МАТЕРИ
Вот заштопаем ветер
вот заживем
по солнечному рублю
вдруг говоришь – люблю
старенькая стала маленькая
вот книжки, вот мишки,
вот попей молока
только не говори, что любишь
В новый садик тебя отведу
там жирафы олени и кенгуру
красные ягодки, яблоки на кабинках алеют
все пожрали война да Сталин
в жернова человечьей пшеницы
мамку твою Пелагею Николаевну
за колоски затолкали
от той-то трухи-тоски
твоя битва-битье, матерь-дите
Лидка ты, Лидка Синицына?
Руки девчачьи – уголь тачками
онучи разваливаются на заплачки
Спарта со слабым не нянчится
жилами на живульку тачается…
а старость – такая нелепость,
вдруг слабость, вдруг нежность
ты говоришь – люблю
а я до крови губу – отворачиваюсь
лучше уж матери меня, матерь
мне это легче, у меня на это броня
а так – в горле – кречет
Лидка я, Лидка Синицына
повторяешь еще и еще
как мантру впеваешь в память
а я вижу в подполе как в норе
девочку пяти лет в картофельной кожуре
с сумкой холщовой через плечо
избы голодные – твою паперть
кто подаст – а кто вон за порог
Лидка-побирушка помер бог
куколка-соломка ломается в рукаве
* * *
…снег тебе посылаю, его вдоволь, но валит и валит
целый город застыл снеговою горою
где-то там, далеко, Арагац, мой цветок под снегом
в небо глядит немигающими лепестками
ничего у меня от тебя кезниц мас чуним
ничего у тебя от меня, пусть, свободнее крылья
улетели все ласточки из груди одна за одной
ах, как жаль покидать мне твое изголовье
как цветет абрикос, мечтала увидеть цахкац циран
все шепчу, а кто не мечтает, скажи, моя радость,
словно весла сложили, на дно положили, лежим и смотрим
как течет мимо нас все небо, все царства, все звезды
целовала тебя чужеземка, а разве как-то иначе
все девушки любят и целуют разве иначе
посмотри, мой нежный, что там за вьюгой, за вьюгой
то ли ангел в снегу, то ли абрикос облетает
ОБЕЧАЙКА ПОЕТ
Если веткой быть
только той, что обломит Господь
чтоб ее в сибирской глухой тайге
отыскал шаман
в обод бубна согнет
кожей оленя обтянет
сделает из меня колотушку
счистит хвою, срежет с кожи наросты из шишек
окропит кровью маральей и водкою горькой
после – шкуркой заячьей обернет белоснежной
пальцы мои будет крепко в ладонь зажимать
и крылатого ветра-коня погонять
бить ритмично в бубен то глухо, то звонко
я ему запою в ритмах солнца когда
в небеса устремится к Ульгеню
я ему прорычу в глухих перестуках
и топотом стану когда к Эрлику темному
в мир увечный подземного лабиринта
по кривым ручьям приплывем
и в дверь постучим тапты тудалыг эжигин!
буду пляской его: тап тын дын! тап тын дын!
открывай свои ржавые двери, Хозяин!
слышишь ритмы мои тапты тудалыг эжигин!
это сильный шаман своей песнейстучит в подземелье
значит песня стоит жизни и смерти
значит дело его только ты только ты разрешишь
если выживет он, мы помощников-духов рассадим
в бубне – в лодке моей и домой приплывем
вынем душу из пропасти, что ты умыкнул
неча спать ей ‒ как соломой набитой дурище ‒
ждут ее, чай, семья и дитя еще не рожденное
от араки хмельной вались, Эрлик, под лавку
и под ритмы бубна-коня
отпус-кай отпус-кай отпу-скай…
Если что-то пойдет не так: и не петь, и не выбраться
то и мне ‒ ритмами не звучать,
мне – узорной, поющей! звенящей! –
щепкой треснутой глухо лежать там в расщелине
вспоминать как веткой цвела
кедровой на дереве мира ‒
посреди родимой тайги сибирской
Опубликовано в Интерпоэзия №1, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!