Леся Тышковская. В КАДРЕ

Я заметила твой силуэт еще издали.
– И что ты здесь делаешь?
– Ем. Не видишь?
– Ты ешь… деревья?
– Да нет, конечно. Ягоды!
– А вдруг они ядовитые?
– Да нет. Это же тис.
– Тис?! Тисовые ягоды ядовиты! Это известно. Ими был отравлен герой романа Агаты Кристи «Карман, полный ржи». И няня из «Скрюченного домишки»!
– Поменьше читай Агату Кристи и побольше – трактат Авиценны, где тис ягодный – фитотерапевтическое средство.
– Да он же считается древом смерти с древности! Даже тень этого дерева ядовита, – продолжала я гнуть своё.
– Не ядовита. Ни тень, ни ягоды. Я прочла. Только косточки.
– А вдруг ты косточку проглотишь?
– Ну, конечно…
Ты продолжала жевать, пока у меня в голове крутилась песенка шута из «Двенадцатой ночи»:

Пусть в последний приют мой земной
Ветви тиса положат.
Разделить мою участь со мной
Самый преданный друг не может.

– Ты что, сюда есть пришла? – не выдержала я.
– А почему бы нет?
– Я думала, мы сниматься пришли.
– Это ты сниматься пришла. С моей помощью. А мне для этого подкрепиться нужно.
– И долго ты собираешься подкрепляться? Солнце уйдет.
– Пять минут. Только баночку соберу.
Мне стало плохо: возле тебя стояла литровая банка, в которую ты старательно собирала мелкие ягоды.
– Да ты же их до закрытия парка будешь собирать! Перестань хотя бы жрать! Вспомни «Тайну “Чёрных дроздов”». Ягоды были добавлены герою в баночный мармелад. Баночка, кстати, твою напоминала, – сделала я последнюю попытку.
– Я всё делаю быстро, – ты проигнорировала все мои реплики.
Я собрала волю в кулак и открыла сценарий. Не успела дойти до конца, как услышала довольный голос:
– Всё. Я готова. Стихи повторяешь? Умничка.
Мы дошли до первой точки съемки. Ты стала в позу боевой готовности – и я поторопилась начать.
– Я что, сказала начинать?
– А как я узнаю, когда нужно начинать?
– Для этого существует простое слово: экшен. Ты что, впервые снимаешься?
– За границей – да.
– Тогда слушай: экшен – начинаешь действовать, кат – заканчиваешь. Поняла?
– Поняла. Хотя действие – не самая моя сильная сторона, ты же знаешь. Мне уютней в моём внутреннем мире.
– Не отвлекайся. Экшен….

Как много жёлтых листьев
сентябрь срывает.
А мне казалось,
прощание лишь предстоит.

– Снято. Всё, что ли?
– Да. Это короткий верлибр.
– Понятно. А теперь всё сначала… Экшен… Да ты погладь это дерево, обыграй как-нибудь стихи… Кат… Подожди, люди попали в кадр…
– Смотри, они тоже без масок!
– Без масок? Ты о чем?… А, у тебя же карантин в голове… Читай, давай, чего застыла?..
– А у тебя его нет?
– Нет.
– И эпидемии нет?
– Нет…
Я посмотрела на часы: прошло явно больше часа, допущенного последним постановлением французского правительства. Ты заметила мой жест:
– Давай, не тормози. У нас мало времени…
– А нас не оштрафуют?
– Не оштрафуют. Можешь гулять хоть целый день.
Я снова прочла четверостишие. Ты как будто не заметила, что я закончила и продолжала целиться на меня огромной камерой, закрывающей твою голову.
– Я тебе разве сказала остановиться? Обрезать всегда можно… – ты деловито просматривала снятое.
– Не умею я монтаж делать…
– А кто его будет делать? Я, что ли?
– Я понимаю, какая это сумасшедшая работа…
– Да ничего сложного. Просто у меня времени нет… Ты быстро научишься…
– Не уверена.
– Так, хватит ныть. Некоторые без рук и без ног Ла Манш переплывают… Поехали. Экшен…

Неожиданный дар ноября
Солнце нежности в робких аллеях
Сохраняет от знойного дня,
Поцелуем коснуться не смея…

– Ты чего в одну сторону смотришь?
– Да я текст не успела выучить. В книжку свою смотрю.
– Приехали. Не знать на память собственных стихов!
– Да я думала, успею до пятницы, а посмотрела – сегодня такое солнце, грех было не воспользоваться четвергом…
– Могла бы и подготовиться. С тех пор, как ты мне позвонила, прошло уже трое суток. У меня видишь – всё ок.
– Да, молодец. Не ожидала, что ты так спонтанно организуешься…
– Почему не ожидала?

Я вспомнила, как набрала тебя в полночь и бодрым тоном спросила:
– Как дела?
В голосе, прозвучавшем навстречу, послышалось недоумение:
– Какие дела?
– Неужели разбудила? – мне стало неловко. – Ты обычно поздно ложишься.
– Не разбудила. Но ты кому задаешь вопрос о делах?
– Тебе задаю. А как ты предлагаешь начать разговор?
– А как ты мне предлагаешь отвечать на подобный вопрос?
– Обычно, люди отвечают хорошо или плохо.
– Ты что, не понимаешь, что для меня хорошо и плохо – это одно и то же?
– Ой, только не нужно читать мне лекцию о дуальном мышлении, в котором погрязло человечество… Ты же деловая женщина… И у меня к тебе деловое предложение…
– В полночь?
– Хорошие идеи не всегда приходят в приличное время. Ты же сама знаешь… Я могу перезвонить и в другое время…
– Нет уж! Выкладывай своё предложение, если позвонила «деловой женщине» в такое время…
– Пойдем в парк…
– Вот это деловое предложение! Такого секса в полночь мне ещё никто не предлагал!
– Да ты не перебивай: будем фотографироваться…
– Ну, супер – отличный секс!
– Да тебе понравится!
– Не сомневаюсь.
– Да перестань. У меня есть идея: снять стихи…
– Ой, как романтично…
– Не ёрничай. У меня есть для этого небольшая камера…
– А ты вообще помнишь, кому ты звонишь?
– А что?
– А то, что у меня три профессиональных камеры, и я на минуточку – гениальный оператор, удостоенный самой престижной премии…
– Ну, давай, пальцы веером…
– Нет, ты крутая!
– В смысле?
– Звонишь в полночь лучшему оператору страны и предлагаешь тебя снять…
– Минуточку. Я предлагаю совместно выгодную съемку. Ты – меня, я – тебя….
– Круто, – отрезала ты, не то соглашаясь, не то категорически отказывая.
– Конечно – круто. Ты же снимаешь всех, а тебя кто-то снимает?..
– Никто не снимает меня, несчастную.
– Вот видишь. А ты вообще-то красивая женщина…
– Вообще-то – ДА.
Твоё да прозвучало как окончательное нет.
– Ну всё, не хочешь – не нужно.
– Ну, хорошо, если тебе это доставит удовольствие… – неожиданно согласилась ты.
– При чем здесь удовольствие? Мне просто пора задуматься над тем, что я оставлю после себя. Я ведь уже не юная.
– Понимаю, понимаю…
– И я тебе предлагаю сделать съемку вместе, потому что ты откроешь удивительное место – мой любимый парк Багатель. Это – раз. И я тебя пофотографирую – два. В общем, ты должна протащиться, выражаясь твоим языком.
– Вот протащиться – это правильная мотивация. И главное – раствориться, стать частью целого.
– Звучит как угроза… Для моего эго.
– Конечно! Для тебя раствориться – это же потерять себя. А потерять себя можно только в любви. Но поскольку ты боишься любви….
– Всё. Предлагаю отложить твои софизмы и перенести разговор на другое время.
– Стоять!
– Давай не будем разыгрывать маркиза де Сада…
– А чем тебе Венера в мехах не нравится?
– Это уже не де Сад, а детский сад, честное слово. Я перезвоню завтра.
– Стоять! Я хочу знать, сколько ты так выдержишь, – твой голос зазвучал непривычно жёстко, и мне показалось, что всё это время я разговаривала с другим человеком, ошибившись номером.
– Как это – так?
– По стойке смирно. Ты же позировать собралась. Нужно тренироваться!
– Кто тебе сказал, что я стою? Я сижу в удобном кресле… Ты что, шампанского перепила?
– А что мне ещё делать в полночь, когда некуда податься? Кстати, я теперь на красное вино перешла. Оно лучше заземляет.
– Ах да, я забыла, что сейчас карантин – и ты не можешь отъехать больше, чем на километр от дома и всего на час.
– Это ты не можешь. А за меня не волнуйся. У меня всё под контролем. И документы нужные в любую минуту. Ты снова забыла, кому ты звонишь…
– Уже выучила наизусть.
– Идиотка. Для меня рост души важен, а всё остальное….
– Так, лауреат престижной премии, выразите тогда, пожалуйста, чётко ваши мысли и перестаньте оскорблять подругу…
– Да не буду я ничего выражать. Всё равно получится плоско – и меня стошнит.
– А ты попробуй! Подставь себе тазик…
– Да пробовала я. Не получается ни хрена. Пока мысль в слова обернется, так обеднеет, что от неё ничего не остаётся. А если и остаётся, то как я тебе расскажу, что в этой реальности я, например, сейчас разговариваю с тобой, а в другой со мной происходят нечто совершенно иное… И последнее время всё чаще и чаще…
– Это называется раздвоением личности… Короче – шизофренией.
– Вот-вот…
– Да ты не расстраивайся. У меня, кстати, тоже последнее время ощущение какой-то неадекватности.
– М-да?…
– Да. Мне последнее время кажется, что карантин начался из-за меня…
– А это уже интересно…
– Потому что для моей сегодняшней реальности он комфортен: я могу писать, переводить, петь, посвящать время медитациям, книгам, семье. Мне не нужно никуда идти, ни с кем встречаться, тратить время своей души на ненужные разговоры, поиски работы, доказательства своей значимости…. И вот, я сижу дома, брожу по парку, снимаю деревья и балдею от собственной полноты в созданной мною матрице, где людям запрещено выступать с концертами и спектаклями, потому что у меня не хватает на это энергии…
– Чувство вины – не самый лучший стимул для жизни…
– В этой матрице другие не могут путешествовать, потому что у меня не хватает средств на развлечения. Они не могут встречаться, поскольку я, как ты заметила, боюсь влюбиться… Тогда как в другой матрице – параллельной – люди продолжают жить, как прежде. Но я этого не вижу…
– Эй… Поосторожней с такими идеями. Многим этот карантин по-настоящему мешает жить. Не блокируй полстраны своей асоциальностью!
– Издеваешься?
– Да нет. Я отлично знаю, как мысли создают реальность.
– Понятно. Значит, в этом у нас нет разногласий – крышу сносит обеим. Больше никогда не буду звонить тебе в полночь.
– Да звони, когда захочешь. Но главное – не забывай: ты можешь выбирать время так же, как и свою реальность. До встречи.

– Ну всё. Давай теперь меня снимать, пока солнце не ушло, – ты вернула меня в настоящий момент – и между тобой сегодняшней и ночной женщиной на другом конце провода наконец установилась связь, развеявшая горьковатое послевкусие ночного разговора.
– Да тут ещё масса великолепных мест!.. Я только собиралась начитать самое интересное… На тропинке, в рамке… Там такие кадры – обалдеть! В рамке – просто программное стихотворение!
– Опять ты себя загнать в рамки хочешь. Нет, чтобы жить, наслаждаться неожиданными дарами осени, как в твоем стихотворении… Короче: дочитывать будешь дома. Звук не вытягивает, если я отхожу. Нужно отдельной дорожкой… Так, давай здесь, а то солнце уйдет. – Ты начала быстро раздеваться. На траву полетели брюки, свитер, бюстгальтер…
– Ты что, а вдруг кто-то увидит?
– Да наплевать. В театрах за кулисами все друг друга голыми видят. Никто ни на кого не обращает внимания…
– Ну, это всё-таки в гримерке, а тут – общественное место… парк…
– Платье подай, пожалуйста…
– Ты что, собираешься позировать босиком и с голой спиной? Не заболеешь? Ноябрь уж на дворе…
– Спокойно. В актерской профессии такие вещи как голод и холод не существуют. Начинаешь работать – всё остальное уходит… – ты улеглась на траву в расслабленной позе.
– Так это уходит, когда ты – с камерой, а когда лежишь на голой земле, позируя…
– Всё, снимай!
Камера с непривычки показалась нелёгкой, но снимать тебя было настоящим удовольствием. Выбранный фон как нельзя лучше подходил к прическе: зелёная трава и жёлтые опавшие листья, разбросанные рукой ветра беспорядочно и артистично, перекликались с цветом твоих волос.

Дерево,
моя мечта о красивой прическе,
все твои мысли
скрыты от посторонних.
И только зимой,
когда выпадают листья седые
и обнажается старость,
Ты беззащитна, как книга:
всякий тебя читает… –

звучали в голове непрочитанные стихи. Но меня уже захватила роль фотографа. Ты с легкостью и естественностью меняла позы, и мне было приятно следить камерой за сменой твоих настроений.
– Достаточно, – неожиданно остановилась ты, и я мысленно поблагодарила ноябрь, давший мне возможность вернуться к стихам – наверное, ты всё-таки начала замерзать, поскольку тут же принялась за поиски разбросанных на поляне вещей.
– Где же второй носок? – ты растерянно озиралась вокруг, опираясь на ногу с натянутым носком.
– Да ты спину сначала прикрой! Не дай Бог, воспаление легких подхватишь!
– Не подхвачу. Вот он… Помоги мне снять платье.
– Не могу. Оно не снимается.
Где-то недалеко прозвучал свисток полицейского… Сейчас тебя обнаружат – и нас больше сюда не пустят, обреченно подумала я. Платье, как назло, как будто прилипло к телу.
– Может, ты его через ноги надевала?
– Не помню, – честно призналась ты.
Свисток повторился.
– Да снимай же его!!!
– Не могу! Помоги.
– Я боюсь его порвать!
– Его порвать невозможно. Давай!
Я резко потянула за платье. Оно застонало, но выдержало, медленно карабкаясь наверх по нежелающему расстаться с ним телу и оставляя тебя с голой грудью посреди открытой всем взглядам поляны.
– Где мой бюстгальтер? – по-деловому поинтересовалась ты.
– Не знаю, – ответила я, всё явственней представляя полицейского напротив.
– Так поищи!!! Не буду же я это делать в таком виде!
– А я думала, что в театре все так делают, – напомнила я язвительно
Я поискала – и нашла бюстгальтер у себя в кармане. Вот было бы забавно, если бы он выпал у меня из пальто уже дома. Перед моими глазами всплыло лицо мужа. Ты что, решила поменять сексуальную ориентацию? – расползался его насмешливый голос.
– Держи, – я поспешила отдать тебе невесомый атрибут, занимающий в гардеробе женщины настолько же существенное место, насколько бесполезным он выглядит в мужских глазах. – Я, кажется, не заметила, что заранее его приготовила, пока ты носки искала… Нормальные люди вообще-то сначала грудь прикрывают…
– Не забывай, что мы во Франции, – бодро парировала ты. – В случае чего, я бы прикинулась Марьяной и даже запела Марсельезу. Чем не символ Багатели? Ведь это пустяк – в переводе, безделушка, как воскликнул двадцатилетний граф д’Aртуа, держа пари с Марией Антуанеттой на то, что построит дворец в будущем парке всего за шестьдесят дней!
– Так и у нас: чуть больше шестидесяти минут – и всё завершено, – невесело констатировала я.
Свисток полицейского, объезжающего парк, приближался, настойчиво приглашая к выходу. На какое-то мгновение мне показалось, что на нём нет маски, и я вспомнила наш ночной разговор, закончившийся на мысли, творящей реальность.
Я стала прощаться с тобой и заодно – с надеждой доснять всё, что задумала, осознавая всё явственней, что прожитое важнее результата. И если не получится закончить видео или смонтировать фотографии, останется воспоминание о солнечном подарке ноября, в котором слились воедино проявленные и непроявленные миры, и растворились клише и границы, а также ночные страхи и дневные ограничения, кажущиеся иногда реальными картинками.

Опубликовано в Крещатик №3, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Тышковская Леся

Родилась в Киеве. Окончила филологический факультет Киевского университета имени Тараса Шевченко. Кандидат филологических наук (диссертация «Мифопоэтика Марины Цветаевой»). Член Союза писателей Украины. Входит в группу поэтов ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз). Автор семи поэтических сборников («Сны на берегу жизни», «Оставшимся здесь», «С видом на восток», «Шестое апреля», «Время полутонов», «Завоевание пространства», «Бабочка на баобабе»), музыкального альбома «Невидимый мир» и проекта «SтихоJazz». Печаталась как поэт в журналах и альманахах «Вавилон», «Литературное обозрение», «Дети РА». «Футурум Арт» (Москва), «Крещатик», «Русский мир» (СПб), «Самватас», «Collegium»(Киев), «Черновик» (Чикаго), «Глагол» (Париж), как прозаик – в журналах «Радуга», «Соты» и «Дай Just Zeфир» (Киев). Её стихи вошли в антологии «Освобождённый Улисс» (Москва), «Антологию русского верлибра» (Москва), «Киев. Русская поэзия. ХХ век», «Январский дождь. Поэты русского зарубежья», «Тени Европы» (СПб), «Наш выбор. Мини-антология свободного стиха» (Чикаго). Актриса театра и кино, автор-исполнитель моноспектаклей – one man show, объединивших пантомиму, книжную поэзию и театральную песню.

Регистрация
Сбросить пароль