* * *
Если не в душ, то куда ты уходишь молиться
Богу, которого нет ни в альпийских шале,
Ни на заляпанных спермой журнальных страницах,
Нет никогда, и особенно нет – в феврале?
Нет, не в боксера: в Летицию, Синди, Наоми,
Клавдию, Линду, которыми полон журнал, –
Бог воплощался на каждой странице, и кроме
Этого бога, других ты тогда и не знал.
Только хотел, чтобы было как можно иначе,
Долго хотел, спотыкаясь на том, что сбылось,
Но до сих пор эти женщины что-то да значат,
Воспоминанья тебя прошивают насквозь.
Где у других приготовлены фетвы и бритвы,
Ты развернешь свой подслипшийся иконостас
И ни одной не пропустишь вечерней молитвы
Богу, который тебя не единожды спас.
* * *
…и вот на свежевспаханном асфальте
Лежит Вольтер, он выронил свой «вальтер»,
Не рассчитав немножечко вольтаж.
И секундант бежит, роняя шляпу,
Мычит, как будто проглотивши капу, –
Рот в рот и сердца непрямой массаж.
С той стороны барьера – люди в черном
Неидентифицируемым Борном
Стоят и одинаковы с лица.
То легион простых агентов Смитов,
И все же их чудная карта бита
И лица заливает зеленца.
Что Матрица?! Придумать мир нетрудно.
Трудней достать из-под кровати судно,
Вернувшись из страны АК и Оз
В забитую больничную палату,
Где места нету Понтию Пилату
И в судно превратился Берлиоз.
* * *
…и забывая стирать людей из адресных книг,
Ты будешь вечно живым, покуда дзен не настиг,
Покуда ценности слов предпочитаешь дневник,
В котором пусто и гулко.
Ты даже можешь звонить и долго слушать гудки,
Поскольку все, чем ты жив, на расстояньи руки,
Но стоит только разжать сведенных легких тиски,
Как тут же выпадет втулка,
На коей держится мир твоих печалей и влаг,
Где каждый встречный – герой, а проплывающий – враг,
Но посмотри на ладонь, что превратилась в ГУЛАГ,
Серьезно и не мигая…
Ведь, существуя себя, ты забываешь о тех,
Чьи имена-корабли не держит памятный кнехт,
Но чья любовь сквозь эфир идет, не зная помех,
Как у Макото Синкая.
* * *
Прошлогодними листьями взятые города,
Буде они хабаровски, томски, брянски,
Думают: это просто шушера, школота,
А танцы их – красота по-американски.
Но когда на тебя набегает их ржавый строй,
Тычется в ноги злобно и слепошаро,
Хочется быть кем угодно, но не собой,
Даже игрушкой с ужимками Пьера Ришара.
Стоишь ошарашен и гол, и несчастлив и нем,
Сердце в груди – жеребцом под ударами стека.
Тебе не до планов отхода, не до стратагем,
В панике ты поддаешься будлающим штеко.
…и только гуигнгнмы, не знающие стыда,
Что созданы по лекалам иного бога,
Берут под уздцы посрамленные города
И уводят в края хэпппи-энда и эпилога.
Опубликовано в Интерпоэзия №3, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!