Лола Звонарёва. ЗАЩИТНИК ДРЕВЛЕГО БЛАГОЧЕСТИЯ 

Возможен ли сегодня монументальный роман в традициях «Тихого Дона»? Большинство ответит на этот вопрос отрицательно. Между тем я держу в руках книгу современного писателя Камиля Зиганшина, ещё десять лет назад поставившего перед собой задачи, сомасштабные шолоховской эпопее. И, как ни удивительно, с ними достойно справившегося.
В трёх продолжающих друг друга книгах-летописях – подробное, неторопливое жизнеописание не менее экзотической, чем донские казаки, части российского народа – старообрядцев. Иногда кажется – автор тяготеет и к столь ценимому женщинами-читательницами жанру семейной саги: все части романа-эпопеи – «Скитники», «Золото Алдана», «Хождение к Студёному морю» – написаны на материале жизни нескольких поколений одной общины. При этом в ткань романа естественно вошли и драматические эпизоды из истории Белого движения в Сибири.
Автор использовал для воплощения сложнейшего замысла самые разные литературные формы, жанры, приёмы – от традиционного жанра путешествий и элементов мистики до записок офицера.
А начало всему этому положили старообрядцы, которые много лет назад спасли отважных юных путешественников в отрогах древнего хребта Сихотэ-Алиня – автора и его друга Юрия Сотникова – от голодной смерти. Бескорыстные приверженцы первоисточного православия не подозревали о литературных последствиях своего поступка. С тех далёких пор проснулся в душе молодого инженера, любителя экстремальных походов Камиля Зиганшина интерес к замкнутому сообществу староверов, не допускающих в свой круг празднолюбопытствующих.
История старообрядцев, хоронящихся в дебрях Восточно-Сибирской тайги, превращается под пером Зиганшина в оду их цельности, духовной чистоты, последовательности, бескорыстия, преданности Господу. Эти нравственные качества стали большой редкостью в нашем технократическом обществе, благодаря чему книга обретает ещё одну – этическую – ценность. Многие главы трилогии становятся нравственными уроками для современного человека, разучившегося по-настоящему любить, ценить семью, верность, преданность близким людям и в то же время ощущать поэзию нехоженых троп в далёкой тайге. Писатель заражает читателей страстью к путешествиям, сам искренне восхищается красотой первозданной природы: «…от пьянящих ароматов, разопревших на солнцепёке цветов и трав (скитник по привычке на ходу срывал целебные), от смолистого духа кедрового стланика, от предвкушения встреч с новыми, неизвестными ранее местами, а особенно – с Океаном – сердце переполняла такая неохватная радость, что ему хотелось взлететь и парить над любимыми горами и тайгой!»
Перед читателем проходит многолетняя история жизни общины староверов, зародившейся в Ветлужских лесах во второй половине ХIХ столетия, проделавшей труднейший путь через всю Сибирь и нашедшей приют в Забайкальском крае, а затем вынужденной отступать в глушь Алданского нагорья, где и находится, скрываясь от любопытных глаз, по сию пору.
Что больше всего ценит писатель в своих персонажах? Без сомнения, силу духа. Именно это качество любимых героев писателя – как мужчин, так и женщин – подчёркнуто двумя эпиграфами: Дж. Байрон («Сомнение – гибель, вера – жизнь») и Станислав Куняев («Не бытие определяет сознание, а сознание определяет бытие»).
Камиль Зиганшин хорошо знает мельчайшие детали быта, особенности общения старообрядцев друг с другом и с посторонними людьми, историю злоключений этих сильных духом людей, выдержавших многовековую травлю. Дорогого стоит одна маленькая сноска в первом томе трилогии «Золото Алдана»: «В старообрядческих общинах, как правило, не принято целоваться, а только «ликоваться» – то есть щекой прикладываться к щеке другого».
В финале третьей книги писатель как бы случайно упоминает судьбоносный для истории старообрядчества государственный документ. После его появления «прекратились гонения на староверие и стало даже престижно и похвально приглашать на работу его приверженцев»: «Между страниц выглядывала закладка – пожелтевший газетный листок. Это был Манифест Николая II о веротерпимости и Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату от 12 декабря 1904 года, узаконивший в правах старообрядчество».

Семья как центр домашней вселенной

Отец «пятерых детей от одной женщины» – так нередко с понятной гордостью представляется автор этой эпопеи. И мы догадываемся, что уже по этой причине писатель не мог не поставить в центр своей литературной вселенной семейные ценности, да и посвящена одна из книг трилогии – роман «Золото Алдана» – любимой жене Татьяне.
Поэтому такие немыслимые испытания обрушиваются на главного героя эпопеи – Корнея, ровесника ХХ века, родившегося в 1900 году. Корней, не выдержав искушения изысканной красотой горожанки-геолога, предаёт прежде горячо любимую, бескорыстно и страстно любящую его супругу и становится на короткое время эротической игрушкой в руках коварной и расчётливой женщины.
Оставленная мужем Дарья пытается понять – что есть любовь? Мудрый уставщик общины отец Григорий помогает ей найти ответ: «…любовь – это когда две души, две выбранные на небесах половинки сливаются воедино…»
Расплата за измену оказалась страшной – не только мучительная смерть на глазах у обманутого Корнея алчной разлучницы – светловолосой городской красавицы Светланы, но и двенадцать лет в лагерях за несовершенное преступление, отторжение от родной старообрядческой общины, ампутация ноги, постоянные нравственные и физические муки.
Но Корней не сдаётся. Он поселяется сначала в одиноком скиту, потом – в возрождённом старообрядцами монастыре, а затем отправляется в дальнее, тяжелейшее путешествие – на Чукотку, стремясь исполнить свою давнюю мечту – увидеть Океан, удивляя отвагой первопроходца не только одноверцев и близких людей, но всех, кто встречается ему во время его труднейшего «хождения к Студёному морю».
И всё же самое невосполнимое для любого из даже второстепенных героев романа – утрата семейного гнезда, неприятие тебя близкими людьми. Потому так трагична судьба парализованного торговца Василия, продавшего богатым покупателям собственную дочь, вскоре погибшую, так и не успевшего признаться любимому внуку в кровном родстве и передать ему спрятанные богатства, тщательно собиравшиеся в течение всей жизни.
Негативное и разрушительное влияние золота на человека, которое в свое время описал Джек Лондон, убедительно проиллюстрировано многими драматическими эпизодами в романах Камиля Зиганшина. Именно корыстолюбие, бесконечная борьба за «рыжуху» становится причиной гибели одиноких золотоискателей, убивающих друг друга, бесславной смерти бандитов, оставшихся голыми в тайге после неудачной попытки ограбить партию геодезистов.

Энциклопедия быта коренных народов

Монументальное историческое полотно Камиля Зиганшина обладает ещё одним редчайшим качеством – это подлинная энциклопедия повседневной жизни (включая быт и обряды) коренных жителей Крайнего Севера – эвенков, юкагиров, якутов, чукчей. Писатель блестяще, в мельчайших деталях описывает их жизнь, ему близко их понимание природы и семейных ценностей.
Вот интереснейшая зарисовка оригинального юкагирского праздника «Длинных Дней», проходящего на большой поляне. Она явно сделана с натуры и, безусловно, может вдохновить на новые исследования профессиональных этнографов: «Женщины в одеждах, отороченных полосками разноцветного меха, украшенных бисером и разноцветными бусинами. На головах металлические подвески, на груди богатые монисто, на поясе серебряные бляшки. Мужчины в парках, подпоясанных красиво расшитыми кожаными ремнями с ножнами. На ногах торбаса с узорами из кусочков белого и коричневого камуса. Перед тем как ступить на поляну, каждый исполнял обряд очищения – проходил под берёзовой аркой между двух костров. Начался праздник с кормления огня…»
Живые сценки из жизни эвенов дополняются информативной ссылкой, способной заинтересовать не только этнографов, но и фольклористов, филологов, историков: «Ламуты – дореволюционное название эвенов – этнической общности, возникшей в результате активного взаимодействия тунгусов (эвенков) с юкагирскими племенами и отчасти коряков. Населяют северную часть побережья Охотского моря, бассейн реки Колымы и частично Индигирки. Ведут кочевой образ жизни. На маршрутах кочевий строят лабазы на столбах для хранения продуктов, одежды, утвари. У них, как и у эвенков, почитается культ медведя и солнца».

Поэзия первопроходцев

Если в советское время российские подростки играли в индейцев, ходили в походы – на байдарках и пешком, мечтали о далёких путешествиях, то сейчас всё чаще летают с родителями в комфортабельных лайнерах по миру и хвастаются перед менее обеспеченными ровесниками. Эпопея Камиля Зиганшина способна пробудить в юной душе желание стать настоящим первопроходцем-путешественником. Ещё бы: читателю предстоит проделать вместе с главным героем – смелым и сильным духом одноногим Корнеем –пешком, вплавь, на ездовых собаках и даже на льдине немыслимой сложности путешествие – от Алдана до Ледовитого океана и Чукотского Носа.
Постоянно возвращается автор и к мысли о тех, кто начал освоение севера Восточной Сибири в середине ХVII века. Писателя восхищает «невероятная выносливость и отвага казаков-землепроходцев», которая «дала возможность России за каких-то пятьдесят лет прирасти, сравнительно бескровно, огромными территориями». В сноске, стараясь быть предельно объективным, писатель уточняет восторженную речь одного из героя: «Побуждение местных народов к платежу ясака (налога) белому царю не везде происходило добровольно. Случалось и упорное сопротивление, в том числе военное, но не было физического истребления и подавления местной культуры, нравов и верований».
Напоминает Камиль Зиганшин и о том, что огромные просторы нашей страны нуждаются в охране от агрессивных алчных соседей: «В начале ХХ века… американские фактории были разбросаны по всему побережью от Охотска до Колымы… Американцы настолько обнаглели, что в июле 1920 года судно пограничной охраны США установило на мысе Пузино в бухте Провидения столб с надписью, объявляющей Чукотку территорией США».

Ошеломляющая красота сибирских пейзажей

Мастер пейзажа, Камиль Зиганшин помогает нам, его читателям, задуматься о необходимости воспитания в собственной душе качества, присущего его любимым старообрядцам, – способности быть благодарным Создателю за каждый прожитый день.
Вот мастерское описание печального утра – прощания старейшин общины с молодыми духовными чадами, судя по всему покидающими её навсегда. Оно пронизано поэзией драматического расставания, точными и свежими метафорами и олицетворениями: «Тяжело гружённые кладью уёмистые телеги заскрипели, заплакали. Медленно пробуждаясь ото сна, утро поднимало с земли молочные веки предрассветного тумана. С ветвей густо капала холодная роса».
А вот каким видится героям романа «торжественное величие и бескрайность открывшегося простора… приволье Сибири»: «Солнце к этому времени уже зависло над зубчатым гребнем соседнего хребта. Закатный свет алыми волнами разливался по небесному раздолью, окрашивая грани отрогов нежным пурпуром. И такая библейская тишина воцарилась в округе, будто не существовало здесь ни птиц, ни зверей, ни деревьев. Казалось, что слышно, как перешёптываются между собой горы-великаны…»
Ну а можно ли не восхититься удивительной красотой редчайшей «улыбки неба» – северного сияния? Мне довелось увидеть его в первый день приезда на Аляску в 2014 году, и я восхищаюсь предельно точным, поэтически-нежным описанием этого природного чуда Камилем Зиганшиным: «На западном краю неба колыхалась, будто от ветра, прозрачная вуаль, меняющая цвет от нежно-зелёного до лилового. Сквозь неё застенчиво мерцали звёзды. Наполняясь светом, вуаль на глазах превращалась в огромный многоцветный занавес, сотканный из множества вспыхивающих и довольно быстро гаснущих лучей. На смену им тут же выстреливали сотни новых. Непонятно было, откуда они возникали и куда исчезали. Казалось, небо охватил волшебный пожар».
Одноногий Корней, переживший столько утрат, сохранил главное – умение и желание любоваться красотой подаренного ему Господом мира: «…он почти каждый день выезжал в горы на охоту. Поначалу даже не столько для добычи мяса, сколько отвести душу в дальних, порой длящихся по несколько дней, поездках. Была чудесная пора, когда горы и предгорья особенно красивы: сиреневым пламенем горели ирисы, жёлтым – полярные маки, бледно-розовым – островки княженики. Все это – на фоне ярко-зелёных кустиков полярных берёзок и белёсых ковров ягеля».

Драматический эпизод из истории Белого движения

Сын офицера, детство которого прошло в военных городках, Камиль Зиганшин не мог не думать о причинах краха Белого движения. Очевидно, именно поэтому он обратился к последнему походу Белой гвардии – армии генерала Пепеляева. Да и многие другие герои этой книги так или иначе связаны с Белым движением. Интересно: стилистика описаний резко меняется, когда автор повествует о драматической судьбе белых офицеров: «Николай… выбрал карьеру военного. Похвально окончив юнкерское училище, он провоевал с 1914 по 1918 года на германском фронте. За храбрость был награждён именным оружием и двумя орденами. В Гражданскую сначала победно прошёл вместе со своим батальоном от Екатеринбурга до Казани, а потом, стиснув зубы, бесславно отступал до Дальнего Востока. Летом 1922 года по воле случая оказался в Охотске, где в числе первых записался в соединение полковника Лебедева, отправлявшегося в Якутск на помощь повстанческой армии Коробейникова».
В центре нескольких глав – судьба небольшого отряда белогвардейцев, укрывшегося после разгрома армии Пепеляева в соседних со скитом старообрядцев лесах. А вот какую оценку даёт один из героев «походу дружины генерала Пепеляева», не желающий допустить, «чтобы подвиг её участников канул в Лету»: «Это была последняя, выдающаяся по мужеству и трагическая по исходу, масштабная экспедиция Белой гвардии…. Русские офицеры! Пройдёт время, и не поверят потомки, что могли существовать на земле люди, во всём, казалось бы, похожие на нас. С такой же плотью и кровью, а на самом деле возвышающиеся над всеми, как вершины Эльбруса возвышаются над остальными горами. Их предавали политики, союзники, жатка смерти десятки раз прокатывалась по их непокорным головам, а они не падали духом и просили об одном: не мешайте стоять за Отечество…»

Свой в мире хвостатых и крылатых

Среди главных героев этой книги – животные и птицы, умеющие отплатить добром за добро. Камиль Зиганшин до тонкости знает их повадки, привычки, вкусы, может по достоинству оценить нрав и характер, например ездовых собак-лаек: «Всегда активный Борой и тот сник – видимо, надсадился, работая за двоих. Уловив слабину вожака, остальные тоже стали халтурить. И тут неожиданно для Корнея инициативу на себя взяла миниатюрная трудолюбивая, но малосильная, с остренькой мордочкой и умными глазками рыжая Белка. В какой-то переломный момент её как будто кто подстегнул. Она стала работать с упоением и время от времени подзадоривала других визгом. Пристыженные её бойцовским поведением, собаки оживились, потянули резвей».
И мы запоминаем каждого из этих героев, у каждого из них – свой нрав и своя, порой не менее драматическая, чем у людей, история: «заматеревший, дурашливый», но ручной, домашний медведь Потапушка, разговорчивый ворон Карлуша, «добропамятливый» беркут Рыжик. Умница-выдра, освобождённая от гигантской занозы и одарившая спасителя в ответ свежевыловленной рыбой: «Иногда вдруг подбегала, тыкалась лбом в ноги до тех пор, пока Корней не погладит, не взъерошит густую, с блестящей сединкой шубку». «Свирепого вида рысь» Лютый: «…Корнею удавалось переговариваться со зверьём взглядами». «Горбоносый великан», «непревзойдённый таёжный вездеход» лось Снежок: «…лось, уловив призывное улюлюканье или свист приятеля, иноходью бросался на зов…» Лиса Златогрудка: «…Златогрудка, выражая радость от встречи, лизнула Корнею руку и заюлила между ног». Умная лайка Борой, опытный и сильный вожак ездовых собак: «Не уделишь внимания, и собака потухла: весь день будет работать без настроения».
Всем им без исключения свойственна «добропамятливость», и потому нередко спасают жизнь позаботившихся о них людей, бескорыстно ластятся к тем, кого считают друзьями, и даже порой подкармливают их.
Корней видит в любом из них «братьев наших меньших». Вот, например, казалось бы, такой незначительный эпизод, а за ним – заботливое, отцовское отношение главного героя к беспомощному существу, слишком рано утратившему материнскую заботу: «Спал на нарте вместе с оленёнком: земля после грозы была очень сырой. Вернувшись в стойбище, Корней отправился к соседу Омолоя с малышом на руках. Тот, обрадованный неожиданным пополнением, тут же подложил его к недавно отелившейся важенке».
И ещё. Блестяще усвоенные писателем и достойно развитые на отечественном материале традиции прозы Джека Лондона, Сетона-Томпсона, классиков «природоведения» Михаила Пришвина, Виталия Бианки, Николая Сладкова ставят Камиля Зиганшина, умело соединяющего увлекательный сюжет с уникальным знанием природного мира тайги и Крайнего Севера, в этот достойный ряд.
Причём в мир, освоенный классиками, прозаик входит не робким учеником, а достойным наследником признанных мастеров русской и мировой прозы, способным говорить с сегодняшними искушёнными читателями разных поколений на самые трудные темы.

Опубликовано в Бельские просторы №2, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Звонарёва Лола

(род. 28 июля 1957, Москва) – академик РАЕН и ПАНИ, российский литературовед, критик, кандидат филологических наук, доктор исторических наук.

Регистрация
Сбросить пароль