскольничьи-обжигающих и молитвенно-утоляющих строках всех тех, кому диктовала строки Муза. Да, героиня Татьяны — и воплощение всеобщности женской судьбы, но она же и та единственная, которая творит своего Мужчину, причём не как идеальный образ: она задаёт ему такие горизонты существования, которые он сам в себе не мыслил. Чётко определяя границу между мужчиной, принадлежащем внешнему миру и ей лично, в публичном существовании она задаёт ему высочайшую планку, благословляя на подвиг и мученичество: «Когда с тебя сдерут седьмую шкуру, Когда в душе мятущейся ни зги; Знай — там ты должен лечь на амбразуру, А здесь — тебе прощают все долги. И пусть октябрь смывает радуг блики, И радость дня затеряна во тьме… Ты знай, что там ты должен быть великим, А здесь ты тот, кто просто нужен мне».
Стихотворения, раскрывающие переживание Женщиной всех перипетий любовных отношений, воссоздают и мир Мужчины. Это, конечно, не прямое слово героя, пусть и цитируемое, это образ-отражение. Читательское восприятие следует авторскому переживанию, поэтому он всё равно будет оцениваться с точки зрения соответствия ожиданиям героини. Мир мужчины — это другой полюс, не менее непостижимый и сложный.
Ничего не изменилось со времён цветаевского ожога («…мой милый, что тебе я сделала?..»), разлюблённость вечна, как и любовь, но есть та точка преломления, где настоящим проверяется прошлое: а было ли оно? И если было, не было ль обманом? И так до бесконечности. Женщине дано уметь отпускать, пусть через бесконечный поединок ума и сердца, но дано ли мужчине уходить не раня, не перечёркивая свет прошлого?
Как много порой остаётся невысказанного: из гордости, из боли, от отчаяния. И в самый тяжёлый миг расставания женщина максимально близка к прощению («В оправданье тебе я ищу по привычке причины»). Да, малодушие одного в любви искупается благородством другого, но позволяет ли это отказаться от понимания правды хотя бы перед самим собой? Знает ли мужская любовная лирика беспощадность самоанализа? «Денисьевский цикл» Ф. И. Тютчева, пожалуй, уникален в этом смысле. Любовь как поединок, по мысли предания, завершается гибелью более ранимой души, чаще это женская доля («любя, страдая, грустно млея, Она изноет наконец»). У Тютчева в поединке гибнет и второй, не в силах пережить потерю. Но это ответ 19 века.
Вечная загадка: чем рождается любовь и что её разрушает? Архетип женщины требует безоглядности и вечной преданности («Я пойду за тобой… Позови»). Любовь — это искусство принимать другого таким, как он есть, или пытаться ломать его? («Слово на слово…»). Это и искусство щедрой самоотдачи, и искусство усмирения («Я кричу себе — стой!»). Любовь женщины — это не часть жизни, а вся жизнь, это понимание того, что в отношениях двоих есть мера, которую нельзя переходить, чтобы не оказаться перед лицом потери.
Отсюда молитвенная страстность обращения, явного или неявного. Явного тогда, когда это уже признание необратимости потерь, неявного тогда, когда есть время сохранить любовь, ибо есть нечто, о чём не говорят, но что осознаёт каждый в своей общечеловечности, не разделённой на мужское и женское: «Не стань чужим, прошу тебя, В слепом желании быть правым». Услышит ли? Доказывающая каждым словом, что равная ему в уме, воле, силе, а для читателя — превосходящая — правдой и глубиной понимания, сохранением достоинства, не поступающаяся при этом искренностью и силой чувства, лирическая героиня Татьяны Парсановой утверждает силу и достоинство Любви, открывает через лирическую исповедь новые грани высоты человеческих чувств и доказывает, что назначение художника — уметь находить свет в глубине человеческого сердца и посылать его миру.
Второй раздел книги под названием «Ну что, душа, ты снова не на месте?..» — не просто диалог лирической героини с собой. Это другое измерение жизни после того, как Любовь отпустила человека («Разрушают бастион надежды Думы невесёлые мои… Так бывает… Словно из одежды, Вырастают люди из любви…») Но то, что казалось драмой конца, вдруг оборачивается такой паузой созерцания, которая вмещает миры и пространство и одновременно даёт ясность и зоркость осмысления всего. Жизнь после жизни или, наконец, свобода для неё? Возможность совмещать в себе позицию внутри — и вненаходимости даёт не свободу перемещения, а свободу разворачивания духа. Любовь, покидая человека, оставляет его один на один перед лицом времени. Философичность стихотворений Татьяны Парсановой, как уже отмечалось,— неотъемлемое свойство её поэтического мироощущения, оттого так органично каждое из них. Строки то выпеваются, как песня, где невозможен иной порядок слов и мыслей, оставляют какое-то тягучее эхо, рождённое пластичностью образа, его прорастанием в другие образы и смыслы, то звучат упруго, сжато, афористично. Мотивы пустоты и одиночества, когда сердце, пережив утраты, предательство, боль, «всё меньше верит в исцеленье» и учится искусству прощать, понемногу отступают. Очень тонко, искусно показано, как оттаивает сердце, как меняется взгляд, потому что жизнь каждым движением, каждой картинкой, напоминая о себе, меняет восприятие мира.
Это симфония, где всё взаимосвязано и отсылает друг к другу, где, как оказывается, всё соединено Любовью, вбирающей в себя малое и великое («Прошлого памятка — синий кусочек винила. Темой любви на подкорку записано детство…»).
Мир привычно делят на земное и небесное — тема для романтического страдания, в котором всегда есть какая-то часть условного. В мире Т. Парсановой нераздельны одно от другого, поэзия, искусство — это та форма перетекания жизни, в которой душа находит и спасение, и возрождение.
Формула счастья у каждого своя, но это потому, что людям свойственно забывать детство. Третий раздел книги «Чем пахнет ежевичное варенье?» предваряется эпиграфом: «Формулу счастья придумали дети, Просто её мы забыли немножко…».
Но сами стихи больше чем о детстве. Они о верности своим идеалам, о любви к своей стране — о том, что из нас пытаются вытравить вот уже несколько десятилетий, чтобы вычеркнуть целую эпоху нашей истории. Учебники истории, как оказалось, можно переписывать в угоду политической конъюнктуре, а правда сердца одна, и со свойственным ей бесстрашием она всматривается не в лица ожидающих, а в саму жизнь: «Такой далёкий семьдесят восьмой… Подумать страшно — это в прошлом веке. Девчонка, деревенская, с косой, С мечтою о Советском человеке». Что новое время принесло на алтарь Отечества или совести? Успех любой ценой, в том числе и преступной? Имитацию всего, что пользуется спросом на биологическом уровне? Разрыв с почвой, потерю корней? И какая сила звучит в стихотворении «Биографическое», утверждающем ту преемственность, что питала веками мощь истории страны. Картины детства — эпизоды счастья: родная деревня, речка, голос мамы, запахи парного молока — это счастье без границ, это вечность, которая в зрелые годы осеняет с особой любовью, как послание. И как хорошо умеет Татьяна передать настроение, найти слова, которые созвучны сердцу читателя. Брызги счастья из далёких шестидесятых слетают в ладони, и что может быть счастливее таких воспоминаний, о былом ли или о возможном: «Спозаранку С небес сочится мягкий тёплый свет. Сквозь дрёму слышу, как хохочет мамка И папа басом вторит ей в ответ. Щебечут, заливаясь звонким смехом. Причина — только им двоим ясна… А лучик солнца, сквозь ресниц прореху, Пытается прогнать остатки сна… Нахохлившись, спускаюсь я с кровати, Поёживаясь от прохладных струй… И сразу — мамино тепло объятий И папин, чуть колючий, поцелуй…»
Почему самое личное читается как исповедь собственной души? Может, мне это поколенчески близко: судьбы родителей — вехи истории. Это другие горизонты мироощущения, и очень хочется, чтобы новые поколения читали так же, с тем же чувством сопричастности. Талант поэта позволяет читателю пройти чужой путь как свой и выйти преображённым. В стихотворении «22 июня» ритм почти телеграфный, но зримость метафор и психологичность деталей просто обжигают. Миг между спящей страной («…Ищет, сквозь сон, губами новорождённый — грудь…») и летящим Молохом войны чувствуешь кожей. А в монологе отца («Моему папе. Июнь 41»), в стихотворении.
«Я добровольцем. На войну. Мне надо…» — то же искусство давать кадр, кратко и ёмко выстраивать драматургию текста. Документальность и художественность — черты реализма, который одновременно и символичен, когда речь идёт о поколении отцов. Это к ним можно отнести характеристику «все как один». И потому так естественно продолжение стихотворения сноской автора с краткими биографическими данными: «Парсанов Василий Петрович родился 9 августа 1924 года. Уже в июне 1942 года ушёл на фронт. Участвовал в боях с июля 1942 по февраль 1944 года. В феврале 44-го года, после третьего ранения, был переведён в 42-й учебный танковый полк. Зам. командира взвода. Демобилизован в марте 1947 года».
В других разделах книги («Такая жизнь — бурлящая река…», «Милый ангел, ау…», «Из разнотравий собранным нектаром») — та же внутренняя жизнь героини с её неистовостью и сдержанностью, силой и нежностью, отчаянием и мудростью. Сестра по духу Марине Цветаевой, Татьяна несёт своё слово о мире с чувством той правды, которая даёт свободу быть собой и любить эту жизнь вопреки всему: «Пока не отболело — не молчи! Пусть — бьёт судьба зашоренностью буден, Из рук от счастья выпали ключи, И «быть — не быть» — пусть снова выбор труден. Пусть рвутся струны раненой души, И воется так сладко в одиночку. Пока не отболело — не спеши На всём, что обещалось, ставить точку. Когда ж мир станет безнадёжно стар И декабри прищурятся уныло — Бессонниц пей живительный нектар, Чтоб вдруг однажды вспомнить — было… Было! И распознать судьбы простую вязь, Когда вернётся строк цветная стая. И закричать, слёз горьких не стыдясь — Спасибо, Святый Господи! Живая…»
Татьяна Парсанова — очень русский поэт — по духу, по содержанию, по мироощущению. Ей доступны все струны поэтической лиры России, но пишет она свою симфонию, в которой звучит музыка есенинской соприродности: «Из разнотравий собранным нектаром Дурманит хутор ветерков каскад. Июльский вечер, разморённый жаром, В Едовле гасит розовый закат… Разнежившись на бархатном просторе Дугою выгнул спину млечный мост. За косогор, на вспаханное поле, Кидает небо горсти спелых звёзд. Ковыль степной под ноги лёг попоной, Маня привалом мягким с темноты. И ангелы с улыбкой отрешённой, Раскрашивают нежностью мечты…». Время — явление биографическое, астрономическое, психологическое. Оно многомерно. В стихах Татьяны есть ещё и время духовное, которое вбирает в себя все ценности и смыслы. Она не пытается учить, но такую поэзию душа впитывает, как горячий песок — воду. Говорят, в человечестве происходит исчерпание ресурсов.
Но жизнь опровергает расхожие представления, посылая новых и новых людей Слова.
Есть темы, настолько тяжёлые для нашего сознания, что мы малодушно забываем о них. Они уходят из поля публичной жизни, хотя это сфера общенациональной памяти. Но забвение — форма предательства. Тем более по отношению к тем мальчикам, которые гибли в Афгане. Один из сильнейших разделов книги — «Афган. Незабытая война». Пожалуй, не только из разделов книги, но и из всего, что написано об этой войне, о боли, которая неизбывна. Этот цикл — и памятник погибшим, и покаяние, и очищение. Строки опаляют, невозможно остаться непричастным к горю матери, жизнь которой остановилась в тот «страшный день, когда домой с Афгана, Сын вернулся в цинковом гробу». В каждом стихотворении — разные герои, но у них одна судьба — оказаться на чужой войне. И один выбор: и юные мальчики, брошенные в это пекло, и суровые командиры выбирают не между жизнью и смертью, а между честью и бесчестием. Переходя от одного стихотворения к другому, ты как читатель нигде не получишь права хоть на долю секунды выйти из этого нечеловеческого напряжения жизни. Каждое из 18 стихотворений вмещает в себя сюжет, равный по эпичности и психологизму роману, фильму, рассказу, при этом там начисто отсутствует то, что мы называли бы развитием действия: там всё — кульминация, всё по высшему счёту. И держит каждая строка: не отвернуться. И кто бы ты ни был до этого, ты становишься другим, тем, кто в свои 20 лет принимает на себя не только огонь, но и пепел мира («Бой захлебнулся и стих…»).
Рассказ строится как монолог юного лейтенанта, а в финале оказывается повествованием седого полковника, воронка времени даёт читателю разные точки зрения — и извне, и изнутри. Разворачиваясь из будущего ли, из прошлого ли, мы всё равно имеем дело с настоящим войны, и оно держит нас смертельной хваткой, потому что у совести и долга нет духовников, и вменять солдату грехи или отпускать их не может никто. Не может, потому что между тобой и тем единственным человеком, чья жизнь была тебе дорога, есть бремя, которое ни на кого не возложить. Бремя памяти, вины, долга, любви… Осознавать это можно тогда, когда другой для тебя навсегда остаётся живым, когда мерой твоих поступков становятся погибшие на той войне, погибшие, но живые перед совестью.
Наверное, мера оценки написанного поэтом — это не только удачно найденный оборот речи, это то, за скольких ты смог сказать, сказать так, чтобы люди вздохнули с облегчением: лучше не скажешь. Пусть будет сказано и лучше, но уже есть высота, по которой придётся равняться остальным. Каждая строка афганского цикла — и воскрешённая жизнь, и памятник героизму, братству и любви. Стихотворения — это монологи во времени, когда жизнь, проходя через возраст подруги, невесты, вдовы, матери, продолжает вести незримый диалог с теми, кто остался навсегда молодым. Нет, боль не становится легче, но какое надо иметь сердце, чтобы вместить в себя всё и не отпускать ушедших, возвращая вновь и вновь их к жизни. «Письма из Афганистана» с эпиграфом «Нашим мальчишкам посвящается» — пронзительнейший диалог через время и через миры, очень личный. Любовь, которую не может погасить время, время, которое исчисляется болью, боль, перед которой склоняешь голову. Сила художественной убедительности автора во многом кроется в языке, богатом, гибком, живом. Его разговорность — не проявление сниженности стиля, а отражение напряжения жизни, где интонационное и лексическое богатство речи естественны для человека. Для простого человека, о котором давно как-то не принято говорить. Лирика поэта возвращает нам утраченную оптику зрения, оптику сердца, ума и правды. Всё великое просто. И это всё — рядовое для таких людей, которые иначе не могут жить. И понимаешь: вот она, соль земли. Ребята 781-го отдельного разведывательного батальона ограниченного контингента Советских войск в Афганистане 3-й разведывательной десантной роты. Те, на ком мир стоит,— народ, явленный в отдельных лицах, судьбах. Не предаём ли мы их в суете, разбрасываясь на шоу-идолов, кумиров успеха, победителей рейтинговых списков?
Масс-культура превращает общество в великое торжище людское, рассыпает в труху наш человеческий капитал. И как нужны сегодня такие талантливые книги, как книга Татьяны Парсановой, особенно молодым, чтобы дать духовный иммунитет. И. Бродский называл литературу системой нравственного страхования, и книга «В унисон с дождями…» подтверждает это, напоминая о высших и подлинных ценностях жизни.

Опубликовано в День и ночь №5, 2018

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Муслимова Миясат

Махачкала, 1960 г. р. Родилась в селении Убра Лакского района. В 1982-м окончила филологический факультет, в 1999-м — юридический факультет ДГУ . Заслуженный учитель Республики Дагестан, почётный работник высшего профессионального образования РФ . Проректор по научно-методической работе Дагестанского института развития образования. Поэт, переводчик, литературный критик. Член Союза журналистов РФ , номинант Всероссийского конкурса имени А. Сахарова «За журналистику как поступок». С 2004 года по настоящее время — член жюри Всероссийского конкурса журналистов имени А. Сахарова. Лауреат премии Союза журналистов РД «Золотой орёл» в номинации «Защита прав человека». Лауреат премии «Золотое перо России». Член Союза российских писателей. Председатель Дагестанского отделения Союза российских писателей. Лауреат литературной премии имени Расула Гамзатова. Победитель международного литературного конкурса «Золотая строфа — 2010». Дипломант международного литературного конкурса имени Я. Корчака (Иерусалим). Лауреат литературных премий имени М. Волошина в номинации журнала «День и ночь», всероссийской премии «Поэт года — 2013», дипломант международного литературного конкурса «Русский стиль» (Германия, 2013), финалист национальной литературной премии «Поэт года — 2013» и др. Обладатель титула от мэрии Тбилиси «Посланник грузинской культуры». Автор сборника публицистики «Испытание свободой» и поэтических сборников «Диалоги с Данте», «Ангелы во крови», «Ангел на кончике кисти», «Наедине с морем», «Камни моей родины», «За словом, за дыханьем, за любовью», «Мамины сны». Автор книги переводов лакского эпоса «Парту-Патима» на русский язык.

Регистрация
Сбросить пароль