ОДНАЖДЫ
однажды посадишь цветущий сад
чтоб скрыться в его тени
и слушать поющие голоса
и радоваться за них
полжизни проточной водой уйдёт
под корни но оглянись
опустится облако в тёплый дёрн
на всю остальную жизнь
а там и тишайший снег во мгле
и чей-то спешащий след
и кружки оставленной на столе
светящийся силуэт
поправишь очки кашлянёшь в кулак
из глины господней весь
опять затянешься натощак
забыв как всегда поесть
смолы золотистой сверкнёт слеза
лицо отразится в ней
тебе на владенья во все глаза
смотреть до скончания дней
шептаться с листвой и сходить с ума
а вдруг не убережёшь
когда подкатит к горлу зима
когда разревётся дождь
рассеется сон и вишнёвый дым
ты будешь вовек спасён
однажды твой сад принесёт плоды
кому-нибудь принесёт
СНЕГОВОЙ ТРИПТИХ
1
Когда в округе вырастут снега –
Почти за сутки наметёт по пояс
Седая непроглядная пурга –
Не беспокойся:
Мы – жители загадочной земли,
Мы – зрители невиданного действа.
Куда бы нас с тобой ни завели
Следы, а всё равно на свет надейся!
Круты овраги, сосны высоки,
Проворны снегири и иже с ними,
И с красной начинается строки
Шиповник зимний.
Свистят за ближним полем поезда,
За дальним лесом суетится город.
И ярче разгорается звезда,
И яростнее с тьмой морозной спорит.
2
Беги, беги, хромая курочка,
В рождественское бездорожье.
Растает по весне Снегурочка,
Ей даже сумрак не поможет.
Жила-была, беды не ведала,
Зерном подкармливала птицу.
Ах, это я такая бледная
В твоих огромных рукавицах.
3
Это северный ветер во мне,
Это светится небо в окне,
Это смех тополиный,
Это дремлют осины,
Облокачиваясь на снег.
Ты собой закрываешь меня
От разлуки, тоски и огня,
Чтобы злые метели,
Облетая пределы,
Не смогли наши души разнять.
СКОРЛУПКА
в прозрачном сумраке осеннем,
где первый снег и свеж, и слеп,
слабы, недолговечны все мы,
ютящиеся на земле.
а растревоженное сердце,
как певчий дрозд, летит вдали.
а нам глядеть не наглядеться
на превращение земли
из беспросветной в голубую,
из тьмы – в серебряный чертог,
а нам любить её любую:
и наизусть, и между строк.
пусть всё здесь призрачно и хрупко,
малы и беззащитны мы,
цела яичная скорлупка
невылупившейся зимы.
ПРО ЛЮБОВЬ НЕЛЬЗЯ
Время так летит, что не успеваю
Ягоду собрать, а она – живая:
Светится на первом снегу брусника,
Мхом согрето сердце её, смотри-ка.
Про любовь нельзя говорить в прошедшем.
Ходят лоси, мягкими ртами шепчут,
Ласковое шепчут, бруснику топчут.
Облака кончаются ближе к ночи.
Дятел не жалеет ни сил, ни звука –
Ходят ходуном дерева от стука.
Небеса то розовым, то лиловым
Щеголяют в озере камышовом.
Про любовь нельзя как бы между прочим.
Ягоду беру, а она хохочет,
На губах вскипает и обжигает.
Терпкая одна и горчит другая.
Про любовь нельзя, а про боль извольте.
Солнце задержалось на повороте,
Высветило лес в молодых сугробах.
Ты меня не слушай, бруснику пробуй.
В ГУБЫ
Осень нахрапом брала города, пригороды – обманом.
И закипала живая вода вдоль берегов туманных.
Как же мы были ещё вчера веселы, беспечальны,
Пух тополиный несли ветра, колокола звучали
Громко, раскатисто в синеве – голос любви неистов!
Мы доверяли листве, траве, ласточке серебристой,
И всё хотелось обняться и не расставаться больше,
Но становились глаза твои сумрачнее и горше.
Шли мы по звёздам – зачем? куда? – сами того не знали,
Неумолимые холода с севера наступали,
И проливались потоки слёз по водосточным трубам,
А мы ловили с тобой стрекоз и целовались в губы.
Кто бы сказал, что придёт пора – врозь и вино, и брашно.
Как же мы были ещё вчера молоды и бесстрашны…
ИЗ-ЗА ОБЛАКА
Навечерье уходит из памяти, гаснут огни
На восторженных ёлках, до первых проталин нескоро.
Времена совершились – мы снова остались одни:
Зимовать, вековать, непростые вести разговоры.
А в столице веселье, а здесь тишина, белизна,
Растворилось в пространстве «ау» – то ли явь, то ли снится:
Новогодней игрушкой качается в небе луна,
И у местных осин золотые трепещут ресницы.
Мы остались одни. С голубятней на заднем дворе.
С вечной птичьей тоской – неуёмной сердечной занозой,
С тишиной заоконной в бесшовном сплошном серебре,
С кареглазой собакой, привычно крутящейся возле.
Мы остались вдвоём посреди чистоты, пустоты,
На свету, на ветру, на морозе, щекочущем ноздри,
А над нами проносится то ли туман, то ли дым,
То ли облако, полное слёз,
То ли бледные звёзды.
И цепляет поджившее беличий коготок,
Алым-алым кровит и кровит застаревшая рана.
Алым-алым кровит и кровит на рассвете восток:
Тяжело разглядеть – из-за облака или тумана…
Опубликовано в Литературный Иерусалим №31