О фильме Александра Галибина «Сестрёнка»
О фильмах, снятых по симпатичным тебе книгам, всегда тяжело писать: непрестанно бродит по межстрочью призрак субъективизма. Зачастую фильм (даже при режиссере с руками из правильного места) проще, скупее на глубину, эмоциональный отклик аудитории; если же его стараются сделать нарочито сложнее, на деле выходит сюжетный фарс-фарш с травмированным сценарием и известным всем «запиканным российским монтажом» (привет Баженову). Есть, конечно, счастливые исключения в советском (например, «Собачье сердце», «Место встречи изменить нельзя») и американском («Форрест Гамп», «Крестный отец») кинематографе, но в России после 90-х эти счастливцы, казалось, вообще стали истребленной кваггой. Фильмы по Акунину и Лукьяненко пляшут именно от предлога «по»; киновоплощениям вроде «Идиота» несть числа, отчего дореволюционная классика словно затирается (хотя среди них есть и относительно удачные); истории Кивинова еще при рождении были рассчитаны под нечто сериально-бытовое, поэтому, хотя и ныне популярны- забавны («Улицы разбитых фонарей», «Каникулы строгого режима»), на отцов больших полотен заведомо не претендуют. Относительно свежим и хорошим примером честной и красивой экранизации в современном российском кинематографе разве что можно назвать недооцененную в прокате «Территорию» Мельника – да и то это ремейк от 1978 года. Ну и чудесный для нашего волчьего времени Арабов…
Так что «Сестрёнка» Александра Галибина стала для зрителя глотком воды, рассказом о вечном, который не был тронут безвкусной (именно безвкусной! – сюжетные изменения-то есть) художественной отсебятиной.
Повесть Мустая Карима (впрочем, как и практически все его творчество) пронизана мудрой простотой и светлой грустью – такое произведение сложно испортить в принципе. Тут и «придирки со стороны» погоды не сделают. Можно, к примеру, сказать о спорном для некоторых зрителей решении дать монотонный русский дубляж башкирской речи (принципиально, аутентичности ради), – но ведь быстро привыкаешь, лично мне слух не резало. Можно прицепиться к якобы лубочно- правильной картинке военных лет, к растяжке хронометража в виде черно- белой кошки…
Да, жителям республики трудно смотреть беспристрастно, – но есть в нашем восприятии и то, что не свалить на предвзятость, не выразить парой слов с высоколобыми «измами». Это сильнее «региональной привязки» к работе московского режиссера и актера. Что же это такое – давайте разбираться.
Глядим на сценарий. Он дополняется (и существенно) некоторыми сюжетными «разворотами», которых в повести нет (песня украинца- милиционера; побег Ямиля и Марата на фронт; бабушкина история о красных башмачках из Ленинграда, которые у Мустая Карима были желтыми и сделанными в Москве, и прочее), а некоторые линии повествования и многих персонажей, наоборот, вырезает или не обозначает (тетя Гюлхылу, Махмут, Фагима, Фарит, учительница, красный флаг… таких героев и вещей – вагон и маленькая тележка).
Финальные сцены намеренно спрессованы: эпизод с башмачками на реке перетекает в появление отца Оксаны; отец Ямиля встречает Петро в буквальном смысле на бегу (согласно реплике шофера, «10 минут до поезда»); нет ничего от книжного сновидения Ямиля о возращении отца – есть только реальная встреча, кинематограф смещает акцент в сторону детской дружбы… Как видим, литературная основа сразу наводит на мысли о мини-сериале. В то же время, возможно (и нужно ли) выдавливать сериальный формат из произведения, где больше этюдов- размышлений, зарисовок, которые начнут «проседать» по железным законам драматургии? Да и среднестатистический (читай, не республиканский) отечественный зритель дописывания-додумывания не заметит: «нововплетения» органично имплантируются в ткань авторской истории, подтверждая слова сценариста Айдара Акманова о «сохранении духа произведения». Так, многие киношные диалоги полностью совпадают с литературными; остаются нетронутыми, пожалуй, главные символы повести – сказка про батыра Тимербека, спасшего сестру от дракона, и, конечно, посадка яблонь мамой, Ямилем и Оксаной. Правда, глядя на достаточно аккуратный визаж матери Ямиля и вполне размеренное существование деревни, не особо чувствуешь, что было голодно и холодно (о чем упомянула ранее вскользь), – книга же эти ощущения дает. Однако можно быть уверенной, что для молодежи это в глаза не бросается (а фильм во многом рассчитан на юношескую аудиторию). К тому же вносят свою лепту в ретуширование недочетов и гипнотический узун-кюй «Уралым», и оптимистичный кыска-кюй «Любизар», и в целом ненавязчивая орнаментальная работа композитора Ильи Духовного, которому помогал один из продюсеров – внук классика Тимербулат Каримов.
Посмотрим на операторскую работу (Михаил Агранович): величественно-дикие леса Башкирии, цельные деревенские планы (кто бы сомневался, что снимать будут в Белорецком районе, где воссоздадут башкирскую деревню первой половины XX века) – и маленькая история, где есть место и солнечному зайчику, и звезде на фуражке, и куколке Оксаны, и той самой – неслучайной – черно- белой кошке (кстати, черно- белая собака (киношный четвероногий пес Пират из бекмамбетовских «Елок»), которой в повести нет, присутствует как параллелизм – спасает Оксану, приведя отца Ямиля в разоренный фашистами дом). Контраст большого и малого. Матрешка вселенной, макрокосм и микрокосм наших судеб. Камерный сюжет, через призму которого проступает Вой на. Вой на и Жизнь. Да, вот так пафосно, с большой буквы, – но, глядя на экран, понимаешь: это оправданно.
Как бы ни кричали о «советской картонной постановке» иные критики от ультралиберальных матфеев. Ничто не истина в последней инстанции. Кроме одного – любви.
А любовь эта, как водится, многогранна в своем проявлении: в фильме она, в первую очередь, показана в человеческих – нормальных человеческих – отношениях. Дружба мальчика и девочки, дружба мужская, взаимопомощь женская и соседская, надежда, вера, милосердие, защита, принятие, участие, прощение (вспомним диалог хулигана Рушана и Оксаны: «Не сердись за башмачки» – «Не сержусь») – все это здесь – не пустые слова. Это для нас сегодняшних, потрепанных беспринципной современностью и чернухой балабановых и быковых всех мастей (хотя никто не умаляет таланта конкретных режиссеров) – это для нас, разбалованных «военным глянцем» вроде «Сталинграда» Бондарчука-младшего, кинопрочтение Галибина кажется чем-то наивным, так сказать, подозрительнодобрым. По-советски добрым. Чересчур правильным. А правильных обычно не любят… И мы начинаем искать подвох.
И не находим. Потому что внутри есть смысл. Потому что дети действительно живут в декорациях, а не привычно для нашего кино кривляются (правда, чувствуешь, что Тимофеева в самом начале эмоционально в роль не попадает, но потом становится органична – возможно, в общей искренней атмосфере).
Потому что играют и взрослые – не очередные КВНщики, актеры. И в большинстве своем – актеры местные (Ильгиза Гильманова, Тимур Гарипов, Сагидулла Байзигитов и другие). Потому что безумно дорог сердцу фильм, где, не говоря о детской непосредственности, чистоте поступков и родных пейзажах, даже в титрах под строчкой «выражаем благодарность» узнаешь знакомые фамилии…
Неудивительно, что близкая всем жителям Башкирии «Сестрёнка» уже отмечена спецпризом на фестивале «Окно в Европу» в Выборге, призами «Зрительских симпатий» на XVI Международном фестивале военно- патриотических фильмов «Волоколамский рубеж» и XXIII Всероссийском фестивале визуальных искусств во Всероссийском детском центре «Орлёнок» под Туапсе (на юге – еще и диплом III степени).
Отдельных наград удостоены Галибин и Тимофеева. Но лучше всех о сути киноленты говорит победа в номинации «Самый добрый фильм» на XXVII Международном детском кинофестивале «Алые паруса Артека» в Ялте.
Поэтому бесспорно жаль, что такое народное родниковое кино радует зрителя зачастую только по большим юбилеям. И особенно важно, что фильм, как и его героиня Оксана, «улетел птичкой перелетной» за границы республики и отправился встречать овации по матушке России. А значит, он, несомненно, останется в памяти радостью нашего проката и неоднократно будет пересматриваться в ностальгии по истинной человечности.
Опубликовано в Бельские просторы №11, 2019