Камиль Гремио. VOLUNTAS AQUAE

prelude[1]

Да.
Я – вода.
Мои скрижали – причал,
Меня нельзя укусить,
Ужалить, я не могу быть избитым.
Можешь бежать и кричать,
Или вызвать такси,
Но токсинов
Во мне уже переизбыток.
Не сорвать углеродных цепей.
Я отравлен – не пей!
Просто слушай волнующий шёпот.
Мой рассказ – это ты;
Шесть историй простых.
В нём скитаний твоих долгий опыт.

gaea[2]

Бесконечный поход начался из воды:
Старый Хаос, безногий слепой поводырь,
Изваял метаморфу из волн молодых,
И звалась она Вечная Гайа2.
Биллиарды секунд
По планете секут,
Континенты в воде раздвигая.
Триллиарды минут
За луною минут,
И за нею родится другая.

Мировой океан ей взволнован.
Вновь основа – вода.
Слова не угадать:
Никакого там не было слова.
И она восстаёт
Из аминокислот,
И замена ей снова готова.
У подножья холма, там, где влажная тьма
И где звери неистово сходят с ума,
Ты легла у реки в тишине подремать.

interlude[3]

Из воды и до самых твоих усыпален
Жизни следуют глухо и слепо.
Процесс эволюции аморален.
Только в море хранится твой слепок.

ishtar

И Евфрат тебе прошептал:
«Возвращайся в меня, Иштар,
Я бессмертен, могуч и стар!
Но провидит меня лишь та,
Что, Овидия удивив,
Даст науку постичь любви
И, Петрарке войдя во сны,
Ночью жаркой в конце весны
Упадёт на листы дождём,
От которой Шекспир рождён,
Та, которую истребят,
Но которая из тебя!

Испугаешься, убежишь.
Мир укутают миражи.
Рим научат точить ножи.
Я останусь непостижим…»

interlude

Почернел во тьме костяной кинжал.
Чёрная смерть впиталась в землю давно.
Твердь пошатнулась, но я её удержал.
Прорастёт зерно.

jehanne

Но только покоя бог тебе не ссудил:
Не такою быть тебе суждено.
Лишь в твоей прометеев огонь груди.
Вперемешку со мною ты пьёшь вино,
Притворяясь людьми, и скитаешься по крестам.
Я устал и не смог бы, пожалуй, тебя отнять.
И болит душа, и, едва дыша, ты ни здесь, ни там.
На тебя везде давно расставлена западня.
Источая очами печальный взгляд,
Ты иконой наймёшься служить у тех,
Испокон веков что тебя гноят.
Ты лишь повод для их городских утех.
И, когда исчерпают тебя до дна,
Черепами оскалится Сатана,
Ты в подвале заплачешь, вину признав,
Под возгласы прихожан.
Ах, Жанна! Жанна…
Падре, яростен и остёр,
Далеко свою власть над землёю простёр.
Ты почувствуешь вкус проклятий.
Как дёшево
Ты снизойдёшь
Умирать на костёр
Вместо древних моих объятий.

interlude

Близкими быть со мною люди теперь хотят:
Ищут земель неведомых, благосклонных,
Топят в моих колодцах девочек и котят,
Тонут и возвращаются в моё лоно.

Сгорели и Трафальгар, и Гангут,
Нашли свои мели и Беринг, и Магеллан…
На берег! Ведь только на берегу
Кто-то поверит, что кто-то из них – капитан.

Я – вода. Мои ледники трескаются и редеют,
Шепчутся в море души, пробуждая благую песнь.
Ветер играет на перьях musica Dei.
Кто-то из самых первых, кажется, снова здесь.

sophie

Какие же бесы у тебя за плечами стоят?
Улыбаешься им, ничего от них не тая.
Не передать, не перепить и не уберечь…
И череда радостных этих встреч,
Дней занятых, нарядов, что не с утра.
Но рядом – не ты, рядом – твоя сестра.
Ты уедешь в бедный Париж, убежишь,
Медные отблески бледных покатых крыш,
Грома раскаты, распятые молниями дома.
Лечишь раненых. Кровь на ладонях.
Ты такая хорошая.
Ты удержишься, Соня,
Ты не сойдёшь с ума.
А за окошками
Столько брошенных
И непрошенных,
Что числа кошками в голове:
Формулу боли однажды выведет человек.
У тебя нет выбора – ты будешь первой.
Рваные нервы, титул холодной стервы…
Ты одна, в бреду, в своей комнате допоздна.
Механика душ – вот, что тебе предстоит познать.
Замести следы, уйти туда насовсем.
Душа состоит из воды – её хватит всем.
Восьмое чудо – твоя система систем.
Я смою с пальцев твоих чернила,
Но ты не вернёшься: Норра тебя пленила.
Раньше срока погасла твоя звезда.
Покинутый Петербург прощанье твоё издаст.
Я буду грустно ластиться о Кронштадт
У причала.
И никто в этом не виноват.
Что же, опять сначала?

interlude

Мрак.
Мрак. И огонь. Мой древний враг
Снова на марше.
Но я – другой. Я старше.
Гноятся раны.
Странные, правда, эти страны?
Горят и радуются концу.
Наряд по моргу святому отцу!

iris

Железные дети бегают по ржавому полю,
Обдирают о выступы голени,
Бьются, крошатся, точатся, колются,
Их песочница полна големов.
А город в огне:
Бомбы, крики, сирены.
Никого уже нет,
Только небо сереет.

Горя я достиг чёрной лестницей.
Море в ярости, море бесится
Вокруг подожжённого острова.
Волны рвутся о стражника острого,
Что покой у меня забрал.
Разряжается лязг забрал,
Восстаёт планетарный гнёт,
Что людей, словно гвозди, гнёт.
Помешать я ему не смог.
А над Лондоном вечный смог,
А в подвалах места тесны,
И опять у тебя те сны.
Я слезой покачусь к твоему плечу,
На Спитфайре каплею улечу.
Фонари не горят,
Безумцы хотят Нормандию,
Ты с ними в один ряд,
Айрис, милая, ну тебя, ну куда тебе?

Упас.
Как-то нам повезло.
От нас
Отступило зло.
Ад погас.

А теперь не смотри назад,
Твой Пегас расшорит свои глаза.
В глазах – одинокая бирюза.
Зализать хотя бы одну из ран…
А сентябрь… Сентябрь опять беспробудно пьян.
Листва. Тишина. Выстроились слова,
Но выстрелом – на! – одна тысяча девятьсот пятьдесят два!
Под рукою – стылый такой гранит.
Каково это – в покой милого хоронить?
А вокруг – ни тела, ни души.
Добрый друг, ты пиши, главное, ты пиши!
Я дождиком в серой ночи приду,
Художнику больно, он кормит свою беду.
Я не Слово, но ты и моё Дитя.
Сохнут вдовы, облака над людьми летят.

interlude

Ах, как же мной быть непросто:
Я Гангом баюкал трупы
И крови вкусил днепровской.
Лёд Ладоги слишком хрупок.

В Мухавец опускалась каска.
Одер стал моей вскрытой веной.
Припять сталью блестит дамасской.
Тихо плачет в Сибири Лена.

final act

Рек серебристым веером
Я за века измотан.
Девочка с плеером,
Вдоль берега идущая на работу.
В груди же тонны
Глобального одиночества.
Не хочется,
Но куда деваться.
В метро – жетоны.
Смотри же, тонет
В какой-то нелепой лжи
Из розового девайса,
Мимо кармашка признание положив.
Я лужею на асфальте.
Нет, она вниз не глядит.
У неё там анамнез, контакт, кредит.
Кто-нибудь! Пожалуйста! Посигнальте!

Что ж, значит, снова тебя произвёл
На свет из меня родительский произвол
В обитель, скит, файервол.
Годы проносятся дикими лошадьми,
Оставляя на почве улики да раны.
Вроде бы вот они, наши дни.
А вроде бы – слишком рано.
Бродим по родине, как умеем:
Тебе лишь бы с кем нализаться,
А я вода – я по трубам канализации.
Грубое время, я становлюсь грязнее,
Протекая через весь этот смрад.
В моём теле шевелится ржавый флор.
Этот каменный Каин уже ничему не рад –
Он сливает в меня какой-то заразный хлор.
Масса каких-то береговых тем:
Кассы, мохито, рега – это, вообще, что?
А между тем
Ты – в одну на Невском,
Распахнутое пальто.
Сегодня не с кем.
Мост. Заблудшая мартовская пурга и
Боль. Внезапная, острая и тугая.
Ты снова Софья, ты снова Гайа.
Стой! Не прыгай!
Миг, блеск,
Крик, плеск.

postlogue

Страшный рисунок.
Конечно, спасу, но,
Пока ты поймана,
Пой меня,
Пей меня,
Лей, меняй,
Изменяй, извиняй,
Только живи. От инстинкта к любви
И любовью себя назови.
Я – вода. Такова моя воля.
Бог и тот, если б был, тоже был бы тобою болен.

[1] Вступление
[2] Гея – древнегреческая богиня Земли
[3] Интерлюдия, антракт

Опубликовано в Бельские просторы №8, 2020

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Гремио Камиль

Родился 29 августа 1985 года в Уфе. Автор многочисленных публикаций в печатных и электронных СМИ.

Регистрация
Сбросить пароль