> >
И всё мне помнится, как ото всех тайком
по аспидной доске крошащимся мелком,
не одолев внезапного волненья,
я первое пишу стихотворенье.
О, как дрожит божественно рука!
А в синеве окна нездешняя звезда
всё медлит и влечёт неведомо куда —
мерцающий мелок в руке незримой Бога,
моя душа у горнего порога,
что смотрит на меня издалека.
Пасха
И с первым полуночным звоном
Под куполом звёзды зажглись,
Где облака дивная крона
Растёт в невозможную высь.
А следом и ветры, и хоры
Свои вознесли голоса
В живые объятья простора,
В тоскующие небеса.
И толпы в едином дыханье,
И свечи, разящие тьму…
Но кто я одна в мирозданье,
И слёзы мои почему?
Быть может, среди ликованья
Здесь каждый душой ощутил
Прощение и целованье,
И тяжесть божественных крыл…
В разлуке
В.
Когда медлительный туман
сокроет спящие равнины,
и шумнолистые вершины
небесный вспенят океан,
когда сойдутся сон и явь
и твердь небесная с земною
и, необъятное объяв,
тогда мы встретимся с тобою
среди благословенной тьмы
под неохватным звёздным древом
и там поймем, что это мы —
Адам и Ева,
и что воловий ход веков
и бурных судеб перекрестье —
всё это долгий-долгий зов
и встречи нашей провозвестье,
что в нас начало всех начал
и жажда обретенья рая
в саду, где ласточка, взлетая,
рисует крыльями печаль, —
так я шепчу себе в тоске,
в горячке, мороке, печали…
И ослепительные дали
встают, как замки на песке.
> > >
В резной мерцающей глуби ночного сада
роятся ропоты и теплится лампада
луны пред образом сверкающих небес,
растущих надо всем, как первозданный лес,
и трепещу я — лист средь листьев сада!
> > >
Во сне душа моя рыдала
Без утешения, без слёз.
И, безучастная, внимала
Ей бездна в мириадах звёзд.
Сверкали полые пространства —
Ни отклика, ни теплоты.
И только ветер долгих странствий
Сгребал опавшие листы…
Так это — Осень? Небо? Ветер?
Ночь? Листопада маета?
Или в холодном лунном свете
Души и бездны нагота?
Одиночество
Лён скатерти выбелен, соткан
и жаждет пролитья вина.
В огромные тёмные окна
глядит неотрывно луна —
так смотрят в последней печали
на жизни свершившийся труд,
уже собираясь отчалить
туда, где не сеют, но жнут…
О, эта бессонница окон
и долгих ночей нагота!
Так полно и так одиноко
мной чаша вином налита…
Сновидение
В. Н. Соколову
…И жутко мне было одной на краю,
когда собирались по душу мою,
звеня ледяными крылами.
И жизнь, что сияла мгновенье назад,
земная, родная, скатилась в закат —
в живое библейское пламя.
И время вернулось в излучину лет,
и бренный язык мой нарушил запрет
на Слово, что было в начале.
И звёздного неба коснулась рука,
и даже душа моя стала легка
в своей неизбывной печали.
Но память туманом стояла в глазах,
и я не желала в небесных лугах
свободно витать с облаками.
И плакала горько о бедной земле,
сказать о которой дозволено мне,
но мёртвыми только устами.
> > >
О Господи, осень!
Погожий денёк для двоих,
бредущих одной бесконечной конечной дорогой
всё мимо и сквозь шелестящих, летящих, убогих
и солнцем последним пронзённых просторов твоих,
и солнцем последним, слегка веселящим унылость
домов, и скамеек, и сквериков цвета дождей.
Подай же им, Господи, солнца на сырость и сирость,
на зябкую старость, на бедные игры детей.
И дай мне свободу лететь и лететь
безмолвной листвой, устилая безмолвную твердь.
Ночью
Не пойму я, что творится, —
то ли долгим клювом птица
за полночь стучит в стекло,
то ли небо протекло
и теперь на крышу плещет,
то ли ветер веткой хлещет
в тёмное моё окно…
Взглянешь — мёртво,
тени длинны,
за озябшею осиной
светит тихая звезда
ниоткуда в никуда.
Опубликовано в Лёд и пламень №1, 2013
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!