Интервью с Николаем Озеровым. 1970 г.
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Работая четверть века собкором Гостелерадио СССР (программа «Время», радиостанция «Маяк» и Международная радиокомпания «Голос России»), я встречался со многими знаменитостями, брал у них интервью, рассказывал и писал о них. В их числе легендарный диктор Всесоюзного радио и телевидения Юрий Левитан, космонавты Юрий Гагарин, Павел Попович, Андриян Николаев, всемирно известный врач-офтальмолог Станислав Федоров, великий хоккейный тренер Анатолий Тарасов и не менее знаменитый комментатор радио и телевидения Николай Озеров…
Впрочем, с Николаем Николаевичем Озеровым журналистская судьба свела меня еще задолго до моей «московской карьеры». В январе 1970 года в уфимском Дворце спорта самый талантливый ученик основоположника советской школы спортивного репортажа Вадима Синявского рассказывал уфимским любителям и болельщикам спорта о своих путешествиях по разным странам мира. Я в то время работал в редакции республиканской молодежной газеты «Ленинец» и написал небольшой репортаж об этой встрече под названием «Вёл передачу Николай Озеров». И вот что, в частности, в нем говорилось:
«Все-таки обидно за тех, кто не сумел с ним встретится, хотя и имел билет во Дворец спорта. Подвела погода. В назначенный день Николай Озеров не смог прилететь в Башкирию…
– Целый день просидел в аэропорту, но Уфа не принимала, – пояснил Николай Николаевич, улыбаясь, причину своего опоздания на встречу с уфимцами в назначенный день. – Даже в Лондон на «матч века» между сборной мира и командой родоначальников футбола мне было легче попасть, хотя метеорологические условия тоже были некудышные. Сидел в Москве, а до встречи оставались считанные часы… Но вообще – Уфа гостеприимная. Лишь сел я в самолет, услышал милый голос бортпроводницы Сони Мусиной, ее рассказ о вашем городе, как сразу поднялось настроение.
Отмечу, что организаторы этого уникального «спортивного» мероприятия – встречи Н. Н. Озерова с уфимцами – тоже дали «промашку», не известили широко о переносе часа встречи с выходного дня на понедельник. Впрочем, зал не пустовал, и тот, кто попал в этот день во Дворец спорта, был вознагражден сполна. Увлекательный рассказ о событиях в спортивном мире, кинокадры о выдающихся советских спортсменах, эпизоды схваток наших ледовых рыцарей с сильнейшими хоккейными командами мира, воспоминания человека, который вел репортажи с 12 чемпионатов мира по хоккею, восьми олимпийских игр и трех чемпионатов мира по футболу, побывал в 40 странах мира, 8 раз пересекал экватор (говорили, что некая международная авиакомпания собирается вручить ему приз, как пассажиру, пролетевшему миллион километров). Все это посчастливилось услышать мне вместе с уфимскими любителями и болельщиками спорта».
К этому дню спортивный мир уже более 20 лет слушал Николая Озерова, его неповторимый голос, вселявший даже в самые трудные минуты матчей надежду в сердца соотечественников и друзей Советского Союза. И вот мы слушаем и видим его, заслуженного мастера спорта СССР, многократного чемпиона страны по теннису, заслуженного артиста РСФСР (позднее ему дали звание народного артиста СССР. – М.Г.), великолепного спортивного комментатора, который рассказывает нам об увиденном и услышанном – ни по радио, ни по телевизору, а вживую. Ответы его на вопросы были остроумны и оригинальны, вызывали то улыбку, то раздумье, то смех и неизменно – аплодисменты…
И сегодня, даже через полвека, я благодарю судьбу за эту встречу. Мне удалось записать удивительный, неповторимый рассказ и воспоминания «гражданина мира» на магнитофон, и после определенной литературной обработки опубликовать их с позволения Николая Николаевича в газете «Ленинец», вызвав у коллег из других СМИ «белую зависть», и искреннюю благодарность читателей – любителей и болельщиков спорта Башкирии.
Впоследствии у меня не раз возникала мысль – издать газетный репортаж отдельной книжкой… Но, как говорится, человек полагает, а бог располагает: сначала надо мной непредвиденно и незаслуженно сгустились административные тучи, впрочем, они и сейчас появляются на горизонте. Потом, как уже сказал, четверть века я отдал Центральному телевидению и Всесоюзному радио. А в последние годы занимался политикой и немного наукой – философией…
И вот теперь, будучи «официально» на пенсии (хотя, как всегда, сказывается дефицит времени), роясь в своих архивах, наткнулся в старом блокноте на такую запись: «Хочу пожелать любителям спорта и всем уфимцам всего самого хорошего в 1970 году. Занимайтесь спортом, друзья! Укрепляйте свое здоровье! Николай Озеров».
И вновь возникла мысль: почему бы не опубликовать его рассказ и воспоминания повторно для нынешних любителей и болельщиков спорта нашей республики?
РАССКАЗЫВАЕТ СПОРТИВНЫЙ КОММЕНТАТОР НИКОЛАЙ ОЗЕРОВ
(Литературная запись Мадриля Гафурова)
Спортивным комментатором я стал совершенно случайно… Это было в 1950 году. Во время репетиции в Московском художественном театре ко мне подошел корреспондент Всесоюзного радио и попросил, чтобы я позвонил главному редактору. В ту пору я был чемпионом Советского Союза по теннису. Довольно часто приходилось давать публичные интервью моим теперешним коллегам.
Спрашиваю:
– Зачем?
– Не знаю. Позвоните, сами узнаете.
Я позвонил. В трубке послышался заикающийся голос:
– Николай Ми… миколаевич, зайдите, пожалуйста, к нам.
– Зачем?
– Придете, объясним.
Я пришел на Пушкинскую площадь, где размещался радиокомитет. Встретил меня крепкого телосложения наш бывший главный редактор. Он сказал, что вот, мол, у нас непредвиденное обстоятельство. Футбольные матчи комментировали Синявский и Дубинин. Виктор Иванович Дубинин стал тренером московской футбольной команды «Динамо». Остался один Синявский. Не дай бог, с ним что случится – все дело станет. А вы, мол, и артист, и теннисист, и футболист, вот такое сочетание и позволяет нам надеяться, что из вас может получиться спортивный комментатор.
Я мог предположить всё что угодно, но, что я когда-нибудь стану спортивным комментатором, буду вести репортажи со стадиона «Динамо», рассказывать радиослушателям о наиболее интересных соревнованиях, и в мыслях не было. Конечно, мне нравились страстные, взволнованные передачи Вадима Синявского, особенно из Лондона в 1945 году, когда динамовцы одержали великолепную победу, совершая турне по Англии. Мне нравились высокоэрудированные передачи Дубинина, Виктора Набокова. Но я слушал эти передачи как болельщик, профессионального значения им не придавал. В ту пору я человек был молодой, смелый, сказал, что согласен, если Синявский возьмет меня к себе в ученики и если мне разрешат посидеть с ним в кабине, посмотреть всю кухню, как это делается…
И вот мои товарищи увидели вечером на футбольном матче, как Озеров «зашептал». Я не успевал ни за мячом, ни за игроками, не мог сказать, кто кого обыграл, словом, положение было серьезное. Махнул рукой – ничего у меня не получается. Но пришел Синявский и сказал:
– Коля, пойдем наверх, будем из тебя делать комментатора…
Первый экзамен у меня был для Синявского и техника. Никуда, естественно, репортаж не транслировался. Все замирало в кабине. Я вел матч между московским «Динамо» и командой ВВС. Синявский послушал 45 минут, сказал, что данные есть и комментатор из меня может получиться. И когда мы спустились в судейскую комнату, он стал представлять меня своим друзьям, знакомым, судьям: «Мой ученик, наш молодой комментатор». Мне было очень лестно.
Занимался Синявский со мной очень добросовестно в течение трех месяцев. Регулярно записывал мои репортажи на пленку. После матча мы приезжали с ним на радио, включали запись, слушали мои безграмотные выражения. Синявский карандашом делал на бумаге различные замечания, наметки. Бывает так, что во время репортажа привяжется какое-нибудь слово: «Вот, вот, вот, вот…» – уже просто дальше ехать некуда. Синявский писал крупно слово «вот». Во время следующего репортажа я посматривал на записочку и уже «вот» не говорил. Но привязывалось какое-нибудь другое слово: «Этот мяч, этот футболист, этот, этот…»
В ту пору получить право выступать у микрофона без текста было значительно тяжелее, чем сейчас. Серьезно подходили к этому делу. У меня было несколько экзаменов. Перед Федерацией футбола Советского Союза, перед спортивными журналистами столицы, перед режиссёрами Всесоюзного радио и, наконец, 19 августа 1950 года Синявский впервые выпустил меня в эфир.
Встречались ЦДКА и «Динамо» – центральный матч первенства страны. Я вел репортаж о первом тайме. У нас, у комментаторов, есть своего рода «печка», от которой пляшешь. Скажешь: «Внимание, говорит Москва, наш микрофон установлен на стадионе “Динамо”» – и вроде полдела сделал, как-то легко становится, вроде самое страшное уже позади. Но в этот день все эти слова сказал Синявский. Еще сказал, что у нас сегодня выступает молодой комментатор, шлите отзывы и представил меня».
Остался я один на один с микрофоном – такая маленькая металлическая вещь, вроде ничего страшного в ней нет. Но когда ты впервые выступаешь у микрофона, когда знаешь, что много людей слушает тебя, он наводит на тебя столько страху, что во рту сухо. Я думал, сейчас начну говорить и не выкручусь, не закончу фразы… В общем, как провел репортаж, не знаю. После этого меня отстранили от работы. На две недели. Ждали писем трудящихся. Пришло 40 писем: 36 – хороших (знакомые поддержали), 3 – критические, но одобряющие. И одна девушки из Тулы просто разнесла меня в пух и прах. Как, мол, мог этот противный голос оскорбить нашего замечательного футболиста, да какое он имел право так про него сказать… Я даже с ней хотел переписку завязать.
После этого был самый полезный и самый страшный экзамен, когда наш министр опять в присутствии всех своих заместителей, всех режиссеров радио включил запись трансляции этого самого матча. Если вы слушаете репортаж с места события, если в этот день, в этот час играет ваша любимая команда, вы прощаете комментаторам ошибки, неправильные ударения, выражения. Но когда вы слушаете запись, которая была сделана две недели назад, когда уже заранее знаете, кто играл, кто забил, как закончилась встреча, знаете критические замечания того или иного журналиста или специалиста, то она, естественно, никакого удовольствия вам не доставляет. А я сидел в кругу режиссеров, начальства, слушал свой безграмотный репортаж и думал: все, все, комментатором я никогда не буду, потому что чувствую, там – плохо, там – неверно, здесь – нехорошо… А министр прослушал 15 минут, шепнул что-то заместителю и ушел.
Думаю – все! А заместитель министра сказал, что спортивным комментатором сразу стать нельзя, что нужно как можно чаще привлекать меня к работе, пожелал успеха и резюмировал, что экзамен я выдержал. И вот с 1950 года я получил очень интересную, хотя и очень сложную ответственную специальность: стал спортивным комментатором.
В этом году исполняется 20 лет, как я провел свой первый репортаж. Мне посчастливилось за эти годы увидеть очень много интересных, увлекательных соревнований. Я вел репортажи с трех чемпионатов мира по футболу (в 1958 году из Швеции, в 1962 году из Чили, в 1966 году из Англии). Я рассказывал радиослушателям о решающих футбольных сражениях на Кубок и первенство Европы из Франции в 1960 году, в 1964-м – из Испании, в 1968-м – из Италии. Я вел репортажи с 12 чемпионатов мира по хоккею с шайбой, с трех чемпионатов по хоккею с мячом, с двух первенств Европы по боксу, с двух первенств Европы по баскетболу, со знаменитого Уимблдонского теннисного турнира, с чемпионата Европы по легкой атлетике, вел репортажи с восьми олимпиад (в 1952 году – из Финляндии, в 1956-м – из Австралии, в 1960-м – из Италии и США, в 1964-м – из Австрии и Японии, в 1968-м – из Франции и Мексики). В составе различных спортивных делегаций вел передачи из 37 стран мира.
Нам, спортивным комментаторам, конечно, приятно вести передачи с соревнований, которые завершились победой. И голос становится мажорнее, появляются дополнительные неожиданные краски. Но бывает грустно, когда твоя команда проигрывает, любимый спортсмен терпит неудачу. Тогда у комментатора и слов не хватает, и заикается он – и телезрителям и радиослушателям скучно. Словом, положение не из легких. Профессия наша ответственная и трудная. А мне она дорога вдвойне, потому что я сам бывший спортсмен. Может, мне и легче работать, чем моим коллегам, так как спортсмены видят во мне не столько спортивного журналиста и комментатора, сколько своего старшего товарища, который сам побывал в большом спорте, знает все трудности и уже никогда худого слова про них не скажет.
У каждого из нас в комментаторской деятельности есть свои случаи, о которых мне хочется вам рассказать. В том числе об ошибках, которые мы допускаем.
Запомнил я первую командировку. Получил удостоверение и приехал в Киев. Тогда не было тех условий, что сейчас. Была просто крыша. По лестнице залез на крышу, которую потом убрали, чтобы посторонние следом не полезли. И я остался вместе с техником на крыше. Произнес все слова. Смотрю на поле – никого нет. Пересказал, кто забил голы в предыдущей встрече, кто промахнулся… Никого. Волнуюсь, посматриваю на техника. А тот смотрит на меня, мол, прислали из Москвы молодого: «Шо будет…» Молодой-то уже покрылся каплями пота. Вспомнил, что были какие-то легкоатлетические соревнования, бежал наш рекордсмен Буланчик… Но что это было за соревнование, какие результаты – я не знал. А пауза была вызвана тем, что у арбитра остановился секундомер. Наш старейший судья Виктор Михайлович Архипов дал возможность футболистам отдохнуть. А для меня эти семь минут были сплошной пыткой. Я понял, что комментатор всегда должен знать, чем заполнить паузу.
Следующее такое испытание у меня было на хоккейном чемпионате в городе Брно в Чехословакии. Наши тренеры и игроки особенно дружили с хоккеистами ГДР. И когда перед третьим периодом встречи тренеры ГДР попросили затянуть перерыв, чтобы починить коньки (а мы выигрывали 10:0), наши тренеры были страшно галантны: «Конечно. конечно…». Только забыли про комментаторов из ГДР и СССР, которые в течение 19 минут рассказывали чуть ли не биографии всех своих родственников и мучились, не зная, что дальше говорить…
В Гренобле советские хоккеисты играли с чехословацкими. В момент вбрасывания шайбы капитан чехов Голонка сказал судье:
– Фирсов, Блинов и Давыдов играть не могут, у них нет на коньках предохранителей (вроде набалдашников), и они должны покинуть поле.
Арбитр увидел, что действительно нет на коньках наших хоккеистов этих набалдашников. В общем, разразился скандал. Судья удалил с поля наших трех игроков до тех пор, пока они не приведут в порядок амуницию. Наши тренеры не разрешили играть всей команде. Была тридцатиминутная пауза! Появились руководители европейского и мирового хоккея. На соседнем стадионе в этот момент играли норвежцы. Привели их, сняли с их коньков набалдашники, приделали на коньки наших хоккеистов – и матч состоялся. Мы проиграли.
Но чтобы сразу закончить с Греноблем, хочу напомнить, что наша команда попала тогда в очень сложное положение: только в последний день должно было выясниться, кто станет чемпионом, потому что оставались еще две игры: Чехословакия – Швеция, Канада – СССР. И мы ничего сделать не могли. Но пришли шведы к нам в олимпийскую деревню и сказали: «Вы хорошие ребята, на Венском чемпионате, будучи уже чемпионами мира, вы последний матч играли с полной отдачей сил, как настоящие спортсмены», – и стали вспоминать еще какой-то случай, произошедший в 1963 году, когда наши хоккеисты также проявили настоящее спортивное качество. В общем, сказали: «Мы будем играть так, как будто решается наша судьба». И шведы действительно провели свой лучший матч. Они не выиграли, но забрали у чехословаков одно очко. И это очко дало нашей сборной возможность продолжить борьбу за чемпионский титул.
Интересно было наблюдать за нашими хоккеистами, когда играли чехи и шведы. Наши находились в олимпийской деревне. К телевизору боялись подходить. Иногда кто-нибудь подбегал, узнавал счет и кричал:
– Аркадий Иванович, 2:2…
Тот говорил:
– Уйдите, сглазите…
В общем, страшно нервничали, волновались. А когда матч закончился вничью и всем стало ясно, что судьба олимпийских медалей целиком и полностью зависит от наших хоккеистов, все заволновались… Появился наш второй тренер Тарасов, который сказал:
– Все – на воздух, гулять 10 минут…
Ну, дальше вы помните, наши хоккеисты подготовились великолепно, одержали блестящую победу – 5:0. А когда получили медали, сели в автобус, взяли с собой всю шведскую команду, привезли в олимпийскую деревню и пригласили за стол…
Когда мы ведем репортажи, особенно с олимпийских игр, часто товарищи говорят:
– Счастливый ты, вон сколько удалось повидать.
Отвечаю:
– Мы почти ничего не видим, вы счастливее; сидите дома, телевидение показывает самое интересное… А комментатор один в кабине, где-нибудь на одном виде соревнований. Вот в Гренобле я был на хоккее, и часто мне сообщали о том, что делается на олимпиаде прямо из Москвы. Представляете себе: сидит комментатор, у него – наушники, микрофон, рассказывает:
– Шайба у Старшинова, Старшинов передает Майорову…
В это время в наушниках Москва:
– Николай Николаевич, вы знаете, что наши биатлонисты стали олимпийскими чемпионами?
Я говорю:
– Вот Фирсов бросает по воротам… – А сам тихонько Москве: – Первый раз слышу…
– Тогда запишите.
И пока я веду репортаж с большими паузами, мне диктуют фамилии наших чемпионов. Затем говорят:
– Не забудьте сказать, что из города И… пришла телеграмма.
– Откуда?
– И…
– Не понимаю.
– Слушайте по буквам: Инна, Нина, Тамара…
Я все это записал, выбрал паузу и телезрителям:
– Дорогие друзья! Только что пришло радостное сообщение: наши лыжники стали олимпийскими чемпионами и, что самое приятное, на финише их ждал сюрприз, – три девушки – Инна, Нина и Тамара прислали телеграмму с поздравлениями, поцелуями, самыми нежными пожеланиями…
В Москве ахнули:
– Какие Инна, Нина и Тамара? Это горняки из заполярного города Инты.
Вот такой, понимаете, испорченный телефон…
Или, скажем, в наушниках звучит:
– Николай Николаевич, почему вы не объясняете телезрителям, отчего у наших хоккеистов часто клюшки ломаются?
А бывает, ведешь в день несколько репортажей, уже устал и, когда такие замечания делают, даже неприятно… Говорю:
– Я что же должен отсюда, из Стокгольма, сказать, что наша фабрика «Москва» плохо работает?
Пауза. Потом:
– Николай Николаевич, не надо этого говорить.
Или, скажем, случай на последней олимпиаде. У нас существует закон: когда на крупных соревнованиях тот или иной спортсмен становится чемпионом, его голос должен звучать в эфире обязательно. И вот в наушниках:
– Вы знаете, что Григорий Косых стал чемпионом?
– В первый раз слышу!
– Нужно его интервью.
Наш корреспондент Наум Дымарский отправился искать чемпиона. А в Мексике, чтобы попасть с одного спортивного сооружения на другой, надо одолеть 30–40 километров. Приехал Дымарский в олимпийскую деревню. Косых его внимательно выслушал и говорит:
– Пожалуйста, но знаете – меня уже записали.
– Что вы, не может быть, из Всесоюзного радио только я…
– Нет, нет, пожалуйста, все сделаю, это, наверное, из другого радио…
Записал его Дымарский, переслал пленку в Москву, а из Москвы:
– Что вы целый день гоняете одного Косых?
И выяснилась такая ситуация. Наш внештатный корреспондент мастер спорта Рахмаджан был на соревнованиях по плаванию, к нему подошел молодой человек и попросил:
– Запишите меня, пожалуйста?
Рахмаджан посмотрел на него и говорит:
– Слушай, хватит дурака валять, вот будешь олимпийским чемпионом, тогда и запишу.
Косых тихо отвечает:
– А я уже …
Вот так состоялось знакомство с Григорием Косых, которое послужило предметом недовольства начальства.
Хочу рассказать об ошибке, которую я допустил на чемпионате мира по футболу в 1958 году. Во время финального матча между командами Бразилии и Швеции. Счет 4:2 в пользу бразильцев. Шла последняя минута. И тогда малоизвестный футболист, ныне всемирно известный Пеле, великолепно обвел двух защитников противника и неотразимым ударом послал пятый мяч в ворота хозяев поля. Я заканчиваю репортаж и тут…
Должен сказать, что обычно мы ищем в советском посольстве страстного любителя футбола, хорошо владеющего языком этой страны, и просим его быть рядом с нами, чтобы в трудную минуту он мог нам помочь. В тот день со мной был советник посла. Он тронул меня за руку:
– Смотри на поле, мяч не засчитали…
Действительно, бразильцы бросились к арбитру выяснять, почему он не засчитал гол… А мяч был забит прекрасно. Юноша, которому было тогда 16 лет, перебросил мяч через защитника, обежал его со стороны, поймал мяч в воздухе на правую ногу, перебросил через второго защитника, обежал его, поймал мяч в воздухе на левую ногу, перебросил на другую и пробил в девятку так, что взять его было просто невозможно. Бразильцы выясняют, а судья уходит с мячом с поля:
– Нет, нет, нет! – И ушел.
Как закончился матч? 4:2 или 5:2? Сидят комментаторы всех стран, человек 40. Кабин не было – длинный стол, сидим и рассказываем на разных языках о том, что происходит. Рядом со мной известный польский комментатор Добровольский. Он спрашивает:
– Какой счет?
– Не знаю…
А Добровольский прямо в микрофон: мол, коллега Озеров полагает, что счет 4:2. Ну я такой вольности допустить не мог. Прошу своего помощника, чтобы он сбегал вниз, узнал, какой же счет? (Вечерние газеты потом писали, что впервые в истории мирового футбола зрители покидали стадион, так и не зная окончательный счет матча.) Сижу, волнуюсь, фантазирую вокруг первенства мира: эта команда сыграла хорошо, эта вот похуже, тот футболист оправдал доверие, тот не оправдал… А в этот момент – круг почета, объятия, поцелуи, слезы и молитвы, тренер бразильской команды даже ударил по плечу шведского короля в нарушение этикета, словом, масса происшествий. А счет неизвестен.
Пришел мой помощник. Привел руководителя пресс-центра. Тот стал говорить, что если бы мяч был забит, судья поставил бы его на центр или дал всем понять, что 4:2, гол не засчитан, и сказал бы, чтобы трансляцию заканчивали. Я выдохся, мне нечего было говорить радиослушателям, и сказал:
– Дорогие друзья, а какая нам разница: что 4:2, что 5:2, все равно Бразилия – чемпион мира. – И закончил трансляцию. И только я это сказал, как диктор по стадиону объявил, что судья пришел в раздевалку и подтвердил правильность забитого пятого мяча – 5:2. Хорошо еще, у меня была телефонная связь и я успел к четырем мячам приплюсовать пятый, забитый Пеле. И мои товарищи успели через 15 минут в выпуске последних известий сообщить верные результаты. Но ошибка была допущена. И неважно, что Озеров был в сложном положении, – он обязан сообщать все правильно.
А что же было на самом деле? По неписаному закону мяч, как самая редкостная награда, сувенир, достается лучшему судье мирового первенства. И вот судья, засчитав гол, взял мяч в руки и пошел с поля. Бразильцы, видя, что мяч уносят, бросились к судье, стали умолять, чтобы тот отдал мяч, что у них, мол, в Рио-де-Жанейро нет дороже сувенира, что сейчас они этим мячом пять раз поразили ворота шведов: «Отдайте, отдайте мяч!..»
Судья уносил его с поля, повторяя:
– Нет, нет, мяч мой…
В это время на стадионе Расунда появился маленький лысый человек. Это был массажист бразильской сборной. Он подкрался сзади к арбитру, под неописуемый восторг всего стадиона выбил мяч из его рук и, убежав от полицейских, увёз эту реликвию в команду, в страну, в Южную Америку.
Когда через четыре года наш советский судья Николай Гаврилович Латышев был признан лучшим футбольным судьей Чилийского первенства и накануне финального матча пришел к нам, мы ему сказали:
– Коля, бойся, массажист бразильский здесь.
Латышев отвечает:
– Ну, у меня эти номера не проходят. Я возьму шило, и как только матч закончится, проколю мяч, и пусть они у меня попробуют отнять…
Идет последняя минута. Бразильцы выигрывают у чехословацкой команды 3:1. Латышев шило забыл. Мяч спустить не может. Финальный свисток. И повторилась та же самая картина, что была четыре года назад. Бразильцы бросились к Латышеву. Стали просить мяч. Латышев говорит:
– Нет, не отдам. Он мой…
И в это время появляется маленький лысый человек, выбивает мяч из рук Латышева и убегает. Правда, потом бразильцы подарили Латышеву другой мяч – с автографами всех чемпионов мира. Они были довольны качеством его судейства. Но это был другой мяч. А Латышев уже говорил:
– Нет, я знаю, теперь другое положение, я должен был отдать мяч капитану, и я хотел отдать, просто бразильцы поторопились, а вообще жалко, что я лысому подножку не поставил…
Нередко мы попадаем в сложное положение по своей вине. Однажды мы с Синявским проявили инициативу. Это было давно, по-моему, в году пятьдесят седьмом. В Швейцарии. На чемпионате мира. Мы задумали провести «спаренный» репортаж из двух городов. Сейчас этим никого не удивишь. Вы часто слушаете наши передачи и из двух стадионов, и из двух городов, а в прошлом году при помощи «Эфира-1» мы провели перекличку стадионов шести городов одновременно. А в ту пору у нас технической возможности на это не было. И вдруг родилась идея провести репортаж из Лозанны и Женевы. Транслировали мы из Женевы матч ГДР – СССР. Эта встреча не вызывала большого интереса, поскольку преимущество наших хоккеистов было большое. А в Лозанне играли команды Канады и Чехословакии. И от этой встречи зависела судьба первого места и золотых медалей.
– Что будем делать?
Отвечаю:
– Знаешь, я буду смотреть матч по телевидению, прибегу, махну рукой, что готов и…
В общем, началась наша передача. Синявский:
– Дорогие друзья, у нас сегодня два матча. Мы расскажем, что происходит в Женеве. А в Лозанне – наш корреспондент Озеров. Мы будем периодически включать Лозанну.
Я в это время смотрел телевизор где-то в подземелье, потом прибежал, иностранных комментаторов не было, все в Лозанне, все кабины свободны. Показываю рукой, что готов. Синявский говорит:
– Одну минутку, мы сейчас узнаем, что в Лозанне… Алло, Лозанна? – и отдает мне микрофон в соседнюю кабину. Я говорю:
– У нас в Лозанне все трибуны переполнены, мест свободных нет, интерес большой, 0:0, борьба упорная. Сейчас Бубнов обошел всю команду противника, ворота пустые, ну… Промахнулся. А как у вас?
Синявский:
– У нас 3:3…
Он продолжает репортаж, я бегу вниз, к телевизору…
Все у нас получалось замечательно. В Москве не могли понять: как это они? Ну, молодцы! Вот это, понимаете, здорово!..
Все шло как по маслу. Только одного мы не учли, что время в хоккее не как в футболе, угадать, когда матч закончится, трудно. Встреча ГДР – СССР закончилась, а в Лозанне еще 8 минут чистого времени. И счет там 1:1. Борьба. Стоим, смотрим друг на друга.
– Что будем делать? – спрашивает Синявский Москву.
– Отдай микрофон Озерову, пусть доведет до конца, тем более что матч вызывает интерес…
Но если бы у нас рядом был телевизор, передачу можно было довести до благополучного конца, но поскольку не было такой возможности, говорю:
– Давайте сдадим станцию, а в ближайшие минуты, когда матч закончится, мы сообщим результат по радио.
Так мы и сделали. И уже на следующий день стали поступать письма трудящихся примерно такого содержания: «Надо быть круглым идиотом, чтобы в такой момент, когда решается судьба золотых медалей, за 9 минут до конца, при счете 1:1 взять и сдать станцию… Это неуважение к радиослушателям…» Словом, сами понимаете, нас за это не похвалили. Но самое обидное было впереди. Известный хоккейный обозреватель Евгений Рубин на следующий день в «Советском спорте» начал свой отчет такими словами: «Мы все ждали появления Озерова. Он смотрел по телевидению матч из Лозанны, появлялся в комментаторской кабине и на пальцах показывал, какой там, в Лозанне, счет». Вся наша хитрость была раскрыта.
В нашей профессии, как говорится, от благодарности до выговора один шаг. Наши спортивные дневники в 23 часа 15 минут по московскому времени идут, как правило, в записи на пленку. Но бывают дни, когда очень много соревнований, кончаются они слишком поздно. И передачи иногда идут, как мы говорим, живьем. А случается и так: часть пленки, первый рулон, мы запускаем в эфир, а в это время монтируем конец. В тот день я дежурил. Мы сделали футбольную передачу, записали Маслова, известного тренера. Говорил он не очень удачно, надо было пленку подчистить. Запаздываем. Дали первый рулон в эфир, а сами готовим следующий. В это время подходит техник:
– Ну что там дальше будет, рулон кончается.
Я хватаю какое-то сообщение ТАСС, говорю:
– Братцы, минуты две продержусь, давайте скорее.
Вбегаю в студию и с ужасом вспоминаю, что кончается первый рулон словами: «Внимание: включаем Сочи, у микрофона Маслов…». А говорить будет Озеров – чушь какая-то. Но отступать некуда. Я сказал:
– Дорогие друзья, прежде, чем вы услышите Вячеслава Александровича Маслова, позвольте мне вам сказать, что сейчас в Ленинграде Тамара Пресс толкнула, метнула…
В общем, сижу, тяну время из последних сил… Товарищи подали знак, и я сказал:
– А теперь включаем Сочи, у микрофона Маслов…
Утром собирается редколлегия. Говорят: молодцы спортивники, вот это работа. Вовремя прервали передачу, сказали радиослушателям, что интересовало их в данный момент, потом продолжили репортаж – вот это оперативная работа.
Если бы они знали, чем могла кончиться наша оперативность…
У меня был приятный случай, когда я получил от своего начальства благодарность с необычной формулировкой – «За мужество». Дело было, когда отмечали 100-летие английского футбола и состоялся матч «Сборная мира – сборная Англии». Сами понимаете, когда все делается в последний момент, не всегда все рассчитаешь. И вот я мог добраться до Лондона, до стадиона Уэмбли, только теоретически. Но в этот день убедился, что болельщик наш советский – это такая сила, которая может сделать решительно все. Когда экипаж самолета узнал, что летит советский комментатор транслировать «матч века», что времени у него в обрез, было сделано все возможное. Самолет поднялся в воздух на три минуты раньше. Пассажиры говорили только про футбол.
А я должен был пересесть в Париже на английский самолет… За час до Парижа вышел в салон командир корабля:
– Плохи дела, товарищ Озеров, Париж не принимает, летим в Брюссель…
Говорю:
– Если я не долечу до Англии, мне делать нечего, вернусь с вами в Москву. А нельзя ли радировать в Брюссель? Может, там есть какой-то самолет?
Запросили Брюссель – нет самолета. Я вновь к командиру:
– Может, Амстердам запросите, авось там есть самолет?
Запросили: есть самолет, но нет билетов…
Говорю:
– Я вас умоляю: какая разница, что лететь в Брюссель и ждать там погоды, что в Амстердам? А я как-нибудь оттуда доберусь до Лондона…
Естественно, командир корабля сам решить этот вопрос не мог. Запросили Москву. В Аэрофлоте тоже оказались болельщики, которые хотели смотреть матч по телевидению: разрешили лететь в Амстердам.
А дальше все происходило как в сказке. Полетела радиограмма в Амстердам с просьбой задержать самолет, вынуть 100 килограммов груза, освободить место, чтобы забрать в самолет комментатора, который летит на «матч века» в Лондон…
Когда приземлились в Амстердаме, уже ждала машина Аэрофлота, был какой-то билет. Подвезли меня к трапу английского самолета, поднялись в воздух. Встретил меня наш корреспондент, работавший в Англии. На машине мы мчались еще 40 километров. В общем, когда вбежали на стадион, я был весь мокрый, а сборные мира и Англии уже стояли на футбольном поле…
В этот момент наш министр собрал всех начальников: решали, что делать. Тогда еще не дошли до такого «совершенства», что комментатор сидит на Шаболовке, а делает вид, что он в Лондоне… До такого еще не додумались… Но мой непосредственный начальник сказал:
– Вы плохо знаете Озерова! За минуту до матча он будет на месте!
Действительно, я оказался на месте и попросил начальство начать репортаж с благодарности Аэрофлоту. Разрешили. И я рассказал, как совершил этот чудесный перелет. А потом предложил:
– Давайте разбираться, где тут сборная Англии, а где сборная мира…
Увидел Яшина, думаю: «Ну, теперь меня не обманешь – это точно сборная мира», – и начал передачу.
Думаю, многие из вас помнят, что в 1958 году сборная СССР в первый раз отправилась на чемпионат мира. Играли в самой сложной группе: Бразилия, Австрия, Англия… Противники были очень трудные. Первый матч с английскими футболистами мы выигрывали 2:0. Затем в наши ворота забили гол. А на последней минуте нам был незаслуженно назначен одиннадцатиметровый штрафной удар. Матч закончился вничью – 2:2. Затем мы выиграли труднейший поединок у австрийских футболистов – 2:1. В этой встрече показал себя во всем блеске Лев Яшин, ставший одним из лучших игроков чемпионата. А затем встреча с командой Бразилии, которой суждено было сказать очень веское слово в истории мирового футбола…
Сборная Бразилии 1958 года – это лучшая команда, которая была и есть по сей день. Она – эталон современного футбола. В ту пору, когда наши футболисты отправлялись за рубеж, всегда выезжали заранее тренеры, которые были наблюдателями, делали записи, готовили свои соображения по поводу игры той или иной команды и отдавали их Качалину – старшему тренеру сборной команды Советского Союза. Тогда наши наблюдатели за бразильской командой приехали в страшном восторге:
– Бразилия – это что-то необыкновенное! Там правый крайний игрок есть – Жуэль, потрясающе играет! А центральный нападающий Маццола – таких вообще никогда не видели!
И вот, когда наша команда должна была играть с бразильцами, из газет стало известно, что Бразилия выпускает свое «тайное оружие». Имелся в виду 16-летний Пеле. Как наши тренеры рассудили? Ну что там 16-летний мальчишка: наверное, техничный, наверное, быстрый, но, как говорится, еще мясом не оброс, в общем – не страшен…
За полчаса, когда заполнялись протоколы, чтобы пресса знала фамилии футболистов (а у бразильцев имена длинные), наши спрашивают:
– Где этот Жуэль?
А тактика была построена с учетом игры против Жуэля и против Маццолы по той рекомендации, которую дали наши наблюдатели.
– Где Жуэль?
– А его нет.
– Как нет? А кто играет?
– Да вон, с кривыми ногами, пошел какой-то Гарринча.
– А где центральный нападающий Маццола?
– Нет Маццолы…
В общем, выяснилось, что бразильцы приготовили нам сюрприз. На две игры они своих лучших футболистов не пускали. А против сборной СССР выставили самых феноменальных футболистов, которым суждено было прославиться во всем мире своей виртуозной игрой.
Бразильский футбол техничен. Я имею в виду прежде всего команду образца 1958 года. Бразилия – вообще страна футбола. Там, если говорите, что любите футбол, да еще отпускаете комплементы (мол, мы должны учиться у мастеров бразильского кожаного мяча), вас просто будут носить на руках.
Когда мы прилетели в Рио-де-Жанейро, увидели знаменитый пляж Капакабана на берегу Атлантического океана, где играют в футбол с утра до вечера и маленькие дети, и седовласые старцы. Здесь особенно красиво, когда бушует океан, когда под проливным дождем мчатся автомобили, а из окон гостиниц люди наблюдают за игрой. Это и есть знаменитый пляжный футбол. Он всегда вызывает интерес. Мы как-то решили проехать вдоль океана, посмотреть, сколько же в Рио-де-Жанейро футбольных полей? И сбились, сосчитав до двухсот…
У нас в ту пору самым техничным игроком был Сергей Сальников. Рано утром, когда все еще спали, он выходил на пляж и в течение часа тренировался с мячом, отрабатывал различные приемы. Как-то к нему подошел мальчик и попросил поиграть с ним. И какие бы приемы ни показывал лучший техник советского футбола, мальчик с необычайной легкостью повторял их. Об этом я написал в «Советском спорте». А когда Сальников пришел в редакцию, его спросили:
– Озеров прав? Действительно такой случай был?
– Да что Озеров, – отвечает Сальников, – он, как журналист, половину прибавил…
Вместе с Сальниковым пришел Дементьев, известный журналист, ныне тренер, человек с большим чувством юмора…
– Конечно, Озеров неправильно написал, – говорит Дементьев. – Он написал только то, что мальчик исполнял все приемы Сальникова, но самого главного не сообщил: то, что предлагал мальчик, Сальников повторить не смог…
Это шутка. Но и она говорит о том, что бразильский футбол чрезвычайно интересен. Популярность футболистов Гарринча, Пеле в тот период была колоссальной. Гарринча вырос в очень бедной семье. Ноги у него были кривые, но денег на операцию у семьи не было. В результате он на всю жизнь остался с кривыми ногами. Но я беру на себя смелость утверждать, что в тот период в мире не было защитника, способного один на один нейтрализовать этого бразильского нападающего.
А Пеле, тогда ему исполнилось уже 19 лет, был просто кумиром. Он и сейчас – самая популярная звезда бразильского футбола. Но в ту пору достаточно было трехлетнему мальчику просто ласково сказать «Пеле» – и у него глаза уже сверкали.
Бразильский футбол, повторяю, очень техничен. Мы посмотрели матч между командами «Фламинго» и «Динамо». Игра была чрезвычайно интересной. Но мы не знали, куда смотреть: то ли на поле, то ли на трибуны. Публика вела себя настолько необычно, что о ней стоит рассказать.
В Бразилии болеют «организованно». 20 тысяч болельщиков сидят с одной стороны со знаменами, с транспарантами, трещотками. Если успех сопутствует их команде, девушки водят хоровод, шапки летят в воздух… С противоположной стороны сидят 30 тысяч болельщиков другой команды. Если там радуются – здесь уныние, и наоборот.
Самое неприятное то, что на трибунах стреляют. И не знаешь, то ли война началась, то ли еще что …
В Рио-де-Жаннейро стадион «Маракана» вмещает 200 тысяч зрителей. Он окружен колючей проволокой. Как-то слышим:
– Вчера был увлекательнейший матч, двоих убили…
Что такое? Оказалось, что две команды боролись за право остаться в высшей лиге. Встреча, напряженная. Напряженность передалась на трибуны. И, действительно, двоих убили: одного ударили бутылкой по голове, второго – из револьвера. А потом болельщики почему-то отправились бить витрины магазинов… Бывает и такое.
Если вы посмотрите на стадион Монтевидео, то покажется, что это концлагерь: ров с водой, колючая проволока… Приходится принимать меры предосторожности.
Мы видели и отрицательную сторону южно-американского футбола. В частности, когда шел матч между командами вооруженных сил Бразилии и Аргентины.
В ту пору Пеле был настолько знаменит, что в виде исключения играл сразу за две команды: за армейскую и за свой клуб «Сантос». Сегодня играет в Сан-Пауло, завтра летит в Рио-де-Жанейро. И вот играть за армейскую команду Бразилии вышел Пеле. Существует такая терминология: «персональная опека». В переводе на обычный язык – это когда хорошего футболиста бьют по ногам. Так было и с Пеле. Били его, били, держали трое, он не выдержал – дал сдачи, и судья выгнал Пеле с поля. Причем на 20-й минуте первого тайма.
Выгоняют необычно. Появляются два полицейских и под локотки уводят игрока с поля. Вывели Пеле. Народ, заплативший большие деньги, стал выражать свое неудовольствие. Как же так? Раньше надо было удалить другого футболиста. Полетели в судью яблоки, яйца… Судья видит – дело плохо, выгнал с поля аргентинца, уравнял шансы.
Во втором тайме 40 полицейских разнимали футболистов. Был момент, когда аргентинский вратарь мрачно, спокойно вышел из своих ворот и ударил судью в глаз. И зная, что его выгонят, отправился к выходу.
Любопытна работа комментаторов. Один в кабине, а двое на стадионе. В момент драки врываются в гущу с микрофоном и спрашивают: «Как вы себя чувствуете? За что вас ударили?»
Встречу выиграли бразильцы, 2:1. После свистка появились все удаленные. Пеле со знаменем, генералы с портфелями… Состоялось награждение. Вот что такое кратко футбольная Бразилия, страна талантливых футболистов.
В Швеции бразильцы выиграли первое место в нашей группе. Нам предстояла переигровка с англичанами. Победила сборная СССР с колоссальным трудом, 1:0. Гол забил Ильин. В последнюю минуту увезли с сотрясением мозга Константина Крыжевского, который самоотверженно бросился под удар и спас ворота ценой собственного здоровья.
Никогда еще до этого наши футболисты не сталкивались с такой тяжелейшей обстановкой, никогда не играли пять матчей с такими командами: дважды с английской, бразильской, шведской – в течение 11 дней.
Мы к этому не были готовы. Наши потерпели поражение от шведов. В тот период раздавались голоса: что же Качалин играл с уставшим составом, не выставил запасных… Но можно понять Качалина. Поставил бы он других – и мы же говорили бы: зачем выставил этих, а не тех…
В 1958 году мы вернулись бесславно. Сборную критиковали. А через год она выиграла Кубок Европы. Эта была самая яркая страница в истории советского футбола. Победили мы великолепно, заслуженно. Никогда не забуду свой репортаж, когда ночью на стадионе «Пародепрайс» сборная СССР с кубком в руках Игоря Нетто совершала круг почета. Это была очень радостная страница. Дай бог, как говорится, чтобы она повторилась.
Затем наша сборная играла в отборочных матчах. Хочу рассказать об одном. О матче со сборной Турции в Стамбуле.
Мы имели шесть очков из шести. Турки – четыре. И вот последний матч должен был дать путевку в Чили либо нам, либо команде Турции, которая еще сохранила надежду занять первое место в подгруппе.
Ажиотаж в Турции был доведен до предела. Газеты постоянно давали различные интервью. Обратился со своеобразным воззванием к народу тренер сборной Турции. Он писал болельщикам: прощайте ошибки своим футболистам, поддерживайте их, только единение болельщиков и футболистов поможет обыграть советскую сборную. Выступал в газете и знаменитый футболист Метин, давал характеристику нашему центральному защитнику Масленкину: у русских есть такой центрфорвард, который, что бы ни творилось на трибунах, как бы ни свистели, ни кричали, ни на что не обращает внимания и делает все, как ему полагается.
Тут он прав. Потому что Масленкин немного глуховат, он действительно не слышал того, что кричали на трибунах. Воздействовать психологически на него было довольно сложно.
Начался матч. Стадион «Мидхат-паша» вмещает 24 тысячи зрителей. Билеты разошлись мгновенно. И еще в три раза больше зрителей оказалось на холмах, на деревьях, крышах домов… Стадион оцеплен автоматчиками.
Было любопытно наблюдать, как безбилетная публика приветствовала публику с билетами и наоборот. А народу прибывало. Кольцо вокруг стадиона сжималось. По радио объявляли: «Не выходите на поле. Если выйдите на поле, матч будет отменен, нам запишут поражение…»
Пришла публика с трещотками, с трубами. В общем, турки поддержали свою сборную так, как просил тренер. Но нам повезло. Уже на первых минутах наши футболисты забили два гола. Причем забили в полной тишине. Все было спокойно, но до последней минуты первого тайма, когда турки забили гол в наши ворота.
Второй тайм начался и прошел в подавляющем преимуществе турецкой сборной. Атаковали турки ворота Яшина непрерывно. Играли страстно и очень грубо. Все время пытались нанести увечья Яшину. Был такой момент, когда Яшина ударил один, второй, третий. Он от троих увернулся, а четвертого, самого популярного ветерана, левого крайнего турецкой сборной Левтера, ударил сам. И тут толпа болельщиков бросилась на Яшина. Автоматчики побежали на помощь нашему голкиперу. С большим трудом сборная СССР удержала победный счет – 2:1.
Потом наши футболисты отправились в турне по Южной Америке. Выиграли там у команд Чили, Уругвая и вернулись домой претендентами на «Золотую богиню». Авторитет нашей сборной был большой.
И вот мы приехали на чемпионат мира в Чили. Чилийский чемпионат был, пожалуй, самым необычным из всех мировых первенств. Прежде всего по количеству грубости. Международная федерация после первого тура вынуждена была принять самые жесткие меры, чтобы прекратить безобразие.
Наша сборная попала в довольно трудную группу. В ней были команды Югославии и Уругвая, и легкий противник, «слабый» (я это подчеркиваю потому, что дальше поймете: слабых на первенстве мира не бывает) – футболисты Колумбии. Во всяком случае, колумбийцев в расчет не принимали.
Первый матч – с командой Югославии. Был у них футболист Шекуларац. Очень техничный, но хулиганистый. Его, как правило, в своей стране каждый год. Но на чемпионаты мира таких футболистов всегда привозили, чтобы они проявляли, так сказать, мужество.
Шекуларац дал интервью прессе:
– Мы знаем, как играть против советских футболистов, у нас есть ключ к победе…
Не знаю, какой уж ключ он изобрел, но игра с первых минут пошла на слом. Сначала ударили Масленкина. Он отмахнулся. Штрафной назначили в нашу сторону. Затем ударили Воронина. Игра была, как потом писали, «войной на поле». На 19-й минуте, во время подачи углового, ударили Метревели кулаком в глаз. Была рассечена бровь. И этот немыслимый момент был запечатлен фотокорреспондентами многих газет. Когда наши забили второй гол, многие уже не радовались, потому что капитан югославской сборной сломал ногу нашему защитнику Дубинскому.
Матч мы выиграли – 2:0. После встречи в раздевалке была очень напряженная обстановка. На одной скорой увозили Дубинского, на второй – Метревели.
Руководитель югославского футбола принес извинения. Пришли руководители футбола Уругвая.
– Разве это футбол? Это ужасно, так нельзя… Нужна ли помощь? Врача, может?
И никто не мог предположить, что встреча с уругвайской командой будет еще хуже.
Ситуация сложилась так, что наши тренеры дали следующую установку:
– Выиграть у команды Колумбии с крупным счетом, чтобы этой победой решить две задачи: на матч с командой Уругвая выставить запасных игроков, дать возможность отдохнуть основному составу и выиграть первое место в группе.
Сами понимаете, когда тренер спрашивает у футболиста, как он себя чувствует, футболист отвечает положительно. Но все ребята сказали неправду. По всей видимости, каждый решил, если у югославов выиграли, то, подумаешь, какая-то там Колумбия.
Начался матч. Уже к 13-й минуте мы вели 4:0. И наша команда, уверовав в победу, встала. Нам забили гол. В перерыве Старостин говорит:
– Ребята, мы на грани катастрофы. Если будем так играть – проиграем. Но Понедельник забил гол, и произошел случай, который заставил весь стадион не смеяться, а рыдать от хохота. Угловой у наших ворот. Колумбиец попал носком в землю, мяча едва коснулся, и мяч медленно покатился вдоль ворот. Здесь стоял Нетто. Почему-то он решил, что мяч уходит за пределы поля, поднял ногу. Мяч покатился дальше. У штанги стоял Чохели, нынешний тренер тбилисского «Динамо». Ему Яшин кричит:
– Гива, играй…
А Чохели послышалось:
– Играю…
Чохели поднял ногу, и мяч закатился в ворота между Яшиным и Чохели.
Уже потом, успокоившись, стали шутить, что Чохели просто не успели перевести слова Яшина с русского языка на грузинский.
Счет 4:2. Наши нападающие оторвались от защитников, перестали за ними следить, сосредоточились у ворот соперника. А защитники, у которых уже наступила усталость, встали вообще. И тогда один футболист обыграл всю нашу команду, забил два гола. Дальше при счете 4:4 Яшин взял верный гол и спас нашу сборную от неминуемой катастрофы. Словом, вместо поставленной задачи в матче с уругвайцами надо было начинать все с начала.
Это была очень напряженная игра. При счете 1:1 Численко, наш правый крайний, ударил по воротам уругвайцев. В ворота мяч не попал, но попал в сетку с другой стороны. И вдруг судья на поле подает свисток и показывает на центр поля: гол. Перевернули цифру – 2:1. Численко бежит назад, говорит Понедельнику:
– Гола-то нет…
Экспансивные уругвайцы схватились за голову. Что происходит? Мяч в воротах не был, а счет 2:1. Плачут, рвут на голове волосы. Прибежали руководители футбольной федерации Уругвая к арбитру, тащат его к помощнику. Помощником был немец из Западной Германии Душа. Судья спрашивает:
– Был гол?
Помощник отвечает:
– Был.
В общем, неизвестно, чем все бы это кончилось, если бы Нетто не собрал в кружок товарищей и, посоветовавшись, не подошел к судье:
– Не было гола…
Судья посмотрел на нашего капитана как на безумного, команда отказывается от победы… Дал «свободный», перевернули цифру обратно – 1:1. Встреча продолжалась. Но нам показалось, что судья мучается, что его подвели, что, наверное, этот русский сказал неправду… А судьи тоже хотят отличиться на чемпионате – иметь авторитет. Мы чувствовали: мяча в наши ворота не забьют. Только уругвайцы навешивали мяч на ворота Яшина, судья давал свисток и показывал «штрафной» в сторону уругвайцев. Он старался закончить игру вничью (подальше от неприятностей, от разговоров). Матч все-таки закончили победой нашей сборной. Мы выиграли 2:1. Гол забили на последней минуте.
И вот потом, когда мы проиграли следующую встречу, начались разговоры: зачем, дескать, выиграли у уругвайцев, сыграли бы вничью, попали бы не на того противника. Но в тот момент, когда мы выиграли в группе первое место и сборная СССР вышла в четверть финала, никто соперника – хозяев чемпионата, чилийцев – всерьез не принимал.
– Да, Чили – это хорошо. Вот ФРГ – было бы хуже…
Были такие журналисты, которые писали: «Да, выйти в полуфинал и «умереть» от Бразилии – это почетно!» И заказывали уже билеты в Сантьяго. Но все забыли, что самый страшный противник на чемпионате – это хозяева поля. Потому что болельщики оказывают им мощную поддержку – говоря образно, просто на руках несут свою команду на пьедестал почета.
Матч с футболистами Чили мы, недооценив соперника, проиграли. Спохватились лишь тогда, когда счет стал 1:2. В течение 70 минут мы имели подавляющее преимущество, но подбадриваемая публикой чилийская сборная стояла насмерть и выстояла.
После этого некоторые журналисты писали, что Яшин пропустил два мяча с 35 метров. Но кто считал эти метры? Нашлись люди, которые оскорбляли Яшина. Эти горе-болельщики забыли, что с именем Льва Яшина связаны все самые яркие, самые интересные страницы в истории нашего футбола. И Кубок Европы, и олимпийские медали, завоёванные на полях Австралии.
Яшин пережил очень трудные дни в своей спортивной биографии. Он решил, что стар, хотел расстаться с футболом. Появлялся на стадионе тогда, когда матч уже начинался, уходил за 10 минут до конца игры, чтобы только не слышать оскорбительные слова, свистков вдогонку. Молодец тренер московского «Динамо» Пономарев, который сохранил нам Яшина, ставшего со временем лучшим вратарем мира. Он выпускал Яшина на поле в Алма-Ате, Ташкенте минут на двадцать, старался внушить, что Яшин нам нужен, что все в порядке, что будет играть, все будет хорошо…
Но когда сборная СССР встретилась в Москве с командой Италии в матче на Кубок Европы, Яшина в ворота не поставили. Когда наши футболисты должны были в Риме сыграть ответный матч, собралась Федерация футбола. Был задан вопрос тренеру сборной: если Яшин не нужен ему, то пусть Яшин едет на «матч века» в Англию, потому что советская федерация получила приглашение. И тренер нашей сборной ответил, что Яшин ему не нужен…
Яшин отправился в Лондон не как лучший вратарь советского футбола, а просто (пусть, мол, представляет наш футбол, все-таки приятно, что представитель советского футбола будет стоять в воротах сборной мира).
Но спорт тем и прекрасен, что за неудачей бывают победы. Яшин играл великолепно. Уже на первой минуте он спас ворота сборной мира от неминуемого гола. Сорок пять минут он стоял изумительно. И все увидели, что Яшин лучший. В этот день впервые телевидение транслировало матч на весь мир.
И вот, когда наша сборная приехала в Италию, перед тренерами встал вопрос: кого ставить в ворота? Не поставишь Яшина – болельщики не поймут. И за час до встречи Яшину сказали:
– Будешь играть.
Он спас нашу сборную от разгрома. Дело даже не в том, что взял 11-метровый удар, это не столько его заслуга, сколько оплошность итальянского нападающего.
Когда судья назначил 11-метровый штрафной удар в наши ворота, капитан итальянцев сказал Маццоле:
– Ты бьешь!
У итальянца на лице был ужас. Он, наверное, представил, что сейчас будет штрафной лучшему вратарю мира, которому в Англии били, били – не забили. Маццола вышел как приговоренный. Пробил плохо. Яшин взял мяч.
Вечером, когда страсти улеглись, мы спросили у Маццолы:
– Почему же вы не забили?
Он, улыбаясь, ответил:
– А что я могу сделать? Яшин просто лучше меня играет в футбол…
Когда я пришел в раздевалку, Лева плакал. Плакал от напряжения, может быть, от тех нервных минут, которые он пережил на поле… В этот день Яшин был прощен полностью нашими болельщиками.
И вот, объехав много стран, я беру на себя смелость сказать, что по своей популярности нет у нас такого второго спортсмена, как Яшин. Там, за границей, нашу команду знают как команду Яшина. Всюду автографы. Матери в Испании поднимали своих детей к окну автобуса, чтобы те увидели великого русского голкипера.
Когда в Испании в раздевалку пришел легендарный Замора, седовласый ветеран, чтобы познакомиться с русским вратарем, Яшин бросился к нему навстречу, говорил комплементы, что он засыпал с именем Рикардо Замора, что он мечтал стать таким, как Замора… Испанский вратарь слушал, улыбался, а потом сказал:
– Нет, Яшин, я никогда не играл так, как вы, вы лучший в мире!
Яшин выступал на Лондонском чемпионате мира. Наша сборная заняла 4-е место, хотя играла плохо. Но Яшин вновь подтвердил славу сильнейшего вратаря мира.
В последнее время в спортивной прессе часто появляются сообщения и разные догадки: когда Яшин закончит играть в футбол, ему уже 40 лет…
Когда были в Северной Ирландии, мы задали вопрос президенту ФИФА: как откликнется ФИФА и что предпримет, если советский футбол будет провожать Яшина? Президент сказал:
– Яшин столько сделал для развития мирового футбола, что когда Яшин сам решит покинуть футбол, то в Москве будет организован матч сборных мира и Советского Союза. Причем один тайм Яшин будет играть за сборную СССР, а второй – как капитан сборной мира.
Сейчас мы ждем с нетерпением мексиканского чемпионата мира. Очень хочется, чтобы наша сборная победила. Я мечтаю дожить до такого дня, когда на нашу Родину привезут «Золотую богиню».
P.S. К сожалению, Николаю Николаевичу Озерову не суждено было это увидеть, он умер 2 июня 1997 года в возрасте 74 лет. Но слова, которыми наш великий соотечественник закончил свое выступление в уфимском Дворце спорта полвека назад, – это его завещание российским футболистам, от которых мы ждем побед…
Опубликовано в Бельские просторы №9, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!