Земное времечко летит, летит вперед.
А вселенское времечко, похоже, стоит на месте.
Такой афоризм придумал Нота, сын Арона-сапожника. Тот самый, который живет сейчас в Иерусалиме, старым уже евреем. Голова покрылась сединою, борода – наполовину седа, ну и возраст: семьдесят пять с гаком. Но в памяти крутится-вертится двор родной, в котором прожил он в семье своей – пятьдесят лет…
От тех лет пробежало-промелькнуло уже двадцать пять годиков. Но почему-то в душе, в плену памяти до сих пор остался старинный русский город Приволжск, который царственно раскинулся на высоких берегах двух великих рек матушки России. Время как будто уплыло по водам, но сидит в сердце дом номер пятьдесят пять по улице Центральной, на пересечении с улицей Большевика Каца, который в бытность человеком пребывал в должности первого городского чекиста, находясь в друганах с самим Дзержинским!
И помнит Нотька Сандлер то, что было давным-давно: как судачили бабы, сидючи от безделья на общей дворовой лавочке. И вели разговоры – о том и сём, просто перетирая сплетни да новости, от общемирового до дворового масштаба. Да и мужики-соседи тоже сидели-балакали, под пивко с воблой, на той же лавочке – но они позволяли себе такую роскошь только в выходные или праздничные дни. Так оно повелось по широким советским просторам, в каждом городе, в каждом дворе, став частью жизни народа.
* * *
Ввиду того, что перо авторучки ставшего писателем Ноты Сандлера оставляет свой след не просто на бумаге, а в «Еврейских тетрадях», повествование превращается в «исторические хроники», связывая март 2022 года с воспоминаниями давнишних дней. И, из дальних уголков памяти, всплывает хороший весенний денек – 9 мая 1980 года, День Победы. Сорок два года с того памятного дня, когда был окончательно разбит фашизм, планета Земля провертелась вокруг главного светила своей системы. Вроде, прошло много «земного времени», но писатель помнит всё досконально.
…По утрянке, в светлый радостный день, который озаряет души мужиков, когда-то отслуживших в победоносной Советской Армии, собрались четверо из многих-многих живущих в городе Приволжске отставных вояк – на уютной дворовой лавочке дома номер пятьдесят пять по улице Центральной города Приволжска, царственно раскинувшегося на береговых холмах дивных рек – Оки и Волги.
Старшим среди собравшихся был Микола, Николай Гудков. Основательный мужик: ради такого праздника литр, то есть две поллитры «Водки московской» выставил в честь великого праздника. В друзья-собутыльники пригласил он соседей, которые моложе его по возрасту, но все трое прошли службу в Советской Армии (конечно, в более поздние года). Сам Микола все тяжелые годы войны честно-пречестно долг Родине отдавал. Слава Богу, руки-ноги не потерял, но ранений и контузий было немало. Лечил их в санбате дивизии, не ныл, в госпиталя не эвакуировался – и так три раза по месяцу выбывал из строя, а потом вновь ППШ в руки – и вперед: «За Родину! За Сталина!»
Один из приглашенных в компанию, Витька Костыль, в армии служил уже через десять лет после войны. На его долю выпало в ноябре 1956 года десантником, на броне «тридцатьчетверки» в Венгрию входить, заварушка там была. Нотька и Алик-Кот тоже своё оттрубили, но намного позже, аж через двадцать лет после войны. На долю Алика-Кота выпало, тоже на БМП, въезжать в древний город Прагу, порядок наводить, роль местной коммунистической партии восстанавливать.
И только Нотьке-Сапожнику, три года тянувшему солдатскую лямку в «диких степях Забайкалья», ни с какими лютыми вражинами воевать не пришлось. Но тоже не сахарная служба: постоянные дежурства, оберегание неба любимой Родины от возможных нарушителей границы воздушного пространства.
* * *
Утро. Солнышко. Весенняя прохлада. Дерево яблони-китайки в бело-розовом цвету, вековой тополь на входе во двор весь клейкими сережками обсыпан. Словом, кусочек рая на земле, а на лавочке – всего больше того самого рая.
А каким «райским духом» повеяло от лавочки в момент, как разлил Микола первую поллитровку по стаканам, – м-м-м…
Получилось, что каждый участник «причастился» ста двадцатью пятью граммами продукта номер один. Закусили без деликатесов: кусочками сыра на ломтях ржаного хлебушка – хорошо!
Слегка захорошев, начал Микола вспоминать года ушедшие, неповторимые: о том, как ему доставалось – уже после войны – с бандеровцами в схватки вступать, сколько он увидел того, что вытворяли люди-звери в горах Прикарпатья… И так серьезно рассказывал, что острая память Нотьки-Сапожника, в то счастливое утро 1980-го, уложила всё в свои закрома.
Каждому было что рассказать. То, что в тот день вылилось из уст младшего из приглашенных, Нотьки, оформилось в отдельный сказ – и пишет сейчас он с красной строки о пережитом, превращая разрозненные воспоминания в очередную «Еврейскую тетрадь».
* * *
Станция Безводная в далеком диком Забайкалье имела два военных гарнизона. Один состоял из танкистов, другой – из авиаторов. Но почему-то повелось так, что гауптвахта, находившаяся в гарнизоне танкистов, с радостью принимала в свои объятья и воинов срочной службы из авиаполка. В тот полк входил и отдельный радиодивизион, где служил радиооператор Нота Аронович Сандлер (если кто еще не догадался – еврей по национальности).
Официально в средствах массовой информации говорилось, что Советская Армия – это интернациональное воинское братство, и никакой розни в ней нет. Так уж была устроена тогда идеология: «большие люди» писали и говорили всё, что полагалось «по заветам великого Ленина». В обычной жизни и в службе солдатской, меж тем, творилось такое, что можно выразить только воплем: «Ой, мамочка, мама рóдная, зачем ты меня на свет белый евреем родила?» Возопляли это в сердце своем солдаты, сержанты и старшины срочной службы. Офицерам-евреям также доводилось «по ночам плакать» и вздыхать. Да что уж там: космонавта Бориса Волынова убрали из первой группы кандидатов на полёт, потому что у него мать была еврейкой. Его полётный номер стал четырнадцатым. И все евреи Союза припали к приемникам, слушая, как, единственный раз в жизни, дрогнул голос несгибаемого диктора Юрия Левитана: «Мать космонавта… – Евгения Израилевна».
Герман Титов не стал первым – потому что имя Юрий было «более русским». Андриян Николаев – потому что был чувашом, он стал только третьим в очереди. Куда уж тут еврею в первые ряды?
* * *
Но вернемся из высочайших сфер бытия к жизни обычного многонационального дивизиона, в котором проходили службу более двухсот двадцати «детей разных народов». Был в этом дивизионе рядовой Абдулакир Бакиров, дунган, один на весь дивизион. И Нотка Сандлер, еврей, – тоже был единственным среди всех.
Конечно, были и другие евреи – но «замыленные»: нос и глаза еврейские, а в пятой графе – русские, и фамилии переведенные: не Вайсман, а Белов или Беляев. Собственно, таким же является и президент Украины, Зеленский, «жид крещеный, что вор прощенный, что конь леченый – в одной цене». Жизненный опыт старых евреев быстро дает понять, что где-то в украинских степях жил-был человек по фамилии Гринберг, внуки-правнуки которого во время расцвета «еврейской секции Наркомата Национальностей СССР» переделали свою фамилию на нейтральную, вроде русскую – а вроде и нет. Это тогда на поток было поставлено, когда Нойман становился Новиком или Новиковым, Шнайдер – Портновым, Алтерзон – Старцевым.
Собственно, и в Приволжске был очень известный в городе фигурист Аркадий Росманюг, с записью в пятой графе – украинец. Кто знал его семью, невинно удивлялись – как это украинскому хлопчику при рождении дали имя Арон?
К «замыленным» евреям хохлы (таков уж армейский сленг) относились по-своему: с улыбочками и злыми пронзительными взглядами, покрываясь пятнами на лице от «доброго сердца». Независимо от того, к какой группе они относились: на станции Безводная проживали и хохлы с Украйны милой, и амурские хохлы (это были переселенцы, осколки Великой Отечественной войны, семьи которых воевали под знаменами фашиста Степана Бандеры; вплоть до 1955 года переселяли их целыми хуторами из родимого Закарпатья на сопки Маньчжурии и леса Уссурийского края, таежные дебри по берегам реки Амур). Но и те, и другие объединялись в своей нелюбви к русским и жгучей ненависти к евреям.
* * *
Годы-годочки проходят. Окружающее пространство вокруг Ноты Ароновича Сандлера, еврейского писателя и художника, живущего в Иерусалиме, исказилось 24 февраля 2022 года…
То, что началось в тот день на Украине и идет по сей день, стало огромным стрессом для многих живущих и в России-матушке, и на Украйне милой.
А 54 года назад в этот день, 24 февраля 1968 года, Нотка Сандлер сочинил свою первую солдатскую байку. Называлась она «Гауптвахта». Первый раз рассказал ее Нотка на «дальней точке» своего дивизиона, на которую приехал на неделю и работал там столяром перед самым дембелем, который был определен на май того же года. Потом пересказал, сидючи на дворовой лавочке, 9 мая 1980 года
И сейчас, в апреле 2022 года, под грохот взрывов в Украине, одел эту байку в «тетрадные листы», то есть продуманные слова и чувства, наполненные духом времени, чтобы вписались в материю тетрадей и пошли жить дальше, через время и пространство.
Ох, нелегкая это работа: из эмоций тащить на свет описание, родившееся на свет так давно!
Поди-ка напиши так, чтобы получился читаемый пересказ, который попадет в руки читателей, для которых те времена – уже история.
* * *
На станции Безводная дислоцировался особый полк истребительной авиации войск ПВО Советского Союза.
Полку был придан отдельный дивизион: радио- и светообеспечения. Он обеспечивал боевые дежурства полка.
Вот в этом-то дивизионе уже третий год служил Нотька Сандлер – на «гражданке» – фартовый пацан, и такой же уважаемый в дивизионе и полку. Стал он специалистом первого класса: радиооператором, пеленгаторщиком, а также радиомехаником и электромехаником, то есть мог заменить любого бойца на точке при необходимости. А на досуге было он сапожником, столяром, плотником, печником, маляром, штукатуром, поваром и прочее…
– Во даёт! На все руки от скуки! – бывало, выкрикивал старшина дивизиона Фомичев, увидев рядового Сандлера за какой-то новой работой. Уважал, звал просто по отчеству: Ароныч.
Шел тогда мальчонке-солдату двадцать второй год. Вроде, уважали и даже любили Ноту сослуживцы. Но, но, но – и еще несколько раз но! У некоторых солдат и даже офицеров присутствовал в душе неискоренимый давний инстинкт, который назывался антисемитизмом. Президент РФ, Владимир Владимирович Путин, это ответственно заявляет. Впрочем, Михаил Саакашвили точно так же утверждает, что в Грузии нет коррупции – он ее победил. А что, смешно! Улыбнемся, улыбнемся и еще раз улыбнемся!
И вернемся в февраль 1968 года, в солдатскую столовую летного гарнизона станции Безводная-2. Весь летный состав, не щадя сил подчиненных, готовится к празднику: Дню Советской Армии. Все роты, эскадрильи и батареи нагоняют боевой дух, посему, идя на «рубон» (то есть в столовую), исполняют парадную строевую песню:
Надо мною шумят, как знамена,
Годы наших великих побед.
Тебе, любимая, родная армия,
Шлет наша Родина песню-привет!
Старшины рот, эскадрилий и батарей, конечно, были «кусками», то есть сверхсрочно служащими. И вот толпились они в холле столовой, ожидая простых срочнослужащих, чтобы после обеда от души погонять свои подразделения по военному городку в «священном солдатском строю» и потренировать голосовые связки подчиненных по команде «Запе-вай!»
И тут случилось такое, что в солдатском сообществе называлось: «Слово не воробей, вылетело – хер поймаешь». Нотька Сандлер шел на построение с неуставно расстегнутым воротником, думая, что уже вставая на свое место в строю, успеет застегнуть две пуговички под своим кадыком, чтобы соответствовать уставу Вооруженных Сил СССР. Но вдруг из тусовки «кусков», лениво ожидающих окончания солдатского обеда, раздался звучный бас старшины Барабаша:
– Р-р-рядовой Сандлер, па-а-чему нарушаешь установленную форму одежды? В дисбат захотел? Тебя, Абрашки, там очень не хватает!
Нотька не смутился, быстро застегнул воротничок, ухмыльнулся и громко ответил:
– Кусяра, не пугай ежа голой жопой. Ты же знаешь, что если в части происходит чрезвычайное происшествие, в результате которого военнослужащего отправляют в дисбат, потом, по частному постановлению трибунала, что происходит? Замполита части, командира роты, командира взвода – понижают в воинском звании и переводят служить в другую часть. А за расстегнутый воротничок, тем более вне строя, военный прокурор сюда не приедет – и пошлет тебя на х…
Рожа старшины Барабаша налилась вишневым цветом, оскалилась щербатыми зубами, потом перекосилась от прищура левого глаза… И с его «доброго языка» полетело:
– Наглец! Ты ведешь пропаганду против офицеров части? Я срочно иду в штаб дивизиона и докладываю командованию: этот еврей подрывает авторитет офицеров и старшин своей части. Ты месяц назад трое суток побыл на «губе» – значит, не полностью осознал свои ошибки. Ну – еще посидишь!
Старшина Фомичев «впрягся в базар», успокаивая Барабаша:
– Петро, не надо бегать к офицерам. Ароныч – дембель, скоро его в части не будет уже. Сказал что-то – ну и пусть. Пусть слова останутся в воздухе: он ничего не говорил, ты ничего не слышал. Он в части очень нужен как столяр: перед дембелем сделает новые столы в Ленинскую комнату.
Барабаш закипел, как самовар, опять побагровел и зарычал:
– Не тебе меня учить! Ты старшина – и я старшина, ты член партии – и я член партии! Я поступлю так, как мне подсказывает моя партийная совесть!
Та-ак, похоже, про Нотьку все забыли. Настала очередь разозлиться старшине Фомичёву. С уст русского старшины сорвалось:
– Ха! Коммунист он, как же! Да твой отец и дед у Бандеры служили! И ты сам пацаненком жрачку в лес таскал «зелёным братьям». А потом вам Бандера приказал: в послевоенные годы внедряйтесь в мирную жизнь Советского Союза, вступайте в комсомол и партию. Чтобы потом, при удобном случае, «ножом в спину ударить» русским или евреям. Как были вы, еще со времен панской Польши, вражинами, так ими и остались!
Глянул Фомичев на виновника распри – и пошёл накручиваться на новый виток:
– Вот чё прикопался? Ты к Аронычу пристал просто по антисемитской утробной злобе своей! Воспитатель… Пошёл на х…!
– Пошел ты сам! – рявкнул Барабаш и порысил в штаб.
Солдатский обед, окончившийся скандальной разборкой, перешел в «строевую коробку» дивизиона из двух рот, которую прогнал по плацу еще не остывший старшина Фомичев, особенно старательно вырявкивающий команду: «Песню… запе-вай!»
Гарнизонный гимн, взлетевший в хмурое небо Забайкалья, восстановил бодрое состояние в душах срочников, хоть и ненадолго. Ибо около казармы их ждали: старшина Барабаш, майор Дубенко – начальник штаба дивизиона, майор Тумаренко – замполит дивизиона, и капитан Якшин – командир роты, в которой проходил службу рядовой Нота Аронович Сандлер.
Прозвучала команда:
– Дивизион, стой! (раз-два)
– Напра-во!
– Равняйсь… смирно!
Тишину на предказарменном плацу нарушил зычный голос начальника штаба Дубенко, который, взяв под козырек, начал командовать:
– Рядовой Сандлер! Выйти из строя!
Далее понеслось военножитейское, не слишком точно основанное на Уставе внутренней службы в рядах Вооружённых Сил СССР. Над головой Нотьки пронеслась туча ругательств, воплей, страшилок, обвинений. После этого замполит, опять приложив правую руку к виску, то есть отдавая честь всё тому же Уставу, огласил приказ:
«За обсуждение распоряжения командира роты – рядового Сандлера наказать арестом на трое суток, с отбытием наказания на гауптвахте!»
Бывший фартовый пацан из Приволжска, стоя перед строем, вспомнил, что говорилось на дворовой лавочке, и пришло к нему понимание, почему его все же решили загнать на «губу»…
Дубенко, Барабаш, Тумаренко – все эти командиры были украинцами по национальности, и мерзкое чувство антисемитизма вошло в их души еще в утробах матерей-гуцулок, на Западной Украине. Про таких людей с Украины рассказывала пацану Майя Шприц, которая жила с Нотькой в одном дворе. Сама она приехала в Приволжск учиться по причине антисемитизма в Одессе. Там в институты и университет принимали «по норме», не более двух процентов евреев…
Поэтому парень был рад, что так достал антисемитов-армейцев, и его не пугали добавленные к шести суткам предыдущих арестов еще три. Вспоминались слова соседки, старенькой Фрумы Осиповны: «Еврей родится для того, чтобы страдать…» – но особых страданий Нотька не собирался испытывать.
* * *
Старшина Фомичев произвёл по всей форме арест рядового Сандлера, отобрав у того поясной ремень. И пошли они в ротную канцелярию, где на столе капитана Якшина лежала уже заполненная «Записка об аресте».
Ругая матом и называя майоров дивизиона «бандеровцами», капитан отдал записку Фомичеву, после чего конвоируемый солдат вместе с конвоиром отправились в путь, расстоянием в три километра.
Стоял обычный, солнечный зимний забайкальский день.
Тишина…
Мороз пощипывал нос и уши, но арестант не обращал на это внимания, слушая рассказ старшины про Степана Бандеру и его войско, с которым ему, тогда еще молодому солдату Ивану Фомичеву довелось повоевать в Закарпатье.
И запомнил Нота на всю жизнь солдатскую правду из первых уст:
– Там такое творилось, что и представить трудно. Днём она – скромная селянка, пропалывающая грядки на хуторе. А по ночам собирались эти украиньски жинки в национальные отряды, проще говоря, шайки, – и шли убивать, грабить, жечь в деревни и села, где люди жили по советским законам.
Бандера и Шухевич жили в Париже, но соратники их, на всю жизнь отравленные идеологией нацизма, вели себя как изуверы по отношению к полякам, евреям, русским и простым украинцам. Жила в них немереная звериная злоба – еще со времен казаков, которые во времена Богдана Хмельницкого, отрезали груди у изнасилованных женщин и вспарывали им животы. Нелюди полные!
И, конечно же, сам он, Иван Фомичев, мстил бандеровцам. Даже в плен не брал! «При попытке к бегству» стрелял бандюгам в ступни ног, потом в кисти рук, в мошонку – и помирай, хлопче, за околицей деревни. Пять патронов на одного – это много, но по справедливости, той же монетой. Как они – так и к ним!
Хорошо запомнил молча слушающий Ароныч, как в 1955 году Никита Хрущев амнистировал всех украинских нациков, и из колымских лагерей и ссылок поехали они домой, в хаты, конфискованные у евреев, к пышным своим бабам, к салу да караваям.
Конечно, тогда вакханалия на Украине прекратилась, но злоба и неприязнь остались, чему свидетельством стало и произошедшее на Безводной-2. Идет рядовой Сандлер на гауптвахту, в результате выпущенного на свободу чувства бандеровско-коммунистической ненависти к евреям.
* * *
Процедура передачи арестованного солдата «в руки» начальника «губы» произошла строго по Уставу. Потом Фомичев подал руку солдату-еврею, крепко пожал пятерню и сказал:
– Ты держись. Я вот всегда знаю, как себя армейские бандеровцы ведут: если еврея арестовали – это сделал хохол-командир. Давай, Ароныч послужи «под дулом автомата», через трое суток я за тобой приду.
Он подпоясался вторым ремнём, который попал к нему от Ноты, и вышел на улицу.
Начальник гауптвахты, капитан Дим-Димыч, принимал арестантов, как всегда, в своем кабинете. Встав из-за стола, откозырял Нотьке и, смеясь, произнес:
– Ну, здравия желаю, «звездный брат», вторично попавший на мою «губу»! Люблю я вас, летунов, содержать в своём заведении. Вы какие-то приятные люди, особенно если дембеля. Не ошибусь, если предположу, что тебя ко мне отправили потому, что ты еврей? Ох, много еще в нашей армии недобитков-бандеровцев! С виду – ну прям вот…
Офицеры, коммунисты, комсомольцы – а в душе такие, что и говорить не хочется.
Но сейчас у меня в одиночке сидит один их них. Военной прокуратурой арестован. Буквально через неделю, как ты первый раз отсидел, мне сюда «особого» привезли. Ты его увидишь, он всегда под конвоем. Сука ж хитрая: хотел домой на десять суток в отпуск съездить. И сотворил, гад беду и себе, и людям.
Был он в наряде часовым, стоял на продуктовом складе, а там на территории – кочегарка, штаб полка отапливающая и жилой дом тоже, где семьи офицеров живут. Так этот, часовой-то, зашел к кочегару, вроде бы чтоб погреться. Посидел чуток, а потом и говорит, что, мол, около продсклада ящики пустые лежат, на растопку хорошо пойдут, их забрать можно…
Ну кочегар, старый дурак, послушал гостя и пошёл на объект, это метрах в пятидесяти от котельной будет.
А этот самый часовой, Василь Кравецко из третьего батальона, хохол из Тернополя, через пару минут – за истопником следом. Первый выстрел – в воздух, пять последующих – в старика. И кнопку «вызов караула» нажал.
Конечно, через три минуты вся дежурная смена прибежала, вместе с начальником караула, к продскладу. Бандеровец чёртов докладывает: мол, посторонний ночью к военному объекту подкрался, а он действовал по уставу.
Начальник караула, лейтенант Лисицын, над лежащим в крови кочегаром склонился, а тот, оказывается, жив ещё и в сознании. Шепотом, но по делу рассказал офицеру, как дело было.
Кочегар к утру помер в госпитале. Вот вам и Устав! Такие дела, «звездный брат», у нас творятся, бандеровская злоба – она живучая! И при коммунизме жить будет!
Так что, то, что тебя ко мне вновь отправили – это ничто по сравнению с расстрелом! Я тебя в офицерскую столовую работать столяром отправлю. Хорошо тебе там будет: котлетки в обед есть станешь. Лично я евреев уважаю. А те бандеровцы – ну как себя ведут, так и сами получат, настанет час!
* * *
Вот так-то. День за днем пишу-записываю. Сегодня – уже 10 апреля 2022 года. Нота Аронович Сандлер – столяр, писатель, художник, сапожник – материализовал болтовню людскую в воспоминание, записав его в «Еврейскую тетрадь». Уже издано тетрадок – отдельно и в сборниках – около сотни, хранятся они в разных библиотеках.
С давних времен, когда в доме номер пятьдесят пять по улице Центральной города Приволжска, на дворовой лавочке велись разговоры про Бандеру со товарищи, не думалось, совершенно не думалось, что на новом витке современной истории всё тот же персонаж возникнет в памятнике в звании «Героя Украины». Ужас какой-то!
Пишут, бесстыжими очами глядя, что злодеяний никаких не было, что за мать-Украину человек боролся. А если что и вышло не так, так это давно было – и забыть пора
…Есть люди и народы, которые не хотят и не могут забыть времена сатанинские, чувства от Владыки ада, сидящие в их душах, не дают этого сделать. Получается, что прошедшее время снова стало настоящим…
Весна на дворе! Считанные дни остались до праздника Песах. А еще через пару неделек – День Победы пожалует. Радоваться бы и праздновать, а оно вон как!
Может, правда в том и состоит, что пространство и время меняются – а люди остаются всё теми же…
Всем читателям поклон из святого града Иерусалима и поздравления к празднику Песах и Дню Победы!
Опубликовано в Литературный Иерусалим №32
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!