Иван Карпухин. ЧАСТУШКИ В РУССКОЙ СРЕДЕ БАШКОРТОСТАНА

Из монографии «Частушки в Башкортостане на рубеже тысячелетий»

У каждого народа нашей планеты есть свои песни. Изумляет богатством и глубиной содержания, разнообразием напевов и жанров русское песнопение. Оно включает в себя эпические былины – торжественные героические песни о великих делах богатырского склада и духа людей; духовные стихи – песни о героях-змееборцах, мучениках, подвижниках христианской веры, о чудотворцах, праведниках и грешниках; молитвы – своеобразные песни, содержащие обращение к Богу или святым, наделённым божественной силой и благодатью, и исполняемые в различных религиозных обрядах (к примеру, во время праздничных богослужений в церкви, при венчании, отпевании усопших и т. п.); исторические песни о важных с точки зрения народа событиях и действиях исторических личностей, какими были, к примеру, Иван Грозный, Петр I, Степан Разин и др.; военные песни о подвигах русских полководцев и солдат; лиро-эпические баллады, раскрывающие нравственные проблемы семейно-бытового характера обычно с трагической развязкой; обрядовые (величальные, корильные, заклинательные, ритуальные, игровые, лирические) календарные, хороводные и свадебные песни; своеобразные плачи – причитания, рассказывающие о прощании невесты или рекрута с родным домом и близкими, либо домочадцев с усопшими; необрядовые лирические (любовные, семейные, плясовые, солдатские, разбойничьи, тюремные, ямщицкие, бурлацкие) песни.
Особняком в этом перечне стоит частушка.
Частушка – это коротенькая четырёхстишная (реже двух- ещё реже шестистишная) песенка, серия которых исполняется на какую-то одну мелодию. Наиболее популярными из них (мелодий) являются «Семёновна», «Барыня», «Сербиянка», «Подгорная», «Цыганочка», «Яблочко», «Извозчик» и «Страдания». На территории современного Башкортостана встречаются все названные напевы, но бóльшей популярностью в последние десятилетия пользуются «Цыганочка», «Подгорная» и «Семёновна».
Частушка – это поэтическая крупица народной мудрости и жемчужинка художественного таланта народа; это миниатюрная художественная картинка, запечатлевшая частичку нашего быта, движение человеческой души, проявление какого-то чувства или же запечатлевшая детальку, штришок в портрете лирического героя.
Частушка привлекла внимание фольклористов и писателей лишь с последней четверти XIX в. И это не случайно. В то время она стала создаваться всюду и массовым тиражом. Из этих крупиц бытия, вобравших в себя какие-то моменты в переживаниях человека, складывался многогранный образ народа – создателя и носителя частушек со всеми его горестями и радостями, поражениями и победами, разочарованиями и мечтой, умением сочувствовать и сострадать.
Тематика частушек не поддается учёту. Частушка всё видит и всё слышит, всё хочет знать и знает. Она сумела заглянуть во все даже самые интимные отношения людей. Частушка во всё вмешивается, всему даёт оценку или выносит своеобразный приговор, фиксирует внимание на каких-то важных бытовых деталях, штрихах или же иногда говорит броско, ёмко, даёт эпически широкую оценку определённого исторического промежутка времени, достойную по значимости повести или целого романа. Например:

Президенты – за народ,
Все министры – за народ,
Депутаты – за народ,
Но пока наоборот.

Язык частушки позволял их исполнителям высказать самое заветное, передать свои мысли и чувства друзьям и подругам, родным и близким, напомнить любимому или любимой о своих желаниях и возможностях, назначить встречу, свидание, признаться в любви, рассказать о своих переживаниях по случаю измены ягодиночки (дроли, ухажёра, милки, приятки, залётки), ухода близкого и желанного человека в армию, отъезда его в город на заработки, отправки на фронт и возможной гибели там.
Частушки не щадили людей никчемных, с каким-либо изъяном во внешнем облике или в характере, глуповатых, простаков, людей легкомысленных и легковерных, лежебок и пристрастившихся к алкоголю; людей недалёких, но слишком высоко оценивающих себя, заносчивых; людей без ветрил в голове, не имеющих твердых убеждений и не могущих постоять за дорогого человека или самостоятельно принять решение даже тогда, когда дело касается самого себя.
Доставалось, как говорится, «на всю катушку» соперницам-паразиткам», «злодейкам», «зубоскалочкам», у которых кривые ноги, «оборочка в грязи», «походка лошадиная», «рыжая морда», «зубы в три ряда», «… тоненькие ножки, // Голова как у змеи, // Голос, как у кошки; критиковались бригадиры-пьяницы, готовые за бутылку спиртного продать честь и совесть: «У кого бутылка есть, // Тому и лошадка»; осуждались необразованные специалисты типа ветеринара, «исцеляющего» заболевшего гриппом соседа путем его кастрирования; лодыри, которые «Без одиннадцати месяцев // Гуляют целый год», не хотят идти «…В поле жать, // В борозде будут лежать», чтоб лицо не загорело и спина не заболела; трепачей «как в поле ветер», у которых «… полюбовниц семеро» и т. п.
Когда, где и как возникли частушки? Вопрос для фольклористики и не новый, но не до конца решенный.
В последней четверти XIX – в начале ХХ веков разгорались по этому поводу целые дискуссии. Одни ученые, например В. И. Симаков и А. И. Соболевский, считали, что русские частушки возникли в XVIII – первой половине XIX в., другие – Д. К. Зеленин, позднее С. Г. Лазутин и В. С. Бахтин – в 80–90-е годы XIX в. У каждого исследователя были свои доводы и аргументы. Здесь не ставится цель углубляться в данную полемику, поскольку она уведёт в сторону от поставленных задач. Мы соглашаемся с позицией Д. К. Зеленина, С. Г. Лазутина и В. С. Бахтина как наиболее убедительной.
Не ставим здесь и другой задачи – определить, в какой среде частушка зародилась. В фольклористической литературе обнаруживаются прямо противоположные на этот счёт точки зрения. Так, В. И. Симаков, собравший свыше ста тысяч текстов, утверждал, что частушка – порождение сельской молодёжи, а Д. К. Зеленин, один из первых публикаторов частушек, считал, что родились они в городской молодежной среде.
Несколько иную позицию занимает С. Г. Лазутин, доказывавший, что местом рождения частушек была не патриархальная глухомань, а бойкие места, где скапливалась молодёжь, где строились, к примеру, железные дороги, заводы и т. п., то есть повсеместно в России. По Бахтину, рабочая частушка возникла на основе крестьянской.
Единодушны исследователи в том, что возникновению частушек способствовали небольшого размера парные, игровые, сборные и разборные песни, связанные с посиделками и хороводами, и в особенности песни плясовые, похожие по складу на частушки. Способствовала формированию частушек распространявшаяся книжная поэзия с четырехстишной строфой.
Не вызывает сомнения, что частушка сложилась в особый жанр фольклора в последней четверти XIX века, когда в России ускоренно разрушались патриархальные, развивались и углублялись капиталистические отношения, что приводило к быстрому росту самосознания масс и их активизации. Ответом на новые требования времени стало появление и утверждение частушек.
Носителем и, очевидно, создателем данного жанра фольклора стала молодежь, которая, как свидетельствует вся история человечества, обычно идёт дальше своих отцов. Первые публикации частушек подчёркивали это[2]. По сведениям фольклористов конца XIX – начала ХХ веков, пожилое поколение относилось к частушкам не только настороженно, но порою и с презрением. Однако позиция «отцов» не приостановила развитие жанра. Частушки стали создаваться всюду, о чём свидетельствуют их местные названия (коротушки, сбирушки, пригудки, трясогузки, припевки, матаня, страдания, частоговорки, прибасенки, извозчик), и массовым тиражом[3]. Рождались они и в деревне, и в городе, и, как убедительно показал в своей работе С. Г. Лазутин, создавались именно там, где скапливалась молодёжь][4].
Уже в начале ХХ века частушка становится одним из самых популярных видов народной поэзии. «Отзывчивость на всё многообразие жизни, краткость и доходчивость частушек позволили использовать её как средство массовой агитации. И это началось ещё до Октябрьской революции», – писал Ф. М. Селиванов.
После победы в 1917 г. Октябрьской социалистической революции и установления советской власти в нашей стране, а также в связи с бурным развитием промышленности и становлением колхозов и совхозов, изменением правового положения женщины в семье и в обществе, с внедрением обязательного для всех среднего образования частушка (наряду с массовой профессиональной в своей основе песней) становится ведущим жанром фольклора.
Известно, что время неумолимо движется лишь в одном направлении – вперёд. Молодые люди становились пожилыми и старыми, сохраняя в своей памяти песни молодости – частушки и стараясь передать их молодой смене. Так постепенно частушка стала популярной у всех поколений. Более того, необычайное богатство её тематики, которая едва ли поддаётся учёту, разнообразие напевов – от залихватской весёлости до трагичности причитаний, исключительная приспособляемость к любой жизненной ситуации позволили частушке проникнуть в ранее запретные зоны – в отдельные календарные и семейно-бытовые обряды и занять там достойное место. Так стало со свадьбой, где частушка частично заменила практически забытый традиционный свадебный фольклор. К примеру, на второй день свадебного пира, когда ищут ярку (невесту после брачной ночи), вместо ранее бытовавших песен с эротической тематикой поют частушки аналогичного содержания.
Многие ученые, к примеру И. В. Зырянов и С. Г. Лазутин, пытались увидеть и описать процесс создания частушек. Исчерпывающего ответа на данный вопрос до сего времени никто не дал. Нам приходилось многократно наблюдать за исполнением частушек на вечеринках, праздниках, свадьбах, гулянках. Обычно звучали общерусские тексты. Но от внимательного слуха не ускользали произведения, которые рождались в ходе частушечного диалога по данному конкретному случаю. Как правило, импровизация проявлялась в привязке общеизвестного текста к конкретному факту, во введении в уже бытующий текст частушки конкретного имени человека или названия местности, в оценке и акцентации каких-то черт характера или портрета лица, которому адресовалась частушка (местный колорит). Вот несколько примеров.

Салаватские ребята
Не поют, а квакают,
Целоваться не умеют,
Только обмуслякают.

Или:

Ишимбайские ребята
Надели галоши,
Мимо окон ходят боком,
Думают, хороши.

На месте салаватских или ишимбайских ребят могут оказаться верхоторские, новотроицкие, бердышлинские, ташлинские, серповские или ещё какие-то (в мужском варианте частушек – девчата).
Частушечники умело, со знанием дела вмешивались в тексты, разрушали одни и создавали новые варианты уже из частей (кусков) ранее бытовавших частушек. И всё это происходило незаметно, получалось как бы само собою, естественно, без каких-либо усилий и натуги. Видимо, этот процесс отражен в частушке:

Я частушку на частушку,
Как на ниточку, вяжу.
Ты досказывай, подружка,
Если я не доскажу.

Найти и определить создателей частушек очень трудно. Лишь иногда удается это сделать путем сопоставительного анализа репертуара талантливого частушечника конкретного селения и опубликованных частушек в сборниках. Только два примера.
В Стерлитамаке Забатурина В. Е. (русская, 1923 г. р., уроженка дер. Васильевка Альшеевского района Республики Башкортостан) вспомнила 623 частушки. Среди них сравнительно часто встречаются тексты, отражающие особенности жизни частушечницы в дер. Новотроицк того же района, в котором она жила после того, как вышла замуж за участника Великой Отечественной войны, который в боях за Сталинград потерял ногу, но остался жизнелюбом, добрым и гостеприимным. Отличался умом, был хорошим семьянином и тружеником, любил слушать и петь народные песни, высоко ценил настоящую дружбу.
Во время экспедиции 1975 г. в дер. Старые Ирныкши Архангельского района РБ нам посчастливилось встретить молодую симпатичную женщину со звучным именем Серафима. Это был человек одаренный, поэтическая натура. От неё записано около 400 частушек. Казалось, они лились из неё нескончаемым потоком. Пела она их нам на колхозной ферме, сидя на скамеечке, когда доила коров: другого времени у неё просто не было.
Серафима удивительно чувствовала жанр, жила в нём, умела рассказать через пение частушек не только своё (у неё неудачно сложилось замужество), но и чужое горе. Она могла от любого лица поделиться и радостью. Отдельные, не встретившиеся нам в публикациях тексты затрагивали её личную судьбу. Произведения отличались высокой лиричностью и поэтичностью, как, к примеру, эти:

Милый мой, милый мой,
Ты ведь ландыш полевой,
А я – горькая осина,
Что ж ты гонишься за мной?

Или:

Мы с подружкой Симочкой
Сидели под осиночкой,
Вытирали горьки слёзы
Синенькой косыночкой.

Мы не знаем и уже никогда не сможем узнать, какое количество частушек и их вариантов было рождено русским народом на протяжении всего времени их бытования, включая наши дни, потому что фиксация данного материала в тысячах и тысячах селений не только необъятной России, но и её таких регионов, как Башкортостан, велась не систематически. Кроме того, записи производились, как правило, в избранной местности и не сплошным способом, а от отдельных, наиболее талантливых носителей. Наблюдения же показывают, что частушки или их переделки и варианты рождались и отчасти рождаются повсеместно, равно как и умирают. Именно на эту особенность в жизни частушек указывал в 70-е гг. ХХ в. видный фольклорист из Перми И. В. Зырянов, пользовавшийся введённым им тогда термином «частушки-однодневки».
Более того, у нас нет не только исчерпывающей, но и приблизительной информации о том, какое количество частушек усвоено на русском языке нерусскими этносами, живущими в таких полиэтнических субъектах, как Татарстан, Марий Эл, Оренбургская, Самарская, Челябинская и др. Наши материалы, записанные в Башкортостане, свидетельствуют, что нерусские народы владеют жанром и принимают активное участие в сотворчестве, создают на русском языке новые варианты и тексты, которые иногда у них заимствуют русские. Сохранился здесь и процесс перевода русских частушек на родные языки. Возникло новое явление – создание двуязычных (русско-башкирских, русско-татарских, русско-чувашских, русско-марийских и т. п.) частушек-такмаков, которое приходится на последние три десятилетия ХХ в.
Сказанное выше свидетельствует о жизнеспособности жанра частушки, не потерявшего и теперь своей значимости. Кульминация же в его развитии в русской среде на территории Республики Башкортостан приходится на 30– 50-е годы ХХ в., когда её пели всюду: на вечеринках, посиделках, свадьбах, гулянках, во время отдыха, на праздничных вечерах и смотрах художественной самодеятельности; она включалась в репертуар народных хоров и отдельных мастеров пения, звучала на радио, с эстрады, позднее – с экранов телевидения; она стала главным жанром народной лирической поэзии.
В связи с активным процессом урбанизации сельского населения в Башкортостане в 50–80-е годы ХХ в. частушка стала выходить на ведущие позиции и в городах, где её носителями и пропагандистами в значительной мере стали бывшие крестьяне.
На рубеже ХХ–ХХI веков данный жанр в Башкортостане живёт неодинаково активно в различной половозрастной среде. Наибольшее количество частушек зафиксировано от женщин пожилого возраста, за ними идут представители среднего и, наконец, младшего поколений, что отчётливо иллюстрируют примеры разных лет записей.
Так, три сестры автора данной монографии, родившиеся в дер. Васильевке Альшеевского района Республики Башкортостан, Забатурина Варвара Егоровна, 1923 г. р. (живёт в Стерлитамаке), Серикова Елена Егоровна, 1930 г. р. (проживает в пос. Мечниково Альшеевского р-на), и Кургузова Тамара Егоровна, 1933 г. р. (пос. Раевский Альшеевского р-на), напели и зафиксировали соответственно 623 (самозапись 2000 г.), 350 (самозапись 2002 г.) и 202 частушки (записи 2002 г. И. Е. Карпухина). Эти частушки они принесли из своей молодости. Часть текстов тематически и ситуативно связана с перипетиями их жизни.
Количественная разница частушек в репертуаре указанных сестёр ещё не даёт полного основания утверждать, что в течение одного десятилетия в три раза снизился интерес к жанру, потому что и от их сверстниц записано частушек в одних случаях больше, в других – примерно столько же.
И среди представителей среднего поколения удалось найти людей, знающих соразмерное или почти соразмерное количество частушек.
Но один из советских исследователей частушки Ф. М. Селиванов отмечает, что к 70-м годам ХХ в. в России вытеснены посиделки, вечёрки, праздничные гуляния молодежи на улице, что кино, радио, магнитофон, транзистор превратили молодых людей в потребителей «готовой», чаще профессиональной музыки, что во второй половине 40-х – в 50-е годы в деревне почти не осталось парней, а в 60-х – начале 70-х годов девушки уезжают в город, и на селе встаёт проблема невест.
Далее он пишет: «Пока в сельской местности оставались девушки и молодые женщины, традиция прежних гуляний и исполнения частушек окончательно не затухала. Но когда деревня осталась «без девок», эта традиция прервалась. Приезжающих на каникулы или в отпуск «горожанок» деревенские песни не интересовали, прежние участники гуляний и посиделок старели» [108: 17]. По его утверждению, особо пагубную роль в судьбе частушек сыграло электричество. Добавим: на рубеже тысячелетий ещё и телевизор, компьютер, интернет.
И хотя в целом выводы Ф. М. Селиванова верны для сельской местности России, они нуждаются в уточнении применительно к отдельным её регионам, к каким мы относим Башкортостан, где исторически сложилась несколько иная демографическая ситуация и сложнее шёл процесс урбанизации сельского населения.
Чем больше нерусские народы овладевали русским языком, тем больше у них проявлялся интерес к русской культуре, в том числе и к фольклору. Совместные вечеринки, праздники и свадьбы в смешанных селениях или же в разнонациональных соседних деревнях, входивших в состав одного колхоза (совхоза, агрохозяйства), создавали непринужденную обстановку для взаимообмена играми и танцами, песнями, обрядами и, конечно же, частушками. Например, называвшаяся выше студентка Минлишева Р. И. записала в 2006 г. в дер. Татыр-Узяк Хайбуллинского района от башкирки Тулибаевой Райфы Искандаровны, 1962 г. р., 32 двуязычных частушки и 5 башкирских такмактар, которые она поёт на башкирских свадьбах и смотрах художественной самодеятельности.
Экспедиционные и другие наблюдения показывают, что к середине 70-х годов ХХ в. нерусская молодежь в большинстве своем в совершенстве владела русским литературным языком.
К этому времени многие представители сохранивших этническое лицо народов на бытовом уровне владели тремя, а иногда и четырьмя языками. Например, в июле 1978 г. экспедиция СГПИ работала в удмуртском селении Старый Варяш Янаульского района. Вечером в колхозном клубе собралась местная молодёжь на обычную и привычную вечеринку. Играл баян. Начались танцы, а затем пляски под русскую мелодию «Подгорная», сопровождаемые вперемешку удмуртскими такмакъёс, татарскими такмаклар, двуязычными частушками-такмаками и русскими частушками:

Эпĕ хама çерĕ илеп
(Я куплю себе колечко)
С золотою пробою
Если качча илмесен,
(Если замуж не возьмут,)
Все равно попробую.

Или:

Галифе мои худые,
Чĕркуççи çинче дыра. ( На коленочке дыра).
Кĕркунне авланасшăнччĕ, (Хотел осенью жениться,)
Она, дура, родила.

В Старом Варяше, как и в окружающих удмуртских селениях, распространён квартолингвизм[5], а потому переводчиков не требуется при пении разноязычных частушек. Более того, наблюдалось стремление отдельных исполнителей блеснуть своим мастерством и умением пользоваться ресурсами русского, удмуртского и татарского языков. Объединяющим началом для разноязычных текстов выступала русская мелодия. И таких селений в республике много.
И всё-таки интерес к частушкам как к массовому в прошлом жанру заметно снизился к концу ХХ – началу XXI веков. Это проявилось в уменьшении числа носителей частушек, в сокращении репертуара талантливых частушечников, в забвении в сельской местности вечеринок, посиделок из-за отсутствия молодёжи, где частушка активно жила. Причин тому несколько. Главная из них (здесь мы соглашаемся с Ф. М. Селивановым) – технизация быта. Молодое поколение увлечено популярной песней, которая в своём большинстве не отличается высокими достоинствами ни по содержанию, ни по форме, но которая постоянно и неустанно пропагандируется среди населения через многочисленные технические средства информации (телевидение, радио и проч.). Доступность воспроизводящей аудио- и видеоаппаратуры позволяет каждому человеку в любое время удовлетворить свои эстетические запросы, не утруждая себя ни запоминанием песен и частушек, ни их исполнением.
Вторая причина – отсутствие должного внимания со стороны властных структур к судьбе народной культуры в целом. Так, прекратилась замечательная передача «Играй, гармонь», организованная Г. Заволокиным, не слышно по радио и телевидению замечательного голоса частушечницы М. Мордасовой, из репертуара показательных концертов исчезли народные пляски, где чётко проявлялась русская удаль, и т. д.
Всё это привело к тому, что насаждаемая СМИ массовая поп-культура постепенно вытесняет традиционные песни и частушки даже из репертуара известных в прошлом мастеров народного песнопения. Рвутся корни, определяющие менталитет нации.
Сложившаяся ситуация имеет, на наш взгляд, в первую очередь отрицательные черты. Утрата интереса к практическому пению с детства привело и, несомненно, приведёт к ещё большим потерям многих настоящих жемчужин песнопения, не выявленных и не поддержанных в период их зарождения и развития. Но справлять поминки по частушкам рано, о чём свидетельствуют приводимые выше примеры новых записей и ежегодно проводимые в Башкортостане фестивали частушек и песен.

Опубликовано в Бельские просторы №6, 2021