* * *
Где солнце беспечно, а ветер морской суров,
Где скалы лишь чуть галактик и звезд моложе –
Как живется тебе, хранитель чужих стихов?
Какие мысли тебя достают из кожи?
Ты видел во снах и видениях камни этих дорог,
Ты думал, что дом – это место, наивный бродяга.
Скажи, что ты будешь искать теперь, когда смог?
Какого еще ты ждешь последнего шага?
Никто не придет, не станет плечом к плечу.
Твой мир недоступен и пуст – луна над водою.
Держал и держался. Так что же? Услышь, почуй!
Неужто и впрямь считал этот бред собою?
И все же останься. Ты видишь? – горит закат.
И воздух наполнен блаженством, как медом – соты.
И море шепнет тебе тихо: “Ну, здравствуй, брат”,
И ты растворишься в молчаньи святой субботы.
* * *
В начале было… Но начала нет.
Его придумали, наснили, начертали.
Начала не было. Послушай, на черта ли
Вселенной этот просветленный бред?
В начале было… Был или была?
Былинка тонкая, воспетая в былинах,
И быль, и боль ночей бессонно длинных,
И пыльный пол, и полая пола…
И было. Было всё, и всё – в одном.
И всё – всегда, и всё – везде и всюду.
И если я хоть что-нибудь забуду –
Забудь меня, мне не увидеть дом.
Забудь. Ни голоса, ни мысли, ни лица
Не сохранит творец моей печали.
И только Слово, бывшее в начале,
Пребудет в этом мире до конца.
* * *
Из глубин, из мёртвого ничто,
Из кипящего железа ада –
Плач ли, крик? Не то, не то, не то…
Слов не подобрать, да и не надо.
Из пустой слепящей высоты,
Где пространство разряжённей света –
Песнь? Иль зов? А может, вздох мечты,
Той, что даже в образ не одета?
И, соединяя две волны,
Меж началом и концом творенья,
Жизнь моя подобием струны
Не поёт – звенит от натяженья.
* * *
Сны. Тонкие, ажурные.
Гжелью, финифтью, туманом утренним.
Неба глубина сквозь туман просвечивает.
Манит.
Меня спросили: как насчет окончательного просветления? Стре-
мишься к нему?
Не стремлюсь.
К чему стремиться, когда все здесь? Вот туман, вот небо, вот снов
кружево.
Почки набухающие, листики в тонких прожилках, как пройти мне
мимо вас к неведомому просветлению?
Волны морские, ветер нежный, наполненный ароматами, куда мне
еще смотреть, есть ли что-то реальнее?
Сны мои, кружево да финифть.
Я люблю вас, сны мои, как только бессмертное может любить.
Как можно любить только то, что умирает.
Есть ли что-то кроме этой любви?
* * *
Кем мы только не были друг другу.
Мир был чужд, ужасен, но не плох.
Ходят стрелки по большому кругу:
День и ночь, чет-нечет, выдох – вдох.
Медленно, на цыпочках, вполшага,
То не смерть – у колыбели мать.
Наша нерушимая присяга –
Каждое мгновенье в грудь принять.
Каждое мгновенье – словно пулю,
Как тугой галактики спираль.
Говорят, что времена минули,
Но в минуте – не застыла сталь.
Выдох, вдох. Еще течет движенье.
Над потоком боли и скорбей,
В масках Жизни, Смерти и Рожденья
Мать, склонившись, смотрит на детей.
Опубликовано в Графит №20