О книге «Точка опоры» Рустама Карапетьяна
Литературное явление по имени Рустам Карапетьян поражает как широтой размаха, так и глубиной погружения. Для лирики он может выбрать иронию, а в стихи для детей заложить абсолютно взрослую мудрость. Автор одновременно и узнаваем, и непредсказуем, отчего его всегда интересно читать. Как детский поэт Карапетьян хорошо известен в крае и за его пределами: по грантовой программе «Книжное Красноярье» недавно вышла книга «Нарисованный слон», а в Минском издательстве несколько лет подряд выходят его яркие «книжки-малышки». Первый же серьёзный опыт: собрать воедино стихи лирического плана — произошёл в 2008 году, когда в качестве награды за победу в конкурсе «Король поэтов» увидела свет книга «Четыре стороны небес». Попутно, не гнушаясь литературой сетевой, автор участвует во множестве конкурсов, получает заслуженные награды, публикуется в литературных журналах, участвует в фестивалях и охотно выступает перед детьми на разнообразных литературных площадках.
Природные обходительность, доброта и интеллигентность без нотки манерности или высокомерия переносятся автором в произведения, и насколько сам человек приятен в общении, настолько и его стихи располагают к себе и тех, кто знаком с ним только заочно. И на этот раз в новый книге поэт ведёт с читателем искренний диалог о вещах до предела важных, основательных: о том, как сберечь себя, чистоту и незамутнённость души при соприкосновении с теми корябающими обстоятельствами, что подстерегают едва ли не каждого на протяжении жизни. Про обретение равновесия, про поиск фундамента, на котором стоит и стоять будет человек чести, миру открытый, — рассказывает автор. Возможно, и путь не нов, и обретения заведомо известны, но их прочувствованность и формирует ту точку опоры, которая позволяет человеку найти согласие с миром, продолжать творить и созидать.
Именно с этих позиций — формирование проходящей через кризисы личности — следует читать эту книгу. Прослеживая путь лирического персонажа, если и не делать собственных выводов пользы для, то с удовлетворением наблюдать, как тот преодолевает препятствия, насаждаемые извне и создаваемы по личному умыслу. Оттого книгу предлагается воспринимать цельно, разгадывая общий сюжет, за которым притаилась ни много ни мало, а целая человеческая жизнь. Как зарубки на косяке при измерении ребячьего возраста, формируются автором в книге разделы, между которыми некая хронологическая либо мировоззренческая пауза.
И действительно: вначале ребёнок воспринимает действительность при помощи сказок, выбирая себе для подражания понравившихся героев. Этот короткий период восприятия и формирования личности автор умело соединят с возникновением литературы как жанра, привлекая на помощь древнегреческий эпос. Весьма точно показывая фантазии своего персонажа-ребёнка, додумывающего — а что могло быть дальше, вне канонического сюжета? И уже здесь, в начальном цикле «Ахейское», разбрасывает зёрна сомнений, зыбкости отражений, смешивая грусть и восторженность, подобно тому как малышам свойственна резкая смена настроений при попытке совместить ожидание и реальность, готовя читателя к следующему циклу стихов. Именно «недетскому», хотя и написанному как бы под «детские стихи» либо именно о детстве лирического персонажа.
Вырисовывающийся ребёнок уже не фантазёр, он наблюдает и анализирует реальность, которая в большей степени далека от идеального мира, в котором он хотел бы находиться. И именно здесь формируется то несогласие с мироустройством, которое нашего героя в дальнейшем будет продолжать расшатывать, пока она не определится именно со своими «точками опоры». Однако, несмотря на такое вот «невесёлое детство», персонаж вспоминает о нём с благоговением. Недаром же цикл заканчивается переживанием человека уже состоявшегося-несостоявшегося и его воспоминаниями о тревоге от вхождения в более взрослую жизнь.
После «ожидания грома» сразу наступает тот самый опасный средний возраст, где наш персонаж — сильный, опытный, мудрый даже, ставящий под сомнение все эти свои качества, анализирующий путь пройденный и предстоящий. В этот период человека беспокоит несколько вечных вопросов: мимолётность жизни и её суетливость, несбывшиеся либо опоздавшие сбыться мечты. В среднем возрасте человека преследуют слова «упущенность», «раскаяние» и даже «бессилие». Если в детстве наш персонаж наблюдает и опознаёт несовершенства мира, имея желание в той или иной степени их устранить, то человек повзрослевший приходит к осознанию, что это не только не в его власти, но что несовершенств ещё больше, чем ему казалось:
День проходит, ходит, ходит,
Ничего не происходит,
Утром тремор пальцев рук
Замыкает этот круг…
И, разумеется, в среднем возрасте, как и всем, лирическому персонажу положено оценивать нажитый багаж в размышлениях, что останется после него. Смерть, уход кажутся уже не такими далёкими, как прежде. И тянет любопытством заглянуть, догадаться, а чего там, и за этим горизонтом?
… И когда последние поезда
Отойдут от пляшущего подъезда,
Смерть расставит всё на свои места.
И не будет больше другого места.
Хотя если оглянуться, посмотреть шире, то не вечен не только сам герой, но и всё окружающее. В том самом мире, с которым ищешь единства, оказывается, всё тоже нестабильно, изменчиво и разрушаемо:
Пески безвременья засыплют колодцы,
И так оборвётся наш долгий поход.
Никто никогда никуда не вернётся.
Никто никогда никого не спасёт…
Блёкнут, сереют города, и люди в них. А то и внезапно всё стремительно исчезает — если война! Персонаж теряется и даже предпринимает попытку побега от такого негостеприимного и опасного мира, пока не понимает, что от своих мыслей, от своего переживания за него — не спрятаться, не сбежать:
И куда бы ты ни бежал — везде над тобою Небо.
И та чужая боль и страдание, которые ты швырнул в него…
И что остаётся? Смириться с тягостями и трясиной быта? Искать и в нём определённый смысл? Возможно, тут и кроется то самое равновесие и согласие: мир и я, жизнь и мы, какие мы — такая жизнь. Но как тут тогда не загрустить, не впасть в уныние вместе с персонажами «В славном городе у моря»?
И тут надо сказать, что этот цикл автору особенно удался. Он сумел нарисовать для нас чуть ли не целый городок: тихий, провинциальный, пронизывающе печальный в каком-то выдуманном зарубежном захолустье.
Этот город-фантазия — продолжающееся размышление нашего лирического героя о смысле сущего. Параллельный мир, который может сбыться, если смириться, отказаться от преодоления кризиса, от продолжения поисков.
Поисков точки опоры.
А их, если спокойно приглядеться, оказывается предостаточно. Здесь и созданный лично тобой уют, семья твоя, родители, твоя память о прошлом и существующие со всем этим те самые живые и хлопотные друзья, животные, да весь городок, какой бы он ни был! Мир не только рушится, мир при этом обновляется, и всё, что в нём для тебя было хорошего, становится доступно и другим. И ты можешь им помочь! Твоё творчество, твои слова, мудрость пережитого, запрятанная в стихи, уже стали частью этого мира. Ты всё-таки его улучшил, украсил и этим — изменил, как и мечталось.
Изменил для тех, кто сейчас рядом; для тех, кто пойдёт вослед.
Если найдены слова,
Если музыка сложилась,
Запоёт вокруг листва
Всеми струнками прожилок…
Пройденный путь персонажа, которого чётко прорисовал автор, нам симпатичен, потому что, как всё честное и настоящее, бесспорен. С ним не хочется вступать в диспут, на него невозможно обижаться, а только следовать в этот на удивление добрый, созданный умом, душой и лаской — прекрасный карапетьяновский мир.
Опубликовано в Паровозъ №7, 2018
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!