Рассказ
– Господин Иванов-старший. Добро пожаловать в Ural Energy Resort. Ваш номер 1403. Господин Иванов-младший. Добро пожаловать в Ural Energy Resort. Ваш номер 1403.
– Спасибо, – ответил Старший, хотя можно было не отвечать.
Пока шли до номера, он кивал всем встречным людям с рассеянной полуулыбкой аристократа.
– Я сейчас упаду, – шептал ему Младший.
– Потише.
Вещи опередили их, да у них и не было вещей особо.
Номер – ничего, просторный, светлый, но Старший поморщился:
– Опять лаванда.
– Я ничего не чувствую. Я в сортир.
Легкий аромат лаванды – но ненавязчивым всё ж не назовешь, – сопровождал их в отелях. Видимо, этот запах любил Иванов-настоящий (вряд ли он из Прованса, судя по русской или болгарской фамилии, но да мало ли), – и где-то, когда-то, раз и навсегда – это было зафиксировано. А может – просто уже паранойя и на самом деле ничем не пахнет. Чертыхаясь, Старший вынимал ивановские линзы – кустарно сделанные в Бангладеше, и так себе сделанные, они здорово утомляли глаза. Пнул дверь ванной:
– Дай чистый стакан.
Младший пнул дверь в ответ, сидя на толчке, и даже не подумал выполнить просьбу – естественно.
Выйдя – шарахался по номеру, искал, чего бы сожрать. Приглядывался к пачке чипсов из минибара и спрашивал, сколько это может стоить. Хотя вопрос был риторическим, ему тут же всё отобразили.
– Ага. Из своего кармана будешь платить. За три кусочка химической хрени, – ворчал Старший. – До ужина три часа. Есть половина галеты.
– Достали уже твои галеты.
Галеты у них были в изначальном, суровом, библейском значении. В смысле – не пироги.
– Ну, значит, ложись спать и не клепай мне мозги!
Вообще, конечно, переход и правда был долгим. Они здорово устали.
Поспать не удалось. Всё время ушло на то, чтобы наконец нормально помыться, побриться – наборы здесь ничего; застирать манжеты-воротнички и муторно сушить их феном, дабы изобразить свежую одежду и общий блистательный вид.
Пока шли на ужин, им показывали на всех мониторах – в лифте, в коридорах, уже и за столом – красочно, но слегка занудно, – чем экстрим-курорты лучше былых горнолыжных.
– Я никогда не пойму, зачем это нужно.
– Потише, – отвечал Старший, но затем разболтался сам, пустился в воспоминания. Как в детстве смотрел репортаж по телевизору, и там с осуждением говорили про «любителей острых ощущений» и показывали переломанного мотоциклиста, который сгибался от боли, пока его грузили в скорую. Младший толком не слушал и даже не изображал интерес. Как настоящий сын.
– …Я тогда подумал, что боль – это и есть острое ощущение, которое он любил. И, в принципе, глядя на всё это, я не удивляюсь, что примерно так и есть, – Старший кивнул на монитор: там как раз расписывались достоинства медслужбы экстрим-курортов, чуть ли не замена сломанных костей на лету. – Помнишь, что мы видели в Гренобле?
– Всё-таки странно, что они не расследовали пропажу аватара и не объявили, что идет охота на аватаров.
– Потише.
На самом деле, все столики слушались, но это был безобидный алгоритм, который использовали для таргетинга – довольно глупого. Так, например, после разговоров об острых ощущениях им подали острый соус.
Аватара они увидели ближе к десерту.
От творения рук человеческих ждешь безжизненно-идеальной внешности – традиция, которая пошла от первых японских гиноидов; в том-то и дело, что в лице короткостриженой брюнетки, вошедшей в зал, было нечто человечески-неправильное. Прекрасно-неправильное. Симметрия – смерть.
– Да нет же, – наконец выдал Младший: они оба с сомнением её рассматривали. – Обычная баба. Ну, сделанная. Да сейчас полно таких и настоящих. Каждая вторая.
Он сделал неопределённое движение вокруг груди.
– Ну ты что, смотри, у нее движения немного неестественные. И ничего не ест, не пьет. Просто сидит.
– У заоперированных тоже неестественные движения, – возразил Младший; он с брезгливой неприязнью произнес это слово. – Вон, глянь на того дедка. Ему что, сто лет?.. Видно же, что все суставы поменяны. Вон как руку тянет. Видишь?
– Не-ет, это другое, – сказал Старший. – У меня чуйка… Да не пялься ты так. Впрочем, на молодую красивую девушку – почему бы не пялиться.
Он приветственно поднял бокал. Младший сделал то же самое. Брюнетка мило улыбнулась в ответ.
– И не пей так быстро. Второй я тебе все равно не куплю.
Они наблюдали, потягивая вино.
– Я всё же не никогда не пойму, в чем тут кайф, – признался Младший. – Можно же бесконечно прокачивать себя и жить бесконечно. Ну, не бесконечно, но сколько дают нервным клеткам, лет двести?.. Все остальные органы меняется на раз-два.
– Некоторые так и живут. Кто может себе позволить.
– Некоторые так и живут, – эхом откликнулся Младший, с неприязнью глянув на дедка. – А в чем кайф аватара? Ну да, он может быть там, где ты физически сейчас не можешь быть. Но это же всё равно происходит не с тобой. В чём фишка-то? Почему это настолько дороже?
– Прокачивать себя, как ты говоришь, всё равно нельзя до бесконечности, – возразил Старший. – Это всё очень сложно поддерживать, чем дальше, тем сложнее, поэтому проще аватар. Всё искусственное выведено в отдельную оболочку, управление кибертелом с полным эффектом присутствия – ни о чём не паришься. И потом, одно другому не мешает… На таких курортах они страшно боятся разбить свою жопу за миллиард.
– Этот дедок, похоже, не боится.
– А он заранее ещё десяток жоп прикупил, – Старший ухмыльнулся и, поскольку они уделяли слишком много внимания пожилому джентльмену, поприветствовал его тоже – поднятым бокалом.
Брюнетка встала и направилась к выходу. Они могли оценить ягодицы, обтянутые эластичной тканью глуховатого оттенка морской волны. Да, в какой-то степени – это слишком нарочито. Совершенство.
– Так, ты идёшь за ней, – распорядился Старший.
– Понял.
– Постарайся не попадаться ей на глаза, но узнай, в каком номере она живет, кто она и так далее – все детали. Может быть, даже этой ночью… Чтобы особо здесь не светиться.
– Жаль. А я думал, мы здесь отдохнем.
– Давай-давай!
Оставшись за столиком, Старший посмотрел на время, подумал и заказал ещё бокал вина. Себе – он, пожалуй, может позволить. Все-таки – у него праздник.
И всё это – после бытового ада. И то, что он остался один. Когда днем и ночью вдвоём и некуда даже отойти – это всё же зверски выматывает.
Он намеревался провести этот час (или два) чужой красивой жизни рачительно.
Во-первых, погулял по парапету, или, как это правильно назвать, террасе, балкону. Было ветрено, как-то неопределённо – сильный ветер, рассеянный свет, – и довольно безлюдно. Немногие решались выходить на воздух даже в «экстрим-ресорте», или как это пафосное место определяет себя… Впрочем, жанр вечернего променада жив даже здесь. Кто-то по старинке бегал, кто-то неспешно гулял – в основном возрастные пары. С ним даже заговорили. Женщина, похожая на киноактрису, – но он не мог вспомнить какую – быстро-быстро начала по-французски, потом осеклась, поняла, что обозналась. Вместе они посмеялись над этим и даже обменялись комплиментами.
Возраст.
Младший как-то спрашивал, не жалеет ли он, что у него нет детей. Семьи.
…
Сначала он даже радовался. Что час долгожданного одиночества, прогулок (и даже ещё одного бокала белого), – проживания чужой красивой жизни, – не кончался и не кончался. И Старший боялся, что он закончится. Потом – два часа. Потом, как и любой деликатес в лишних дозах, «долгожданное одиночество» показалось лишним и бессмысленным, он уже не знал, куда себя деть, серфить по клубам – вроде как, неприлично, продолжать таскаться по променаду – ещё неприличней… В итоге, когда Младший завалился в номер – глубокой ночью, веселый и виноватый, глаза набекрень, – Старший уже рвал и метал. Горели все торшеры. Был вне себя.
– Ты сдурел?!
– А что мне было делать, если она меня заметила?! Пришлось подойти, познакомиться…
Здесь можно было свободно орать. За счет системы компенсации звуков – соседи не услышат. Сделано всё для того, чтобы гости дорогие могли продолжить экстрим в постелях. От нечего делать Старший накануне пересмотрел все нудные здешние промо-ролики.
– Не бойся, всё строго по легенде, она ничего не поняла, – уговаривал его Младший. – Она угощала меня коктейлями, мы гуляли…
– Надо уезжать! Мы засветились!
– Нет, наоборот! Я втёрся в доверие, так нам будет проще проникнуть к ней и хакнуть ее…
Утром – по-прежнему виновато мялся. Старший же, напротив, как-то повеселел. За завтраком, где они, как всегда, много ели, как будто можно наестся впрок, он складывал с собой то, что может храниться долго, и добродушно рассказывал, что эти старые приёмчики знакомы всем, кто провел детство на турецких курортах.
– А что, в Турции были курорты? – спрашивал Младший. И вдруг: – А расскажи о своем детстве. Откуда ты?
– Батюшки, – Старший рассмеялся. – Самое подходящее место, ага…
Теперь она не просто появилась в зале, – коктейльное платье цвета морской волны сменил вольный брючный костюм, что-то среднее между деловым и спортивным стилем, – но и подошла поздороваться.
С Младшим они расцеловались как старые приятели.
– Разрешите представить моего отца…
Старший кивнул. Он сидел, будто палку проглотил, и явно нервничал. А когда она вернулась к своему столику – зашипел, в бешенстве:
– Ты сдурел?! Я же без линз! Она могла считать личность, и тогда все провалено…
– Ой, да ладно, ты параноик, – Младший досадливо отмахнулся. – Вряд ли у неё есть эта опция, это же не боевой андроид. Женщина создала себе аватар, чтобы хорошо отдыхать на курортах…
И немедленно попросил денег на аренду амуниции.
Ну, что тут будешь делать?..
– Ты ненормальный, – отчитывал его «отец». – Мы тратим последние деньги, если ты сейчас навернёшься, учти, я тебя брошу здесь, я не буду оплачивать трансплантацию…
– Ты же мой папочка, как ты меня бросишь? – иронизировал Младший.
– Тамбовский волк тебе папочка.
– Сегодня я всё сделаю. Я смогу. Я дам тебе сигнал.
– Мы дико рискуем, но ладно, надо же тебе когда-то и самому начинать, – притворно вздыхал Старший.
На самом деле – его будоражила перспектива ещё одного вольного дня. Дня, когда ты вдруг предоставлен сам себе – не говоря уже про столь редкие бытовые удобства, сытость, общую благостность. Доброту мира, который тебя окружает. В метаниях по свету, сокрытии личности, проживании чужих жизней случалось не так уж много таких дней. Старший назвал бы их счастливыми – если б внезапно не обнаружил, что просто не знает, чем себя занять.
Без возможности выйти в онлайн, чтобы не оставлять лишних цифровых следов, это было особенно мучительно. Мерял шагами территорию. Вспоминал детство. Он начал внезапно много думать о детстве в последнее время. И о том, где, когда и чем всё это кончится. Под чьей личиной он сдохнет. В какой проматорий для нищебродов отправят его тело, когда выяснится, что все его страховки – липа.
Младший как-то спрашивал, не хочет ли он сам прокачаться, каким-то образом пустить деньги на продление жизни. Когда будут – деньги. Им пока толком не везло. Да, когда они только начали заниматься аватарами или теми, кто бесконечно меняет себе всё – сердце, печень, всю требуху, в желании выйти на обещанные двести-триста лет. И то, и другое могли позволить себе лишь очень богатые люди. Как правило, – в свете последних катаклизмов, – вынужденные это богатство скрывать. Бессмертие как наводка. Идея гениальная (хотя и не слишком оригинальная), но что-то пока не складывалось… Тогда, на первых делах, и возник такой разговор – да-да. Это логично. Когда имеешь дело с условно-бессмертными, с теми, кто любые средства готов вложить в продление жизни, сам собой возникает вопрос, почему бы тебе не вложиться в то же самое. Не купить вожделенное ими – для себя.
Он тогда ответил отказом – категорическим. «Я не хочу». «Мне это не нужно». В этом была бравада. А почему? А что – «хочу»? А каково это – быть белой вороной среди них и в одиночку подходить к финалу?.. Не со всеми, как в нормальном обществе, где простым людям в борьбе за выживание просто не до всей этой заоблачной возни с кибертелами и (или) выращенными лёгкими, а именно одному?.. Потому что все эти богатенькие лохи в конце концов останутся, в конце концов – победят, переживут, пусть даже сейчас, в этом веке, какому-то смертному удастся их грабануть?..
Младший вернулся глубокой ночью. Лёг на свою кровать и молчал. Так и они и лежали, и молчали, не зажигая свет.
– Я так понимаю, что хакнуть не удалось? – язвительно начал Старший. – Вернее, удалось, но по-другому?
Младший молчал.
– Ну и как там? Я не пробовал с андроидами.
– Да пошёл ты.
Что ничуть не смутило. Старший долго, глумливо и оживлённо (а ведь перед тем почти уже было заснул) рассуждал вслух на тему, что это так необычно – когда у аватара есть органы чувств «и там тоже», а впрочем, чего необычного: «она же завела себе аватара, чтобы развлекаться на экстрим-курортах, значит, всё логично, это же развлечение тоже – цеплять по клубам наивных мальчиков».
– Почему «по клубам»? – бесился Младший. – И почему наивных? Вообще-то, это не она со мной познакомилась, а я к ней подошёл!
Но Старшему было не до деталей. От внезапной догадки – он даже сел на своей кровати. В его голосе звенело злорадство.
– Слу-ушай! А с чего ты взял, что это вообще она? Женский аватар себе мог заказать кто угодно! Какой-нибудь старый извращенец… Сидит где-нибудь у себя в Катаре… Он владелец нефтяной компании, у него пять жён, а душа просит другого! А у них там до сих пор головы за это отрубают!
Младший мог бы парировать вопросом, откуда полезли все эти фантазии и почему нефтяной магнат, ещё бы купцов, торгующих пушниной, вспомнил. Но вместо это – опять коротко и яростно послал.
– …Вот он и оттягивается через аватара. То-то она так себя вела! Ещё и к столику сама подходила… Женщины так настойчиво себя не ведут. Только кобели наоборот. Типа, когда у тебя есть аватар, то всё позволено. Ха, помнишь, как у Достоевского?.. Если бога нет, то…
– Не хочу об этом говорить – перебил Младший. – Она настоящая.
– Так! Дружок! Если ты решил слиться, то…
– Ничего я не решил.
Младший демонстративно отвернулся к стене.
Старший так и остался сидеть на своей кровати, ещё и сгорбившись.
– Посмотри на себя, – занудно начал он. – Ты никто! Мелкая шпана без личности. У тебя же ничего нет – ни настоящего имени, ни настоящей жизни. Ничего. И ты себе заработал уже не на годы, а на десятилетия в изоляторе. У тебя продолжение настоящей жизни возможно только одно – тюрьма или проматорий. И ты себя уже почти подвёл к этому. И ради кого?! Ладно бы правда – сказка о золушке, но, прости меня, это аватар, кусок синтетики и клеток, выращенных в пробирке. Ты не знаешь, кто «на другом конце провода». Где это. Что это за человек. Зачем он это делает. Мы знаем только то, что у него до хрена денег, чтобы покупать себе таких вот синтетических красоток, и он или она наверняка это скрывает.
Оторвав лицо от подушки, Младший крикнул:
– Я всё равно узнаю, кто она!
– Правильно! Мы узнаем. Мы здесь как раз за этим. Мы через взлом аватара доберёмся до этого человека, из-за бага, о котором, слава богу, пока еще никто не знает, получим доступ к его аккаунтам, и прощай его денежки, и, скорее всего, – он об этом даже не сможет заявить. А сейчас – ты своими слюнями и соплями собираешься провалить не только эту операцию, но и всю схему…
– Заткнись! Бога ради, перестань бубнить! – Младший схватился за голову. – Просто дай мне поспать!
Было уже не совсем темно.
– Чего тебе не хватает, а? Секса? Тебе что, смарт-вагину купить? Так я куплю! Корейцы делают за три копейки. Она с тобой еще и разговаривать будет… Как дела, милый?.. Как прошел твой день, милый?..
– Я хочу спать!!!
Утром – за завтраком – оба тяжело молчали. Младший кисло ковырял блюдо вилкой, вздыхал и смотрел в стол. Снаружи непогода. Кажется.
– Ешь нормально, – командовал Старший, сурово озирая всех. Сегодня не до улыбок и не до политеса. – Мы ещё долго нигде толком не поедим.
– Мы уезжаем?
– Да. У нас больше нет времени на сопли. Я её хакну – с тобой или без тебя.
– Я ухожу.
Старший то ли ожидал подобного заявления, то ли, наоборот, от неожиданности, – но он почти сразу и довольно сильно ударил Младшего по руке.
Все заметили. Все на них посмотрели. Остановились вилки, ложки и ножи.
Старшему пришлось неловко улыбаться и неловко же повышать голос:
– Извините. Не сдержался. Я человек старой формации, хе-хе. У вас бывает, что сын решил разбить вам сердце?..
На него продолжали смотреть с испугом и неприязнью.
Чёрт. Надо уходить. Но встать и уйти сейчас – значило привлечь ещё больше внимания.
– Хорошо, что я с линзами, – доверительно зашептал Старший. – И только попробуй. Я тебя убью. Я не шучу. Если я потрошу аватары с защитами, которые стóят, как десять людей типа тебя, то перед такой ничтожной жизнью, как твоя, не остановлюсь. Вот уж поверь. Мне многое в жизни приходилось делать, так что…
Младший никак не реагировал. Замкнулся в себе. Старший, наоборот, почему-то повеселел.
– Страшно подумать, что предложат нам мониторы по итогам таргетирования нашей речи, – он чуть ли не подмигивал дружески. – Кредит на аватар? Смарт-вагину?
Младший молчал.
– А хочешь знать, почему я не боюсь, что нас могут не только таргетировать, но и обрабатывать и осмысливать нашу речь?
Младший молчал.
– Давай, веди меня к ней, – Старший вытер рот салфеткой, расшитой гербами курорта. – Боюсь, что пришло время познакомить подругу с достопочтенным отцом.
Она жила не в стандартных номерах, а в той элитной части, где персональные модули и бурный ландшафтный дизайн.
То, что всё накрылось, стало понятно, ещё когда подходили: двери-окна модуля распахнуты, вокруг суетится служба безопасности, человек пять. Было бы благоразумнее сразу уйти. Но.
– Здравствуйте, офицер. Что-то случилось?
– Доброе утро, господа. Рады, что вы выбрали для отдыха Ural Energy Resort. Сожалею, но вам лучше вернуться в свой сектор.
– Мы её друзья. С ней всё в порядке?
– Боюсь, что наша гостья не здорова и не может принимать гостей.
Так. Надо что-то делать. Младший, пребывая в недоумении (всё последнее время), кажется, готов был развернуться и уйти – делать то, что говорит ему человек в форме. Ох уж эти новые поколения. Благодаря их послушанию мир и превратился в такую дрянь.
– Что. Чёрт возьми. Происходит? – отчеканил Старший. Он как-то умел – осанкой, немигающим взглядом, ну и почтенным возрастом, конечно же, – произвести нужный эффект. – Быстро сообщил, что произошло. Сказки про «не здорова» оставь, вот, для мальчиков. Я знаю, что она не человек. Я всё знаю. Я не посторонний.
Офицер какое-то время колебался.
– Боюсь, господин Иванов, что аватар отключен.
– Как это?! – спросил Младший.
– Возможно, возникли проблемы со связью. Простите, господа, но вам лучше этого не видеть.
– Что ты мне голову морочишь? – напирал Старший. – Я прекрасно знаю, что аватар отключается только в случае смерти того, кому он принадлежит. Ну или при полном физическом разрушении. Но дом, как мы видим, цел, какие тут могут быть разрушения?..
– Откуда у вас такие познания? – заинтересовался было офицер, но Младший всхлипнул и вообще своим паническим видом как-то отвлёк внимание.
– Чёрт возьми, это мой старый друг, я должен знать, что случилось, – настаивал Старший, не давая опомниться.
Офицер пытался сопротивляться натиску:
– Мы должны более тщательно проверить вашу личность, прежде чем разгласить персональную информацию…
Но тут Младший начал плакать, это было так неожиданно и, в общем, страшно, что решило дело.
– Ну хорошо. По нашей информации, это был бирюзовый шторм.
– Какой ужас.
Младший начал подвывать. Прекращал бы этот цирк. Уже не надо.
– Как всё-таки несовершенна авиация… Всё изменилось со времен моего детства, а это не изменилось… – бормотал Старший, на самом деле – выигрывая время, непонятно для чего.
Надо было уходить. Пока офицер не опомнился. Не подступил с расспросами и детальным сканом сетчатки. Бангладешская «липа» могла подвести. С ней уже бывало.
– Пойдём. Спасибо вам.
– Мне очень жаль.
И они пошли – мимо каких-то тропических кактусов, по дурацким аллейкам… «Бирюзовый шторм. Бирюзовый шторм», – бормотал Младший.
Старший обдумывал.
– Вытри сопли. Я думаю, это подстава. Он всё понял и сбросил аватар, прежде чем мы добрались до него самого. Значит, было, что терять.
Началась какая-то ерунда, кажется, эвкалипты. Говорят, для подобных мест специально выводят такие варианты пахучих растений, чтобы в условиях замкнутой циркуляции воздуха – они не слишком сводили с ума.
– Конечно, это развод! – настаивал Старший, как будто убеждал сам себя. – Конечно, люди, которые заказывают себе аватары, для того это и делают, что боятся жопу свою посадить в самолёт. Аватары вместо них везде ездят, летают… Ведут переговоры… Это как раз для тех, кто предпочёл бы не выходить лишний раз во внешний мир.
– Нет! Это был бирюзовый шторм!!! Она погибла!
Да господи. Маковые поля. Или не «поля», – тут всё же не было таких пространств. Скорее, оптические эффекты. Или не маковые. Вроде бы, это вообще тюльпаны. Уголок для ностальгирующих голландцев.
– …Потому что человечество всегда будет падать, какой бы совершенной ни была техника. Потому что полёт – это не естественное состояние человека. Это слова какого-то известного авиаконструктора, когда журналисты его спросили, что вот, потерпел аварию ваш хвалёный самолёт, что скажете?
Кажется, они всё же в прострации забрели не туда. Потому что Младший, явно ничего не соображая, шел, куда ведут, а Старший теперь не вёл, а больше разглагольствовал.
– Раньше это называлось просто авиакатастрофой. Человечество ещё не было так изнежено, чтобы прятать всё плохое за красивыми словами. Как в детство впали, ей-богу. Столько инфантилов кругом… Сопли вытри!
Они наконец добрались до корпуса. Коридор. Лифт. Старший раскланивался с соседями; с той самой француженкой из первого вечера. По счастью, на Младшего никто особо не смотрел, ну а красные глаза и общую опрокинутость, ошарашенность можно было принять за простуду. За что угодно. Последствия выхода на воздух.
В номере Старший хотел поручить ему собирать вещи и протирать поверхности влажными салфетками, – но понял, что проще всё сейчас самому. Он начал с ванной. Запечатанные упаковки с расчёсками, бритвенными принадлежностями; зубные щетки, пасты и нити; шампуни, бальзамы и масла; он всё это любил; даже швейные наборы и бессмысленные шапочки для душа – всё, что каждое утро так тщательно раскладывала и восполняла горничная, – всё это следовало брать.
Но «красивые слова» – в этом вдруг что-то было, чёрт возьми. Для него, который в одиночку, окруженный аватарами и бессмертными, ещё накануне выбирал для себя финал, фантазировал – как это будет. Чем кончится. Как всё же примитивен человек! Достаточно обмануть себя красивым словом. В «авиакатастрофе» – ка, фа, всё всмятку – и быть не могло ничего манящего. Другое дело – «бирюзовый шторм». (Хотя это и не совсем одно и то же, ну да детали – для гиков.) Даже на финишной прямой, когда тебе хорошо за семьдесят, оказывается, ты падок на эти цветные камушки. Интересно, а те, кому благодаря замене сердец-лёгких-почек удастся протянуть обещанные триста, всё же помудреют когда-нибудь – или останутся такими же наивными болванами?..
Собрав все вещи – за себя и за того парня, – Старший внимательно осмотрел номер. Впрочем, их следы уже не имеют значения, потому что сейчас они чинно, цивильно покинут курорт. Как и сотни безликих гостей. Сюда войдёт служба клининга, равнодушная, и через двадцать минут ничего не останется. Теперь не было смысла сбегать и факать годные личности, раз уж – волею случая – ничего не успели здесь натворить. Ну да, на рецепшене придётся заплатить за всё. И за тот кукольный виски из минибара, распитый одиноким вечером – в мыслях о смерти, отрицаемой всеми, но не тобой, – тоже.
Они покидали это место в таком минусе.
Перед уходом во внешний мир – и аромат лаванды показался sweet.
Младший брёл отрешенно. Как будто не понимал, где они, куда, зачем.
Его вдруг стало так жаль.
– Ладно. Это по-настоящему был бирюзовый шторм. Она не хотела тебя покидать.
Поможет?
Опять слёзы, но теперь Старший его за это не гнобил.
– Если хочешь, когда выйдем в пустошь, я включу интернет и мы поищем, кто это был. В день происходит не так много авиакатастроф. Мы вычислим, кто это.
– Нет. Она – это была она.
– Хорошо. Она – это была она, – легко согласился Старший, подумал и сказал: – Хочешь жрать? Я взял для тебя жратвы на завтраке, пока ты ушами хлопал.
Младший подумал и сказал:
– Давай.
Опубликовано в Бельские просторы №12, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!