Игорь Быков. КАШТАНОВЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Тяжеленный «бентли» внезапно смолк, медленно подкатился к обочине и замер. В салоне стало так тихо, что слышалось напряженное дыхание пасса­жира, который тут же грубо возмутился:
— Эй, ты что делаешь?
Водитель побледнел, но, пересилив себя, от­ветил:
— Аркадий Петрович, сигнализация тестирует дви­гатель. Две минуты.
— Я вижу, что двигатель! — Возглас перешел в злоб­ный шепот. — Если опоздаю, ты у меня остаток жизни телегу водить будешь, понял? Понял?!
— Да.
— Так делай что-­нибудь! Не сиди.
Аркадий Петрович мельком глянул на циферблат «Ролекса», схватил дубленку и с досадой толкнул дверь. Под лакированными туфлями заскрипел снег.
Он оделся, нетерпеливо прошелся туда-­сюда, при­слушиваясь, как водитель суетится с фонариком под капотом, сплюнул и достал сигареты. И уже щелкнув зажигалкой, вдруг заметил, что рядом, из сугроба на обочине, торчит странная палка.
Рука остановилась. «Новогодние сюрпризы, едре­на мать! — пронеслось в голове. — Давно пора быть в Цюрихе, а я как последний лох застрял на Шере­метьевской трассе».
— Скоро там? — резко крикнул он.
— Минута!
Шоссе темной полосой скрывалось в морозной дымке. Небо, усеянное звездами, казалось удиви­тельно черным. Щелкнув зажигалкой еще раз, Арка­дий Петрович прикурил и, подняв огонек повыше, шагнул вперед, разглядывая палку. Она напоминала посох из дорогого полированного дерева с резным навершием, инкрустированным крупным граненым камнем. В камне этом свет зажигалки откликнулся, заплясал десятком ярких искр.
— Что за?.. — Аркадий Петрович ухватился…
Сознание его помутилось, будто густая тень пронеслась в глазах, и, не успев даже сообразить, что произошло, Аркадий Петрович увидел перед со­бой подъезд пятиэтажки. Самый обычный подъезд с засыпанным снегом бетонным козырьком, обле­денелыми ступенями и железной дверью. А в голове почему­то закружились цифры: 1812, 1812, 18…
— Что за черт!
Окна в доме горели, слышались приглушенные голоса, мимо со смехом и громкими возгласами «С Новым годом, дедушка! С наступающим!» прошла шумная, подвыпившая компания парней и девчонок.
В груди у Аркадия Петровича екнуло и похолодело.
Ни трассы, ни машины, ни… Посох! Вот он — в руке.
Рука! Меховой отворот, красный атласный рукав… Да что же это? Аркадий глянул вниз и увидел, что дей­ствительно стоит, одетый в какой-­то широченный красный халат с меховой оторочкой, а с подбородка свисает огромная белая борода. И нащупал под носом усы, которых в жизни не носил, а на макушке шапку.
Крепко выругался еще раз. И еще. И… обмер. Это же… его дом. Все прочее мигом вылетело из головы. Его родной дом, где… Ну да. Вон на стене надпись: «Лен­ка дура». Это же он рядом стоял, пока Коська Цып­кин царапал тогда, чтобы соседку позлить… Точно.
И фонарь вечно сломанный, и ступенька отколотая… тогда… тридцать лет назад… Рука Аркадия Петровича до боли сжала ручку посоха, а ноги каким-­то неведомым образом сами понесли к двери… «1812».
Это ж код домофона! Только-­только поставили ново­модную штуку. Только-­только… Он все же не решился открыть сам и нажал номер квартиры. Перед глазами опять помутилось, а в груди больно кольнуло, когда послышался голос мамы:
— Здравствуйте. Кто там?
В горле пересохло так, что губы не могли по­шевелиться. Не владея собой, Аркадий промычал что­то невнятное.
— Кто? Кто там? — повторила мама.
— Я, — наконец выдавил гость.
И услышал тихий голос отца.
— Да это, наверное, Дед Мороз. Катя, дай я скажу. — И уже громче: — Это вы по заказу?
Аркадий опять оглядел себя в странном красном халате, зачем-­то поправил дурацкую бороду и не­ожиданно согласился:
— Я.
— Заходите.
Тихо щелкнул замок, и в динамике вновь послы­шался глухой голос матери:
— Аркаша, милый, готовься, к тебе Дедушка Мороз пришел.
И все стихло.
Аркадий Петрович, чувствуя, как сердце беше­но колотится, с трудом сглотнул комок в горле и, постепенно-­постепенно осознавая происходящее, перекинул посох в левую руку, а правой осторожно потянул дверь на себя.
Батарея, на которой сидели соседские ребята по вечерам, голые перила с остатками срезанного по­крытия… На втором огромная белая кнопка звонка Перулевых, а это звонок Коськи… Дома, наверное…
Дома? Как он тут очутился? А ведь вот оно все — перед глазами. Аркадий Петрович, нерешительно стуча посохом, поднялся на свою площадку и за­стыл. До ужаса знакомая, обитая дерматином дверь.
Зажмурился, помотал головой. Легонько пахнет краской — Дороховы на четвертом сделали ремонт.
Открыл глаза. Но как же… как оказаться в одеянии Деда Мороза перед дверью собственной квартиры… тридцать лет спустя или… тридцать лет назад? За дверью тихо.
А ведь он знал. Да, знал, почему так тихо за этой дверью, и кого с нетерпением там ждут, и как мно­гое зависит от этой встречи.
У Аркадия Петровича по-особому остро захоло­нуло в душе, как­то тепло-­тепло и одновременно горько, а на глазах выступили слезы. Отчетливо вспомнился давний Новый год, когда он, пятилет­ний мальчуган, так надеялся, так ждал и верил, что придет Дед Мороз, которому вместе с мамой было написано письмо, и то жуткое отчаяние, ужасное разочарование и обман, что засели в памяти ост­рой мстительной иглой. Чуда не случилось! Дед Мо­роз так и не появился. Остались только ненависть к волшебству, и праздникам, и взрослым… И вот по­этому он знал теперь, что должен сделать.
Аркашка, словно мячик, подпрыгнул на стуле, услышав голос мамы. Он пулей вылетел в коридор и, задыхаясь, выпалил:
— Дедушко Мороз? Мама, он правда пришел?
— Тихо, тихо. — Отец положил руку ему на плечо. — Не «дедушко», а «дедушка». Пришел.
— Сейчас постучит. — Мама погладила сына по го­лове, ласково улыбаясь.
— А подарок? — возбужденно зашептал мальчик. — Он принес подарок?
— Сейчас увидим.
Все трое замолчали, стоя в коридоре и ожидая желанного гостя. И разом вздрогнули — Аркаша этот миг хорошо запомнил! — когда раздался звонок.
Открыл отец, и на пороге появился он — самый настоящий Дед Мороз, бородатый, в красном хала­те и шапке — как на картинке. Пришел! Аркашка не удержался, кинулся к нему, ухватил за рукав и за­ кричал так искренне, так восторженно, как могут кричать только малыши, впервые увидевшие чудо:
— Дедуш… ка Мороз! Это ты. Ты получил мое письмо?
Получил?
Дед Мороз почему­то сначала молчал, потом от­кашлялся и поднял мальчишку на руки. Голос его слегка дрожал:
— Ну, здравствуй, Аркаша. Вот ты какой. Рад тебя видеть. Письмо я, конечно, получил.
Он сунул руку в карман и вынул тот самый конверт.
Мальчик притих и завороженно смотрел Деду Мо­розу прямо в глаза.
— Дедушко… Дедушка Мороз, а почему ты плачешь?
— Это не слезы, Аркаша, это снег тает. Снег.
Тут мать с отцом воскликнули хором:
— Проходите, пожалуйста, в комнату. Аркаша, при­глашай дедушку к столу.
— Идем к столу, — прошептал мальчик, — там елка.
Я сам наряжал. И гирлянду клеил.
Дед Мороз сбросил туфли и во главе праздничной процессии вошел в комнату.
Все кружилось в голове Аркаши, как в тумане.
К удивлению своему, он, ужасно волнуясь, но без единой запинки отчеканил стишок и едва сдержи­вался, чтобы не напомнить о подарке. Пока Дед Мо­роз задержался посреди комнаты с бокалом шампан­ского и поздравлял маму и папу, убежал в спальню, чтобы вытащить из шкафа каштанового человеч­ка — свою собственную первую поделку. У человечка были огромные глаза, ручки-­ветки и борода. Точно такая, как у Деда Мороза. Мальчик вернулся и про­тянул игрушку гостю.
— Дедушка, это тебе.
Дед Мороз передал бокал отцу, присел на кор­точки, хитро подмигнул.
— Спасибо! И у меня есть для тебя подарок, малыш.
И, словно по волшебству, вытащил из кармана — прямо из кармана! — паровоз.
Настоящий паровоз с колесами, трубой и маши­нистом внутри. Как и было написано в письме. Арка­ша, затаив дыхание, без единого звука принял дол­гожданный подарок, бережно прижал к груди, еще раз взглянул на Деда Мороза и… расплакался. Вот прямо разревелся от всей души.
— Ну что ты, что ты! — Мама обняла его, прижала к себе. — Не плачь, хороший мой. Это же твой…
Всхлипывая, малыш едва промолвил:
— А Дедушко Мороз тоже плачет, вот и я…
Все трое смотрели на гостя. Из глаз Деда Моро­за в его белые усы лились крупные-­крупные слезы.
Он тут же, явно смущаясь, неловко шмыгнул носом, прошептал: «Светлого праздника, родные мои!» — и поспешно направился к двери.
А мальчик кинулся за ним, обхватил колено и по­чти беззвучно произнес:
— Приходи еще. Приходи.
Как только щелкнул замок, перед Аркадием Пе­тровичем опять возник придорожный сугроб, все та же темная Шереметьевская трасса, а за спиной глу­хо заурчал автомобиль.
— Аркадий Петрович, пора.
— Да, да.
Он медленно­-медленно отпустил гладкую руч­ку загадочного посоха, по-­прежнему торчавшего в снегу, бросил потухшую сигарету и сел в машину.
— Паша.
— Да, Аркадий Петрович.
— Поворачивай в город.
— Аркадий Петрович, но самолет через полчаса.
— Поворачивай, поворачивай.
Он достал телефон и набрал номер.
— Алло, мама. Это я. Прости, что раньше не позво­нил. Посмотри пожалуйста, мой каштановый человечек… помнишь? Да­-да, тот самый, с бородой.
Он в серванте?
Прошла минута.
— Исчез куда-­то? Хорошо. Люблю тебя. Ты не про­тив, если я сейчас приеду? — Аркадий, точно зная, чему именно, улыбался во весь рот. — Чай?
Да, конечно, с малиной будет в самый раз.

Опубликовано в Юность №2, 2022