*
Когда закончатся споры, выяснения отношений
И нас всех похоронят на два метра под землю,
за рядом ряд,
Откроется мастерская человеческих воскрешений,
Где в жюри Пляцковский, Фрадкин и Плятт.
И твоя любовь, в оренбургском пуховом платочке,
Проголосует, показывая невзрачный портрет:
«Он писал мне стихи, практически без многоточий,
Воскресите: он мой поэт».
И московские иудеи услышат твой нежный голос,
Полистают личное дело, произнесут вердикт:
«Это сердце, которое билось, трепетало, боролось,
Отвезите за Стикс».
*
Вспомни те разговоры, аляповатой кухни обои, мой растерянный взгляд.
Ты так легко садишься на подоконник, взмах — и волос каскад.
Я прогуливал пары, когда ты ловила снежинки в тёмном дворе перемёрзшим ртом.
Я — разбитая стеклотара, брошенная бутылка, я нуждаюсь в тебе, как никто никогда потом.
*
Он никогда не учил наизусть телефонов, цифр на трамвайных билетах не различал.
Милая девочка — обычный подросток, скучающий миллениал,
В её ключицах блуждают токи и бледный огонь,
Она взрывается, как петарда, — только слегка затронь.
Человеку свойственно ошибаться, превозносить безголосых певиц,
Искать недостатки фигуры, изъяны любимых лиц,
Но когда переходят на шёпот, впиваются, оставляют царапины до крови,
Это важнее нежности и выморочной любви.
*
Так и умрёшь в своём Простодырово,
Оставив пару брошюрок людям родным.
Пускай твой твиттер читает Рамзан Кадыров,
И ты предсказал аварию «Авиа-Когалым»,
В биографии будет всего три листика,
С примечательной фразой, эпохальной до слёз:
«Долгие годы занимался журналистикой»,
Хотя в грёзах своих рассветных был революционный матрос.
*
У колола сердце английской булавкой,
Наполнила лёгкие дымом, печалью рот.
Пока я статист, играю по низшей ставке,
Ты режиссер, а не наоборот.
Только пепел знает, как горит на ветру бумага,
Только мёртвый оценит правду последних слов.
Смотри, я стою у твоих дверей и не делаю шага,
Задыхаюсь, как вокалист из can’t buy me love * .
*
Ты живёшь в Барнауле, слушаешь «Алоэверу»,
Дискуссии шестидесятых — актуальны, близки.
А в литературных кружках семидесятилетние легионеры
Рифмуют берёзки и колоски.
Всё это отголоски культурной провинции,
Перхоть на довоенном синеньком пиджаке.
Ты умрёшь, а рожь будет по-прежнему колоситься
И влюблённые чертить имена на обском песке.
*
Девочка покупает журнал «Psychologies»,
Чтобы стать продвинутой, хитрой и умной.
Книги в оранжевой обложке придают утончённый лоск.
Очки без диоптрий — над ними тайно потешается мама.
Пустые баночки, плакаты любимых звёзд.
Первый шаг нужно сделать самой, хотя это и против правил,
О нравственной тупости мужчин говорил ещё апостол Павел,
Завтра астролог, небесная кардиограмма,
Любимый Шерлок и нестареющий Lost.
*
Она торгует в отделе элитным киндзмараули,
Мечтает о Питере, живёт в Барнауле,
Она так хрупка, так трепетна:
Кельтский крестик, рюкзачок «Арии», молитва и пост.
Я некрасив, меня считают сорокалетним,
Посвятил юность напевам и светским бредням.
Элитное киндзмараули пылится в отделе за тыщу рублей.
Она земля, но никто не скажет, что он Антей.
*
Тридцать лет доказывать, что ты не верблюд,
Проходить в любой бар фейс-контроль со скрипом.
Когда умирают за родину — песни поют,
А я буду искать тебя по всему Транссибу.
Милой девочке нужно учиться варить глинтвейн,
Жарить — пусть не ловить — озёрную рыбу.
Тридцатилетние напиваются под жесточайший рейв,
Потому что не в силах писать, как поэт: «А вы могли бы?».
*
Поэт — плохой утешитель, негодный добытчик радия,
Главное — сознание внутренней правоты.
Иногда достаточно родиться в Багдади * .
Я становлюсь поэтом, когда исчезаешь ты.
Мои сосуды стали стеклянными, глаза слезятся,
Новогодняя ночь, как марафонский забег.
Дорогая, к твоему дому стекаются папарацци,
Когда идёт снег.
* песня «The Beatles»
* село в Грузии. Место рождения В.В.М.
Опубликовано в После 12 №2, 2017