Гульнур Якупова. МАЛАЯ ВСЕЛЕННАЯ – БОЛЬШАЯ ВСЕЛЕННАЯ (окончание)

Роман. Книга третья из трилогии «Женщины». Авторский перевод с башкирского

Окончание. Начало в № 1–5

Салим вернулся из райцентра через неделю, заглянул вместе с дочкой и к нам.
«Обещаю голову барашка, апа-жан, живите сто лет», – поблагодарил он нас. Это значит, что он собирается забить барана и созвать гостей. По узбекским обычаям, голову барана варят отдельно и ставят перед самым дорогим гостем. Накануне приходила и Салима-апай, чтобы поделиться радостью. Долго говорили с ней. Под хорошее настроение она рассказала об одном поучительном случае. И добавила:
«Вплети в какое- нибудь место в своих повествованиях». Вплела.
… Верной оказалась догадка Амин-абыя, что молодой узбек станет его зятем.
Хотя он сначала раскричался по этому поводу: «Только для моих дочерей нет парней- башкир! Одна вышла за татарина из Нефтекамска, вторая и вовсе в Хохляндии. И эта туда же – работает среди башкирской интеллигенции, изучает национальное литературное наследие, а привезла узбека!» Но в душе был доволен, так как у парня на лбу было написано, что он хороший человек.
Не теряя времени, Салим переехал в Тулпарлы. К тому времени один молодой специалист отработал три года зоотехником колхоза, успел даже построить дом, но не смог уговорить жену переехать в деревню, поэтому был вынужден продать дом и уехать. Салим купил его хозяйство, быстренько сложил печь, поставил заборы. Чаще бывать в деревне стала и Салима. А народ все замечает. Одни удивляются: неужели такая образованная девушка будет согласна стирать замасленную одежду тракториста и нюхать солярку? Другие напоминают, что девушка давно «выпала из списка», мол, пусть радуется, что появилась хоть такая возможность создать семью.
А тот смешной случай произошел накануне свадьбы. Один из братьев Салима, приехавших из Оренбургской области, осматривал дом брата снаружи и заметил, что дымоход сложен кривовато. Амин-абый услышал его слова и резко ответил:
«Зато дым выходит прямо». Еле удержался от более резких слов. Не поняв, что его так рассердило, я спросила у Салимы-апай, в чем же дело. Оказывается, подобный случай когда-то произошел с известными историческими личностями: выдающимся башкирским импровизатором Еренсэ- сэсэном и его женой Бэндэбикэ.
— Шея у Бэндэбики, – сказала Салима-апай, – была, как и у меня, немного кривой. – При этих словах она, расстегнув верхние пуговицы, показала мне шею: есть, оказывается, небольшой изъян. – Когда Еренсэ- сэсэн приехал сватать Бэндэбикэ, один сват указал на недостаток девушки. А ее отец ответил как и мой папа: «Хоть дымоход и кривоват, но дым выходит прямо». Еренсэ был мастером слова, а Бэндэбикэ – кладезью мудрости… Столько про них сохранилось историй, как-нибудь дам почитать.
Бэндэбикэ… Ее имя вошло в историю. Жила семь столетий назад, народ ее не забыл. А я впервые слышу о ней. И то, что я географ, вовсе не оправдывает меня. Изучая те или иные места, рассказываю ученикам, где какой народ проживает, на каком там говорят языке, стараюсь запомнить хотя бы несколько слов на этом языке и довести их до ребят. Мне и самой интересно сравнивать разные языки: так можно глубже узнать историю народа, выяснить общие корни разных наций.
А знаем ли мы, учителя, историю своего народа, хранящуюся в устном народном творчестве, дошедшем до нас через века, в топонимических названиях?! Ведь в любом веке, при любой политике именно школа, работники образования останутся «просветителями» масс.
Салима-апай, кандидат наук, вернулась в Тулпарлы и начала работать в школьной библиотеке, преподавать в старших классах башкирский язык и литературу. Да, она не ограничилась техникумом, окончила университет и аспирантуру. Понимают ли ее ученики, что им посчастливилось учиться у преемницы Бэндэбики? Наверное, понимают. Неспроста наша школа из года в год славится не только на районных, но и на республиканских конкурсах своими учениками, читающими наизусть эпос «Урал-батыр». Кстати, Салима Аминовна по-новому раскрыла прославленный эпос в первую очередь для учителей: «Не только языковед и историк, но и географ, и математик в великом нашем литературном памятнике может найти материал, касающийся области своего предмета.
«Урал-батыр» – великое произведение, призванное представить башкир миру, а башкирам – целый мир!»
По этому поводу не могу не отметить, что большое влияние на пробуждение национальной гордости, задремавшего самосознания нашего народа оказали веяния последнего времени: перестройка, гласность, демократия.

* * *

Я не спеша шла по улице, размышляя о том, что у тулпарлинцев давно не было никаких поводов для разговоров. И в это время постучали в окно у дома Аминаабыя. Между тем в воротах поспешно появился и сам абый. Вынув из кармана платок, протер очки, надел их и, хитро прищурившись, посмотрел на меня.
— Нурия, это ты распространила новость о том, что ученые нашли в организме женщины вещество, способствующее самозачатию? – спросил он. – Я до сих пор выписываю «Вокруг света», но ничего такого в нем не заметил. Или это написано в каком- нибудь специальном журнале Фатиха?
— Впервые слышу от вас, – ответила я с удивлением.
— Иксан Балагур говорит, что об этом сообщила самая умная женщина Тулпарлов, а она услышала об этом на посиделках. Вот.
— Да, мы возобновили посиделки, встречаемся, беседуем о многом. А кто же эта «самая умная женщина»?
— Так называет Балагур свою жену… Подначивает мужиков организовать совет мужчин, а то, мол, вся власть скоро перейдет в руки женщин. Вечером в клубе соберутся мужчины. Пойти, или как?
— Абый, сходи, конечно, – хоть верное направление разговору придашь. Чем выдумывать небылицы, лучше бы обсудили поведение тех, кто пьет, нигде не работает, бьет жену – ведь есть у нас и такие.
Пришла домой и поведала Фатиху об услышанном от Амин-абыя. Оказалось, на самом деле была такая информация. О Аллах! Все в твоей воле. Видно, ты позаботился об этом из-за того, что мужчины гибнут в вой нах и от пьянства, что они больше подвержены опасностям. Пощади их, не доводи до крайности потомков Адама, не лишай способности к продолжению человеческого рода!
А на «совете мужчин» разговор состоялся очень серьезный.
— Они (то есть женщины) сели нам на голову. Посмотрите, кто является председателем сельсовета – Гульдария, приемная дочь кузнеца Хайруллы, – заметил один.
— Кто работает в школе? Женщины, – подхватил другой.
И пошло- поехало. Говорили долго, пока не пришла за мужем жена Иксанабалагура. Она привела с собой сына дяди Акназара Айсуака. Он умный, рассудительный молодой мужчина. В последнее время внешне очень стал похож на отца, когда тот работал председателем колхоза: такой же крепкий, красивый. Но никто не скажет про него плохого слова, как, бывало, говорили про дядю Акназара. Он сумел не только спасти от банкротства птицефабрику Чингиза, но даже поднять эффективность производства и увеличить прибыль предприятия. И это в то время, когда по всей стране один за другим распадались колхозы!
Айсуак послушал мужиков, толкущих воду в ступе, и сказал:
— Друзья- товарищи, не горячитесь. Сначала спросите у себя, кто носил меня девять месяцев, родил на белый свет, кормил своим молоком. Вот я недавно прочитал одну книгу, там написано, что женщина как река – смывает всю грязь, при этом сама остается чистой.
— Это же сказано про матерей, а бабы – это совсем другое. Вон собираются создать общество без мужчин.
— Современные амазонки! Если дать им волю…
Айсуак вновь был вынужден прервать разыгравшиеся страсти вопросом:
— А вы знаете, сколько слов в день произносит женщина? Двадцать одну тысячу!
— Потрещать они любят, балаболки.
— А вы, именно те, кто здесь находится, болтаете в три раза больше. А почему? Потому что вам делать нечего. Правительство выделяет фермерам, занимающимся животноводством, ссуды. Идите, организуйтесь! Зарабатывайте деньги! Здание молочной фермы пустует с тех пор, как коров отправили на мясо после банкротства. Какой-то наглец даже начал разбирать кирпичи с одного угла…
Амин-абый тоже высказался в поддержку Айсуака:
— Правильно говорит Саитов: языком молоть много ума не надо. Доказывать, что ты – мужчина, надо, это бесспорно. Но быть мужчиной – это не только сила мускулов, а в первую очередь – благородное сердце и здравый ум.
— Ты забыл еще одно, весьма важное, абзый, или совсем старый стал? – попытался подтрунить Иксан-балагур, но Амин-абый ловко заткнул ему рот:
— Скажите, почему вы сегодня собрались, что вас так взбудоражило? Испугались, прослышав, что надобность в этом вашем «важном» может ограничиться хождением по нужде? Может случиться и такое, если окончательно пропьете мужскую силу…
Совет, однако, решили создать и приняли, правда, пока лишь на словах, и первое решение: не дать маху перед женщинами!
Такие вот наши тулпарлинцы: не отстают от мировых проблем, а если надо, выдумают проблему сами и начнут ее решать.

11

Не успеешь посетовать на однообразие жизни, как она уже подбрасывает к порогу новое событие. Едва закончились экзамены в школе, начались летние каникулы, как одно из моих многочисленных «я», а именно любительница путешествий, стала настойчиво напоминать о себе. И словно по заказу, появилась возможность отправиться в путь – в Аркаим!
Не успело сарафанное радио разнести весть, что к Мусе из Москвы нагрянули гости, как к нам заглянула взволнованная Зухра и сообщила, что это афганский друг ее мужа Ильфат с женой.
– Бортарь Ильфат и ученая Люся?! – разволновалась я.
– Да, они. Ильфат говорит, что его жена настояла на поездке в Аркаим. И нас уговаривают присоединиться, удивляются, что до сих пор не бывали в этом загадочном месте, живя почти рядом. Вроде бы Люся уже однажды ездила туда. Решили заехать к бывшему командиру. (Кстати, тулпарлинцы Мусу и почитают как командира: он ведет военный учет в сельсовете, является руководителем местного отделения ДОСААФ, готовит ребят к службе в армии).
– Тоже хочу в Аркаим! – вырвалось у меня неожиданно даже для самой себя.
– Нурия-апа, я как раз пришла позвать вас с собой. Вы как географ, наверняка, наслышаны про этот город-колесо, обнаруженный на исторических землях башкир.
– Конечно же!
В Аркаим отправились четыре пары: Ильфат с Люсей, Муса с Зухрой, мы с Фатихом и Чингиз с Гульсирень, которые как раз приехали в отпуск. Как обычно говорят про такие увлекательные поездки: «за это стоило жить». Позже Гульсирень написала поэму об Аркаиме, Люся издала книгу об этом городище, являющемся памятником цивилизации древних ариев бронзового века. Свой труд она прислала нам по почте. Прочитала эту научную работу, местами воспринимая как фантастику. Я тоже записала свои впечатления по горячим следам и положила к другим своим рукописям.
…На самом верху, в Москве, было принято постановление построить в этих местах водохранилище, сотни километров степей должны были остаться под водой. Когда бульдозеры срезали довольно большой слой земли, перед глазами очевидцев предстали останки древних построек. Работы приостановили. Это был 1987 год. Из столицы приехала специальная комиссия и приняла решение дать археологам время для изучения данного явления. Были привлечены историки, этнографы, ботаники и всевозможные другие специалисты. На снимках, сделанных с вертолета, даже с космического спутника, запечатлелись едва различимые очертания древнего городища, напоминающие по форме колесо. Раскопки подтвердили, что тут еще до нашей эры существовала развитая для того времени цивилизация. Это была мировая сенсация! Несмотря на уже произведенные затраты, руководство страны приняло решение прекратить строительство водохранилища. А в 1991 году был создан «Природно-ландшафтный и историко-археологический заповедник «Аркаим», куда ринулись ученые-археологи со всего мира, а также взбудораженные экстрасенсы и разного толка колдуны и маги.
Из Тулпарлов мы отправились на двух машинах. Дорога дальняя, поэтому в Сибае остановились у друга Фатиха по мединституту, денек погостили. Оттуда выехали рано утром и уже через два часа были на месте. Оставили машину на стоянке, дальше пошли пешком. Люся вызвалась стать нашим гидом и, не медля, начала знакомить нас с окрестностями:
– Прямо перед нами – гора Шаманиха, там жила великая жрица. Есть еще гора Любви, гора Покаяния, гора Разума, гора Счастья… Все названия имеют сакральное значение. Кстати, тут и книги про Аркаим продаются, так что купим, пополним свои познания.
– Интересно, как называется речка, через которую вот только что прошли? – спросили мы у Люси и смущенно переглянулись: стоим как иностранцы на земле, которая совсем недавно считалась (была) башкирской… Хорошо, что я успела по дороге рассказать немало о наших реках Сакмар и Яик.
– Караганка, – ответила Люся. – Я два года назад была здесь с экспедицией, еще не забыла.
– Чудно, от какого слова происходит такое название? – произнес Чингиз и тут же шлепнул себя по лбу: – Может быть, от башкирских слов «кара кан» – черная кровь? Это же древние кипчакские степи, если вспомнить историю, каких только здесь не было сражений, сколько пролито крови…
Вскоре прибыли два автобуса с туристами, которые с шумом-гамом присоединились к нам. В этой неразберихе мы потеряли друг друга. Я с какой-то группой оказалась на горе Покаяния. Сверху хорошо просматривается вся округа. Другая группа поднимается на гору Любви, и мои спутники оказались там: по развевающемуся красному шарфу я издалека узнала Мунавару-Гульсирень.
Солнце движется к зениту. В природе наступило время, названное башкирами Нардуган – пора солнцестояния, когда день равен по продолжительности ночи. А вот весы, которые в моей душе (они точно есть!), похоже, не признают абсолютного равенства: вечно спорят между собой.
Тик-так, тик-так… Мне кажется, что слышу тиканье часов. Напрягаю воображение, и мне уже кажется, что я слышу время Вселенной! О Аллах! Вдыхаю степной воздух полной грудью, и каждая клеточка моей плоти наполняется ароматами полыни, чабреца и можжевельника.
И вдруг… нет, разум мой не затуманился, я просто словно вошла в какое-то другое измерение. Солнце смотрит прямо на меня! И в эту минуту с небес, от самого светила, полилась на Аркаим яркая, будто огненная, струя, она как будто стекала по золотому желобу, соединяя небо и землю. О Властелин всей Вселенной! Я не знала, верить или не верить своим глазам, и на мгновение прикрыла их ладонями. А когда открыла их вновь, ни струи той, ни желоба не увидела. Только разноцветные круги расплывались по небосводу. Не иначе показал такое чудо бог язычников Ахрымаз. Или дал знак пророк Заратуштра, ведь, согласно легенде, он родился в Аркаиме? Или Богиня Хумай взмахнула золотым крылом?!
Ай, больно! Это куст чилиги впился колючками в ногу. Она растет и в Тулпарлах, на каменных уступах Кырластау. «Узнаю тебя, здравствуй, – говорю чилиге, – только не царапайся, ладно?» И тут же вспомнила, что картэсэй говорила мне, что старинное название чилиги – караган. Название той речки, возможно, происходит от этого? Отсюда, с высоты, хорошо видно, что вокруг повсюду густые заросли чилиги. В эту минуту неожиданный порыв ветра приподнял с места клубок перекати-поля. Хотя он дальше не покатился, я успела заметить спрятавшуюся под ним степную гадюку. Со страху прошептала заклинание: «Уползай тихонько, уползай, знай, что во мне течет кровь древнего язычника, поклонявшегося когда-то и духу змеи». Но тут мое внимание отвлек желтый кулик, который стал подпрыгивать прямо передо мной, хлопая крыльями. Недавно просматривала «Красную книгу Башкортостана» в поисках дополнительного материала для урока и там увидела его изображение. Значит, этой приветливой птичке грозит исчезновение. Хотя она не пропадет, если нашла приют в этом заповеднике. От нового резкого порыва ветра перекати-поле покатилось прочь. (Тут мне вспомнилось, как картэсэй однажды назвал папу «перекати-поле). А гадюка все-таки услышала меня, уползла…
Знаю: Аркаим непременно подтвердит мне, что я, homo sapiens, являюсь частью совершенной Вселенной, ношу в себе копию космической памяти. И стою я на священном месте, в самом сердце Евразии, где зародилась первобытная жизнь и откуда на все четыре стороны света пошли разные племена и народы… Сегодня каждому грамотному башкиру известно, что воспетая в песнях, легендах «Дорога Канифы» – это географическая широта, а «Дорога Куныр-буги» – географическая долгота.
Уф! Неужели, бог Солнца в эту минуту льет весь свой жар на Аркаим?! Спуститься мне с горы или же ждать попутчиков тут? Подожду. Даже не стану подниматься на гору Любви, напрасно пытать судьбу: не потерять бы того, кого уже нашла – Фатиха. А ведь однажды чуть не лишилась своего суженого. Это когда он учился в ординатуре. Какая-то Зоя прислала мне коротенькое письмо: «Не жди Фатиха: он любит меня». Все мои «я» разом восстали, но мне удалось совладать с ними. Стала думать, как быть: поехать ли к мужу с разборкой или дождаться его приезда? Пока я горела в праведном гневе, пришло второе письмо от той же Зои: «Испугалась, небось?! Я просто хотела проверить тебя. Твой муж изображает из себя святошу, вот и решила ему отомстить». Ну надо же! Чуть не поддалась чужому коварству! Вера моя к Фатиху, однако, держалась стойко, все свои переживания носила в себе, даже с Асмой до поры до времени не стала делиться…
И вот нахожусь я на горе Покаяния, само название которой дает повод рыться в своей памяти, когда, где и как допустила неправедные поступки? Обратилась к Высшему разуму, уверенная, что отсюда мои просьбы дойдут до него прямиком и быстро: «Солнце все видит, а дух горы слышит – о Всевышний, прости мои прегрешения, совершенные вольно или невольно, и помилуй меня! Молю, не наказывай моих детей за мои проступки, за все отвечу сама».
Постепенно мои мысли перешли от личных переживаний к проблемам страны и всего народа. В какой-то момент полуденной жары показалось, что воздух на горе стал подрагивать, как кисель. И то ли под воздействием зноя, то ли по велению Аллаха заговорила историческая память: перед глазами пронеслись картины из далекого прошлого, донеслись отзвуки давних событий.
…Часть нашего рода перекочевывает на берега реки Дон, к Черному морю. Цок-цок… Тик-так… Стук ли копыт это слышится? Или отсчитывают время часы Вселенной?
…Дэшти-Кипчак! Империя, раскинувшаяся на необъятных степных просторах, где правит воинственный дух, незыблемые каноны кипчакских племен: верховая езда, меткая стрельба из лука и свобода! Кипчак рождается и умирает в седле, его стихия – вольная степь. А кто посмеет посягнуть на святое, тому пощады нет!
…Сарматский воин – всадник, неразлучный с саблей, бросает клич: эта гора отныне будет называться Ирандаг! Это о них, об ираноязычных сарматах, когда-то обитавших в этих краях, хранит память башкирская гора Ирандык.
…А откуда эта рать без конца и края? Чингисхан! Войска грозного Чингисхана, державшего в страхе все народы, населяющие просторы от Тихого океана до Западной Европы. Пытаюсь разглядеть черты гордого воина, скачущего на коне рядом с ним. Из глубин памяти выплывает информация: это же мой дед в тридцатом поколении, родоначальник племени Табын – Майки-бей!
Тук-тук, тик-так… Это бьется мое сердце! Отсчитывают время часы моей жизни, восходящие к просторам и времени Вселенной… Вглядываюсь в небо. Внезапно начался и быстро прекратился косой дождь, крупные капли заблестели на траве как жемчужины. Следом появилась высокая яркая радуга от горизонта до горизонта. Эх, пробежаться бы по этому мосту! Невозможно. Мне дано путешествовать лишь по мостикам памяти. Только что на этих мостиках увидела своих предков, воевавших с Римской империей, заметила следы сарматского царя на берегах Босфора, услышала клич башкирских воинов у Китайской стены. Откликнулся род муйтен с гор Гиндукуш в Афганистане, а волны Амударьи и Сырдарьи донесли старинную башкирскую песню: «Покинули нас храбрые мужчины рода Юасалы…» Да, существовал некогда такой род, который дошел до Средней Азии, потом вернулся обратно…
Ой, подошел Фатих и протягивает мне руку, приглашая куда-то.
– Заметил, что ты отделилась от нас, но не стал останавливать, знаю, любишь предаваться мечтам, воспоминаниям в одиночестве. Тем не менее, не спускал глаз с тебя. Вдруг пропала из виду, и я перепугался, вот и прибежал… А ты, оказывается, присела отдохнуть. Там с нами ходил экскурсовод, который рассказал столько интересного. Здесь существовала древняя цивилизация бронзового века, в печах плавили медь, олово, отливали монеты. Рабочие посменно проживали в общежитиях рядом с промзоной, спали на двухъярусных нарах. Все тропы оттуда вели к доменным печам. А их семьи жили отдельно. В городе было три кольца: в середине – административный центр, где собирались совет и суд. Во втором кольце жили люди – в одном из секторов размещалась промышленная зона. А в наружном кольце содержали скот. Представляешь, в Аркаиме был водопровод! Но спустя две тысячи веков жизнь здесь исчезла таинственным образом. Все постройки были сожжены, поэтому археологам непросто восстановить прежнюю картину. Есть даже предположение, что здесь приземлялся корабль инопланетян, чтобы набрать руду для своих нужд. Но задержались. Возможно, вышел из строя корабль, и им пришлось долго восстанавливать его. Когда отремонтировали, улетели обратно…
– Да, даже ученые теряются, встретившись со следами такой развитой древней цивилизации. Недавно я прочитала одну интересную вещь: на Земле было три таких кольцевых города, как Аркаим. Один из них находится в Афганистане, другой – в Узбекистане и вот этот. Помнишь, Муса рассказывал, что в Афганистане он познакомился со стариком-кузнецом из рода Муйтен? Люди этого рода, хранившие историческую память, теперь говорят на пуштунском языке, а их семейное ремесло – кузнечное дело. Надо полагать, что некогда часть башкир осела в Афганистане. И еще Муса говорил о том, что после ранения, находясь между жизнью и смертью, видел сон, будто он летит на вертолете, а внизу угадываются контуры древнего города, напоминающего колесо. Может быть, его он видел и наяву, но не обратил внимания в пылу сражения. А подсознание запомнило эту картину, и она приснилась потом.
– Возможно. Получается, цивилизация кольцевых городов – это наследие древних башкир?
– Вероятно.
– Пошли на гору Шаманиха.
– А зачем именно туда?
– Попрошу шаманку заколдовать тебя.
– Ой, как страшно! Но меня околдовывать не надо, и ты об этом знаешь. – Фатих взглядом как бы просил объяснения. Разве я могу не ответить его голубым глазам?! Взяла и спела куплетик из нашей песни «Нурия», вставив в нее имя мужа. А сама тут же украдкой оглянулась вокруг, как бы не услышал кто-нибудь. А то засмеют, что немолодая женщина пытается петь о любви, не поймут, что я поддалась волшебному воздействию этого места. Впрочем, стоит ли оправдываться? Люблю и не скрываю этого.
– Верю, Нурия, – сказал Фатих, хотя я не успела высказать вслух все свои мысли.
От воскрешенных воспоминаний ли, или оттого, что успела покаяться в момент, когда словно воедино соединились небо и земля, душа моя в этот час была переполнена счастьем до краев.
На Шаманиху мы поднялись вдвоем. Немного тревожно. Кстати, она названа в честь женщины, владеющей магией. В знак исполнения положенного ритуала вместе со всеми обошли вокруг мелких камней, сложенных кучками по кругу, и начали спускаться. В этот момент вдруг вспомнила о подруге Мавлиде, вдобавок показалось, что кто-то шепнул на ухо: «Тебя ждет испытание!» Я остановилась, удивленная. Гляжу на Фатиха – нет, не он произнес эти слова. Хочет взять меня за руку и бегом спуститься вниз. Я отняла руку, и он по инерции побежал один. Некоторое время наблюдала за его легкими движениями, восхищаясь азартом мужа, и не спеша начала спускаться с горы. Спускаться вниз мне труднее: боль в колене становится сильнее. Фатих, поджидавший меня внизу, тут же поставил диагноз: «Милая, зачем ты скрывала? У тебя же артроз – болезнь суставов. Как только вернемся, пока не прошел отпуск, повезу тебя в Соль-Илецк, в Оренбургскую область. Заодно заглянем в Караван-сарай, построенный где-то в середине девятнадцатого века башкирами. Все постройки срубили из наших сосен, сплавляли по реке Сакмар. Ты, конечно, об этом больше знаешь, Нурия… А я тебе повторяю, если не лечить, то артроз быстро развивается. А то тулпарлинцы скажут: какой из него доктор, если даже собственную жену вылечить не может».
Я не нашла, что ему ответить. А в голове вертелись слова, услышанные на горе: похоже, дух шаманки о чем-то хотел предупредить меня?

…Аркаим обнаружили, а ушедшую под воду волшебную Атлантиду и сказочную Шамбалу до сих пор ищут ученые, а также те, кто считает себя, как Гитлер, властителями мира, и современные хозяева жизни – олигархи… Человек больше верит в силу магии, вместо того чтобы задуматься о сохранении и совершенствовании данного ему Всевышним разума, благонравия и чувств. Ему бы вспомнить, что он носит в голове маленькую модель земного шара! Ведь извилины двух полушарий мозга сообщаются с самой Вселенной! Но… Из-за лени и равнодушия человека полушария работают не в полную силу. Возможно, в эпоху пирамид, в эру гениев, атлантов, титанов извилины мозга служили лучше своим хозяевам?
Я осталась в окружении таких мыслей, стоя на Центральной площади Аркаима, условно отмеченной археологами. Вот плоский камень, положенный в самый центр города-колеса. Вспомнила советы Люси: «Вступать в Аркаим надобно с открытым разумом и чистым сердцем. Тогда загаданные желания обязательно исполнятся. Некоторые люди видят тут свою прошедшую или будущую жизнь, свои ошибки и победы. Постарайтесь сбросить весь негатив в магму Земли и получить из Планеты чистую живительную космическую энергию. При этом мысленно пожелайте любви, мира и гармонии сначала всей Вселенной, потом Земле и только потом своим близким и себе».
Босиком встала на камень и протянула руки кверху, подчиняясь внутреннему зову. И… Врожденное умение уйти в себя ввело меня в состояние, когда прозревает третий глаз и раскрывается память подсознания. В детстве я побаивалась этой своей особенности, а с годами привыкла. К тому же знаю, что Фатих рядом, он не мешает мне, а стоит на страже.
…Идет аркаимский суд. По кругу расселись аксакалы, уважаемые женщины. На коленях одной из них лежит раскрытая книга гаданий по звездам. Эпоха Заратуштры. Я – посередине, в промежутке между сотворением мира и сегодняшним днем. Меня пригласили на суд как свидетеля. Мое слово, совесть будут иметь решающее значение в судьбе одного юноши. Какая огромная ответственность возложена на мои плечи! Я даже слегка горблюсь под ее тяжестью. Уф! Парень совсем недавно был приобщен к плавильному ремеслу. И теперь ему предъявлено обвинение в том, что он раскрыл чужакам многовековой секрет плавки меди, свято хранимый его родом.
Старейшины, камы (языческие маги) задают мне вопросы. Они испытывают мою способность чувствовать ложь и правду, ведь я никогда не видела ни этих рабочих, ни их орудий труда. И не обладаю даром ясновидения.
Тук-тук… Тик-так… Мое сердцебиение отсчитывает минуты. Время идет. Суд ждет.
Заговорил главный из старейшин:
– В Аркаиме имеется секрет выплавки олова и меди. Выдал ли его чужим этот человек? Ну, женщина, что скажешь?
– Вам, старейшины, известно, как много на свете загублено честных людей по навету… Разве подмастерье посвящен во все тонкости ремесла?
– А есть у тебя свидетель, женщина?
– Слова мои – правда, огонь подтвердит! – И в это время, словно в поддержку моих слов, вспыхнул огонь в очаге. А огонь для этого собрания – божество! Тут я вдруг вздрогнула, как будто щеку обожгло искрой из очага, и вернулась в сегодняшний день. «Спасла юношу от позора и страшного наказания: над его головой не занесли саблю». – Я четко услышала эти свои слова и окончательно вышла из только что пережитого состояния. Да, я приоткрыла одну из страниц загадочной истории Аркаима на уровне подсознания…
Между тем на Центральную площадь пришли и другие туристы, вместе с ними наши друзья. Я посмотрела на Фатиха с мыслью: «Хорошо, что я успела». Он кивнул в знак одобрения. Супруг без слов понимает меня, мои чувства и переживания. Наверное, нет в этом ничего удивительного. Если, как говорит Фатих, между мужем и женой существует унисон и сердца бьются в едином ритме.
Солнце склонилось к закату. Мы отправились в обратный путь. По дороге искупались в Караганке. В это время я успела задать Люсе вопрос, который одно время сильно меня беспокоил:
– Ты в Афганистане рассказывала Мусе и Ильфату о богине Изиде, не так ли?
– Да. В Древнем Египте поклонялись ей, воспевали ее. Не знаю, слышали ли вы про «Гимн Изиды?». Его сочинили в III или IV веке до нашей эры! Я прочту всего один небольшой фрагмент, который заставит вас задуматься:

…Я – почитаемая и презираемая,
Я – блудница и святая,
Я – жена и дева,
Я – мать и дочь,
Я – руки матери моей,
Я – мать моего отца,
Я – сестра моего мужа…

– Да-а, – задумчиво протянул Муса, не скрывая удивления. – Сразу и не разберёшь, что к чему… Женщина и впрямь загадка!
Мунавара-Гульсирень стала торопливо что-то записывать в своем блокноте, который не выпускала из рук. Я незаметно заглянула в него и успела прочитать такие строки: «В древности башкиры, похоже, называли себя ариями…»

* * *

Никогда не забуду Аркаим. А недавно его отголосок снова вошел в мою жизнь, в мою судьбу. Рассказывая на уроке астрономии о том, что в древности в Аркаиме предсказывали судьбу по звездам, попыталась связать глубокую старину с сегодняшним днем, довести до ребят истину, что они являются потомками народа с богатейшей историей и удивительной цепкой памятью. А по дороге домой какое-то внутреннее чутье привело меня к дому Амин-абыя. Захожу, а там все сидят заплаканные. Получили телеграмму от Мавлиды: «Муж погиб. Авария на шахте». Неспроста на горе Шаманка екнуло мое сердце в тот момент, когда я вспомнила подругу. Оно предчувствовало беду.
На Украину смог поехать только Ишбирде. После его возвращения мы помянули Олексия, собравшись вместе. Волнуясь и горько вздыхая, Ишбирде поведал о трагедии: на шахте произошла авария, погибли шахтеры.
– Мавлида как-то рассказывала, что там проживает около четырнадцати тысяч башкир, ведь она является членом «Общества украинских башкир», – повернул беседу в другое русло Амин-абый, кивнув в сторону беспрестанно плачущей тети Рабиги. – Помню, как в 1948 году целый вагон молодых людей из Башкортостана отправился на помощь украинцам. Многие, возможно, там и остались. Мавлида называла имена некоторых известных людей из их числа. Я запомнил только одного: сына народного поэта Башкортостана Рашита Нигмати – Нура Нигматуллина, который одно время работал министром атомной энергетики Украины. Вот.
– Вон оно как. Я даже не знала. А вот про академика Виля Саубановича Бакирова слышала. Он живет в Харькове, награжден орденом Ярослава Мудрого, – не успела закончить мысль, как Амин-абый вновь продолжил:
– А украинцев в Башкортостане насчитывается более пятидесяти тысяч. Они одна из многочисленных наций, представленных в нашей республике. Хохлы разбросаны по всему миру. Вот. – Абый любит употреблять это слово в своей речи. – Раз зятя уже нет, я не оставлю дочь на чужбине, пусть возвращается! – сказал он тут неожиданно. Тетя Рабига, до этого шмыгавшая носом на кухне, выбежала к нам и добавила: «Вот!»
– Сания приедет с ней. Радмира, наверное, не стоит срывать с места: у него семья, уже пустил корни, – поддержал разговор Ишбирде.
Я чуть не захлопала в ладоши, но, слава Богу, вовремя вспомнила, по какому поводу мы собрались.

12

Фатих вечерами частенько приводит в дом доктора Искандера. Объяснил, что одинокому мужчине приходится перебиваться перекусами на работе, и попросил разрешения приглашать его иногда к нам. Как я сама не догадалась об этом?
Искандер в последнее время выглядит похудевшим, усталым. Раньше не курил, а теперь постоянно дымит. На мой недоуменный взгляд отвечает: «Знаю, Нурия апай, что доктор должен подавать пример. Брошу курить». Но никак не может отказаться от вредной привычки. Такого видного парня погубила эта Миляуша-таштояк. После той попытки отомстить Ашрафу она уехала в Стерлитамак. Поначалу изредка приезжала в деревню, потом вовсе пропала. Слышали, что уехала в Испанию. Как сказал дядя Иксан, что «туда ей и дорога», имея в виду, что она такая же страстная, как и испанцы. А Искандер все ждал. До сих пор ждет. Переживает.
Подоила корову, процедила молоко, тут как раз позвонил Фатих, что придут вдвоем. Быстренько собрала на стол. У Искандера было ночное дежурство, поэтому он не мог долго засиживаться. Налила полную кружку парного молока и с умилением наблюдала, как он тут же опустошил ее. Съел с большим удовольствием и суп с лапшой. Но вдруг изменился в лице, приложил ладонь к левой стороне груди.
– Отдает под лопатку? – начал расспрашивать Фатих.
– Если бы сам не был врачом, подумал бы, что это сердце, – сказал, побледнев, Искандер. – Боль появляется после еды. Отпускает, когда выпью воду с чайной содой. Желудок…
– А почему не лечишься?! Завтра же – в район! Пройди полное обследование. Желудок не терпит шуток! Не доводи до операции! Срочно – на диету, консервативное лечение, коллега.
– Пройдет. Как там говорится в народе – не в коня корм? Это у меня от домашней еды…
– Не говори глупости, брат. Если врач не сумеет вовремя распознать свою болезнь, грош ему цена.
– Понятное дело, – произнес Искандер без энтузиазма.
– А народная медицина не поможет? – вмешалась я. – Сделала настойку девясила, через два дня будет готова. Но лучше всего – это золотой корень, то есть родиола. Я выращиваю ее на грядке в саду. Измельченный корень родиолы заливаю спиртом и ставлю в подпол, в темное место. Надо пить трижды в день по пять капель за полчаса до еды.
– Пусть сначала пройдет обследование у гастроэнтеролога. Мой диагноз – почти язва, эрозия, – настаивал Фатих.
– Значит так и есть, Фатих Рамазанович, вы же диагност от Бога, – ответил Искандер.
Долго смотрели вслед парню, который понуро шел в сторону больницы. И разом глубоко вздохнули. Ведь он не чужой для нас.
Диагноз Фатиха подтвердился. Искандер бросил курить. Лечился, принимал и мои настойки. Постоянно давала ему и молочные продукты. Через месяц вновь съездил на обследование и привез радостную весть: «зарубцевалось».
– Молодец, коллега, – встретил его Фатих. – Теперь надо беречься. Хватит, пора избавляться от любовного недуга, поднять самооценку. Вон сколько девушек в деревне, только помани пальцем, любая пойдет за такого парня.
Наверное, слова Фатиха услышали ангелы: скоро в нашей больнице открыли физиотерапевтический кабинет, и туда приехал новый специалист. Дочь нашего друга Ахияра! Ей около двадцати пяти лет, не замужем. В деревне много неженатых парней, кто из них завоюет ее сердце?
А девушка влюбилась в Искандера. Первой она открылась мне. Я предупредила ее, что он был без ума от Миляуши, долго страдал в одиночестве. Как же иначе – ведь она единственная дочь нашего друга детства, выросшая в окружении любви родителей и двух братьев.
Искандер тоже воспрял духом: ему, похоже, добавило уверенности и то, что одолел свою болезнь и что на него положила глаз молодая врачиха.
Фатих рассказал об этом Ахияру. Тот поначалу не одобрил выбора дочери, мол, разведенный, немолодой, да и другой национальности. Но мы посоветовали ему не торопиться, дать молодым присмотреться друг к другу. Друг прислушался к нашим советам. Со временем понял, что парень хороший и уже почти «обашкирился» среди нас, и не стал препятствовать.
И в это время, как нарочно, словно знала о предстоящей женитьбе Искандера, из Испании приехала Миляуша с солидным сеньором и двумя смуглолицыми сыновьями с черными, как смоль, волосами. Тулпарлы гудели, как улей. Она привезла подарки не только родне, но и соседям. Сеньор, ее муж, видно, был богатым. Надо было видеть, как они прохаживались по улицам. Миляуша в облегающем тонкий стан платье кружила вокруг мужа, как пава, а он с сигарой во рту не спеша вышагивал, оглядываясь вокруг. А самый интересный момент я пропустила.
Знала, что в клубе состоится концерт артистов из Уфы, но не смогла пойти на него из-за срочных дел. Там и случился тот самый интересный момент. Каким-то образом Миляуша уговорила уфимских артистов и вышла на сцену танцевать. Исполнила знаменитый испанский танец «Фламенко». Кто видел, потом рассказывали, как были приятно удивлены уфимцы, когда она кружилась по деревенской сцене, словно пламя. Знай наших! Особенно часто вспоминали о том, как сеньор вышел на сцену с букетом цветов, встал на колени перед Миляушой на глазах у всего народа и поцеловал ей руки. Я же вспомнила прочитанные где-то строки: «Испанский танец – это огонь, вихрь, любовь, смерть…»
Деревня простила Таштояк. Ведь она нашла свое счастье. Принято считать, что женщина за сорок далеко не молода. Наверное, нужно быть очень счастливой женщиной, чтобы позволить себе в таком возрасте одеваться по молодежной моде, легко и непринужденно выглядеть в этом наряде, удивлять зрительный зал задорным танцем! Еще более приятно было узнать, что наша Миляуша прославилась на испанской земле исполнением башкирских танцев!

* * *

Неожиданно пришло письмо от нашей дочери Асии. Я даже обеспокоилась: с чего вдруг она решила написать нам – домой приезжает часто, через день созваниваемся. И совсем растерялась, когда прочитала письмо: она сообщала, что выходит замуж. Ведь только перешла на третий курс… Позвонила Фатиху, чтобы он срочно пришел домой. Я дома: время осенних каникул. Я никогда не беспокоила его во время работы, поэтому муж быстро прибежал, а в глазах – тревога.
– Торопишься? – спросила я, хотя видела, что ему не терпится скорее узнать, в чем дело.
– У меня каждая минута на счету…
– Получила письмо от Асии.
– Письмо?!
– Пишет, что собирается замуж.
– В одну из поездок я видел ее парня, говорил же. Неужели?..
– Думаешь, не беременна ли? Уф!
– Нурия, не переживай ты так. Студенческие браки в медицинском институте – обычное дело. В коридорах общежития полно детских колясок…
– Ребенок?! А учеба?
– Выучится. Ведь они с женихом учатся на одном курсе, будут по очереди нянчить ребенка. Ладно, еще поговорим во время обеда. Хорошо, милая?
– Хорошо.
Окончить школу с золотой медалью, поступить в тот же год в мединститут и вдруг так огорчить родителей?! О Аллах, о каком огорчении я говорю? Зачем расстраиваться заранее? В ту же секунду зазвонил телефон. Звонила Асия.
– Письмо получили? – спросила она.
– Вот сижу как оглушенная.
– Родители Василя приехали в отпуск, хотят с вами познакомиться.
– Василь? Он русский?
– Нет, башкир. Говорит, что старинное имя. Посмотри как-нибудь в тетради бабушки Райханы.
– А откуда его родители?
– В молодости уехали на работу в Сибирь, отец – буровик, мать – бухгалтер. Собираются купить квартиру в Уфе. А родом они из Дуванского района.
– А почему такая спешка, дочка?
– На аборт не пойду!
– Уф!
– Папа, наверное, рассердится?
– Асия, приезжайте. Каникулы только начались. Сразу и распишетесь. Не тяните. Но, пусть сначала приедут сватать!
– Знаю, мама, не тревожься. Будущая свекровь со мной рядом, передаю трубку ей. – Я немного растерялась.
– Сватья, наверное, можно уже и так называть, не будем чинить препятствий детям. У нас времени немного, приедем к вам со всем необходимым для свадьбы, ждите!
– Ладно, мы тоже согласны, – сказала я и тут же добавила: «Что еще отец наш скажет?..»
Позже мне стало немного не по себе: какая она категоричная! Строгой, пожалуй, будет свекровью..
Как и договорились, сват со сватьей (они оказались моложе нас) приехали вместе с детьми, с гостинцами и подарками.
Регистрация прошла в нашем сельсовете, свадьба на стороне девушки – в тот же день у нас, а на другой день сваты пригласили нас в ресторан в Уфу. Сибиряки – народ состоятельный, подарили детям на свадьбу однокомнатную квартиру.
В конце июня родился внук. Сватья настояла на имени Фидан, сказав, что всю жизнь мечтала внука так назвать. Тут я вспомнила про тетрадь картэсэй и решила посмотреть значение имени зятя. Василь означает «неразлучный друг». Там же нашлось и имя Фидан, а я считала его заимствованным из других языков. Оказалось, имеет тюркский корень, означающий «самоотверженный, прилежный».
Повезло нам со сватами. Как Фидан родился, Асия с зятем жили у нас весь июль и август, мы помогали молодым родителям одолевать первые трудности. С сентября сватья приехала в Уфу и смотрела за Фиданом до полутора лет, пока он не пошел в ясли. Говорит, что оформила декрет на себя. А я даже не знала, что такое возможно.

*  *  *

К нам ненадолго забежал Айгиз, чтобы узнать, не хотим ли передать что-нибудь семье Асии. Он заочно учится в сельскохозяйственном институте, на том самом лесном факультете, о котором мечтал. Как раз собрался на сессию. Слила свежие сливки из горшка в банку и вручила ему. И почувствовала, что Айгиз собирается что-то сказать, но никак не может решиться.
– Нурия-апай, хотел отдать вам свои записи, связанные с чеченской войной. Может быть, пригодятся, вплетете их в свой роман, – сказал он, наконец отдавая мне папку, с которой зашел.
Оказывается, все уже в курсе, что я время от времени занимаюсь творчеством. Уже и романом нарекли! Значит, нет пути назад – ведь вся деревня следит, ждет. Некоторые даже вслух говорят: «Народ ждет». Тулпарлинцы же убеждены, что деревня – кладезь народной памяти, хранительница языка, священных традиций и миссия писателя, каковой они меня уже нарекли, излагать все это богатство на бумаге и увековечивать для будущих поколений.
Айгиз женился на Мадине. Булата (имя мальчика записали в сокращенном варианте) они усыновили. В этом вопросе никаких сложностей не возникло: кому же плохо, если в стране станет на одного сироту меньше? Мальчик быстро привык к новой обстановке, новым людям. Учится в школе, свободно говорит по-башкирски. Растет красавцем: черные кудрявые волосы, гордая осанка, смелый взгляд карих глаз, ох! Любит танцевать, еще в пятилетнем возрасте Зульфар поставил для него кавказский танец. Как наденет национальный костюм и начнет отплясывать – настоящий горец! Что тут скажешь – гены.
За Айгизом и Булатом закрепилось общее прозвище «чеченцы». Булат тогда уже был в сознательном возрасте – память не сотрешь, да и должен человек знать свои корни. Сейчас он старший брат: в семье подрастает маленькая девочка. Его беззаветная любовь к сестренке может служить примером для всех ровесников Булата. Правду говорят, что у горцев очень сильны родственные чувства.
Глаз непроизвольно выхватывает несколько строк из записей Айгиза: «Согласно данным Комитета солдатских матерей, в Чечне сложили головы более десяти тысяч наших сыновей. А потери среди местного населения – не менее восьмидесяти тысяч. Зарина тоже в их числе…»
Древнегреческий философ Платон (башкиры называли его философом Афлятуном) высказал странный афоризм: «Только мертвец увидит конец войны». По-всякому пыталась растолковать эти слова, но так до конца и не поняла. Неужели этот мудрец хотел сказать, что для живых война никогда не закончится?
Решила, что прочитаю записи Айгиза на досуге, и хотела убрать папку, но вдруг из нее выпало два листочка. Подняла их с пола. Мое внимание привлекла страничка из ученической тетради, исписанная красивым каллиграфическим почерком. Это оказалось сочинением Зарины Умеровой. Айгиз говорил, что она окончила девять классов, а в десятый не смогла пойти из-за войны.
На двух листах были описаны эпизоды перестрелок, смертей, впечатления ребенка, отчаянно пытавшегося понять причины войны. Поведала она и о трагедиях, пережитых соседями и знакомыми. Где веселые приключения школьных каникул, где восхищение неповторимыми узорами снежинок, падающих с неба, или любование вершинами далеких гор в белых шапках?! В одном месте есть три предложения: «Сунжа замерзла. Ее песня заглохла под толщей льда. На скамейке под старой чинарой больше не видно влюбленных пар, не слышно размеренной беседы седых стариков». И эти три предложения стоят целого романа. Читала когда-то про Сунжу, это быстрая горная речка, пробегающая рядом с Грозным. Запомнила, что она извилистая, и ее середина даже зимой не замерзает из-за быстрого течения. Знаю, что в чеченских лесах растет орешник, бук, граб, дуб, чинара, хвойные деревья – я же все-таки географ. Высокие горы, подпирающие небо, крутые скалы и зеленые равнины, благоухающие цветами, богатые фруктами и ягодами – кажется, что сама природа олицетворяет характер местного народа.
Как тонко и глубоко почувствовала детская душа трагедию войны: замерзшая река и заглохшая песня!
А это что за письмо? Открываю. Оказалось, от друга Айгиза – Валеры. Прочитала часть письма и долго сидела, равнодушно оглядывая свой дом, уютную обстановку, подобранную с любовью и надеждой. Из глаз лились непрошеные слезы. Мне вдруг показалось, что мир вокруг потерял все краски, а на губах и в горле осталась только горечь слез. Валера писал: «Помнишь, брат, как на рассвете отроги гор южнее Грозного окрашивались в разные цвета? Они казались то золотисто-желтыми, то зеленоватыми, то серыми. Неужели судьба забросила меня в чеченский ад только для того, чтобы я увидел это чудо? Сашок Пиаф погиб через месяц после того, как тебя отправили в Москву. Командование сумело перевезти его тело на родину. Сашке повезло: он не живой труп вроде меня. Могу двигать глазами, вижу, слышу – вот и вся моя жизнь. Руки-ноги не двигаются, речь тоже затруднена. А ведь мне всего двадцать два года. Не могу решиться наложить руки на себя. Хочется жить, брат! Тем не менее каждый вечер, когда мама дает на ночь снотворное, про себя желаю, чтобы утром не проснуться. Перед сном представляю те самые кавказские хребты: они тянутся до самого Каспия – 150 километров. Вот так, браток. Прощай».
В конце письма приписка: «Айгиз, под диктовку Валеры писала я, его старшая сестра. Пожалуйста, напишите ему ответ, поднимите ему настроение. Пожалуйста!»
Когда закрыла папку, на задней обложке заметила несколько подчеркнутых строк, написанных крупными буквами. Парень Мадины вернулся после трех лет плена и рабства в одной чеченской деревне. Продолжает служить в столичной милиции. Его спасла семилетняя чеченская девочка, воспользовавшись удобным случаем. «Я поступила наперекор взрослым, но ты, ради Аллаха, не попадайся, пожалуйста!» – сказала она ему.
В окно постучала синица, ей в последнее время пришлось обходиться без помощи: дядя Хайри постарел, из дома выходит все реже. Тут распахнулась калитка, и показалась одна из дочерей дяди Акмана Черного – почтальонская сумка перешла к ней после Каракаш Масруры. Держит в руках большой конверт, наверное, письмо от Мавлиды. Подруга звонила недавно, сообщила, что у них открыли природный парк на площади в сотни гектаров и что она выслала его фотографии.
Новая почтальонка не только моя ученица, но еще приходится и золовкой нашей Камиле, поэтому зашла домой и вручила письмо прямо в руки. Скорей открываю конверт. Одна фотография заставила меня ахнуть: изваяние сокола на большом четырехугольном камне! Будто та самая гордая птица, прирученная дедушкой Бурехукканом и расправившая крылья над Тулпарлами. На грани каменного пьедестала высечены слова: «Прошлое, настоящее, будущее едины в тебе».
Вспомнила путешествие на Украину в год свадьбы с Фатихом: седые ковыли, колыхавшиеся на степных просторах. От письма словно дохнуло ароматом тимьяна. Видно, правду говорят, что обонятельная память – одна из древнейших форм памяти человека.
«…Побывали в парке вместе с сыном, ведь он работает в Министерстве охраны природы, – писала подруга. – Тот самый заповедник «Каменные могилы», куда вы ездили в тот раз вместе с Олексием, теперь тоже вошел в парк. Ты была права – петроглифы действительно напоминают древние тамги башкир… А когда увидела сокола, не смогла удержаться от слез!
Обратилась к великой степи со словами: «Для моего возлюбленного ты – «Земля батькив», а для меня – край, признавший меня дочерью. Алеша часто повторял: «Краси такой не зустрить ниде». Упокой его душу в своих объятиях, Донеччина!» Попрощалась. Уф, Нурия, степь рыдала мне вслед. Веришь? «Это кречет белый плачет, прощается с вами, чует разлуку», – сказал водитель сына…»
Дочитав письмо, позвонила подруге:
– Ты вернешься, Мавлида?! Возвращайся! Неужели не найдешь тут работу? Стоит попросить Чингиза, быстро отыщет, у него знакомых пруд пруди. Сания, наверное, тоже рвется сюда. Решайся! Сын на ответственной работе, украинец до мозга костей, он там не пропадет.
– Попробуй тогда попросить Чингиза. А будет ли работа для Сании, у нее редкая профессия – флорист? Кому она нужна в деревне? Конечно, могла бы преподавать ботанику в школе, но кто отдаст ей свои часы?
– Откроет свое дело. Бизнес по разведению и реализации цветов. Рядом крупные города, машины снуют туда и обратно.
– Да, сейчас предпринимательство приветствуется. У Сании и опыт немалый, сразу после колледжа устроилась в одну фирму, ее там ценят.
– Лилии и тюльпаны, высаженные ею, стали украшением нашей школьной оранжереи. А сколько сортов роз она привезла и вырастила у нас?! У твоей дочери золотые руки, подружка.
– Надо возвращаться, да ведь, Нурия? Можно было бы, конечно, доработать здесь до выхода на заслуженный отдых, но признают ли здешнюю пенсию в России – как-никак разные государства… Если наши дети захотят пожениться, думаю, помогут и Ашраф с Асмой, да и я приеду не с пустыми руками. Собираюсь продать квартиру, сын не против.
– Ты же знаешь, что Асма стала фермершей. Разводят башкирских лошадей. Эта порода неприхотлива, даже зимой может добыть себе корм из-под снега. Целые табуны зимуют на тебеневках. Асма говорит, что их жеребец не боится даже волков, бьет их насмерть крепкими копытами. В одно время волки с Шакэтау пытались напасть на их табун… После развала колхоза и банкротства МТС Ашраф выкупил у них по сходной цене трактор, комбайн, различное оборудование. Теперь возделывает свои поля.
– Кто бы мог подумать, что наступят такие дни?
– Правнуки Мухарляма сохранили потомков Гнедого и теперь торгуют на аукционах быстроногими аргамаками. К их счастью, нашелся богатый инвестор для них.
– А чем занимаются другие, кто не нашел себе занятие?
– Были и такие, кто вставлял палки в колеса из зависти. Порубили топором колеса «Беларуси» Ашрафа. Ишбирде нашел злоумышленников, те были вынуждены бежать из деревни со стыда. Дальше преследовать их не стали, Ашраф запретил. Не каждый может открыть свой бизнес, многие нанимаются работниками к новым богачам.
– Папа писал, что открыли цех по производству талкана (муки крупного помола из жареной пшеницы, ячменя), организовали артель ковроткачества. Говорят, даже есть свой ресторан?
– Не совсем ресторан, конечно, кафе – открыл Радик, сын Масруры Каракаш.
– А правда, что он нашел отца?
– Правда. Жил у нас же, в Уфе.
– Интересно, а у тети Масруры был его адрес?
– Нет. Тот военный и сам не знал, что у него растет сын. Рассказать тебе вкратце?
– Расскажи!
– Радик тогда учился в кооперативном техникуме. Влюбился в девчонку из нашей же деревни. А за ней ухлестывал другой парень. Как-то ребята сцепились. Тот крикнул Радику: «Врешь, что твой отец – полковник, ты же незаконнорожденный! У таких, как ты, у всех отцы якобы военные или летчики».
Парень сильно оскорбился, узнал у матери имя и фамилию того военного и нашел-таки его через военкомат. И вот в один прекрасный день на удивление всей деревне приезжает в Тулпарлы полковник в отставке. Вместе с сыном несколько раз прошелся по улицам, здоровался со всеми за руку. Многие еще помнили его, к тому времени прошло всего каких-то восемнадцать лет. Он понятия не имел, что у него есть сын…
– А как тетя Масрура?
– Пригласила его на чай, но не оставила на ночь, сказала, что не хочет, чтобы судачили о ней. Полковник приезжал на своей машине, поэтому он взял Радика с собой и увез в гости в Уфу.
– Вот пища для сплетников…
– Конечно, освежили память, почесали языки. Но сделали такой вывод: наша Каракаш могла бы при желании завести любовника и в Тулпарлах, ведь такая красавица – просто не хотела стать причиной слез односельчанок. Вот!
– А Радик женился на той девушке?
– Женился. Да и сама девушка, как говорит тетя Масрура, была без ума от него. Кстати, у парня очень своеобразная внешность: рыжие кудри, а брови, как у матери, черные.
– Тетя Масрура может и преувеличить. Помню, как хвастала, что родила от полковника, хотя все знали, что у нее квартировал майор.
– Значит, она еще тогда присвоила ему новое звание! – ответила я и рассмеялась. Засмеялась и Мавлида.
Я порадовалась, что пообщались с ней без слез. Но подруга, наверное, дает волю чувствам, оставаясь наедине, ведь нелегко терять такого спутника жизни, как Олексий… Поэтому я и не стала продолжать разговор о кречете, когда она упомянула о словах того водителя. Я знаю эту разновидность соколообразных птиц. Крик кречета действительно напоминает звуки рыдания. Кстати, я помню, как в подростковые годы, бывая с дедушкой Бурехукканом в лесу, сильно была поражена, услышав почти детские всхлипывания коршуна…

Я вот уговариваю подругу вернуться домой, а вдруг здесь не найдется подходящей работы для ее ученой головы? Ведь и в Уфе немало дипломированных специалистов, кто сидит дома или едет в Сибирь, даже готов мести улицы в больших городах, как Москва.
Безработица не так заметна в больших селах, а в маленьких деревушках людям одно время пришлось очень туго. Жители Акмэте, к примеру, жили только за счет огородов и домашней скотины. Мы были шокированы рассказом Мадины о двух парнях, продавших по одной почке, чтобы заработать на жизнь. Попали в ловушку москвичей, приехавших на поиски доноров. Парней повезли через Турцию в Израиль, там сделали операцию, потом отправили на самолете в Россию. Заплатили долларами. Конечно, большие деньги для деревни, говорят, достаточно, чтобы купить новые «Жигули». Но как бы в дальнейшем не пришлось заплатить в десять раз больше, чтобы как-то поправить здоровье! После этого случая к Акмэте навечно прилипло клеймо «деревни без почек». С тех пор какая-то часть истории нашего края будет начинаться со слов: «В тот год, когда ребята из Акмэте продали почку»…
Выглянула в окно. Наша почтальонка Фарида уже успела разнести почту в Тулпарлах и направляется на велосипеде в Акмэте. Откуда об этом знаю? Не только мне, но и всем односельчанам известно, что она и зимой, и летом раз в неделю ездит в эту деревню. Там теперь нет ни школы, ни магазина. Не предусмотрено ни почтальона, ни фельдшера… Деревня совсем зачахла. Неужели ей грозит такое же вырождение, как и Аюсы? Кто сумел, перебрались в Тулпарлы или в районный центр, одинокие рванули в города. Осталось в Акмэте всего девять домохозяйств. У кого дома были в хорошем состоянии, те разобрали их и перевезли на новое место жительства. А другие дома без хозяйского глаза постепенно приходили в упадок… И остались в «деревне без почек» одни старушки и старики. Фарида является единственной их надеждой, светом в окошке: и почту разносит, и кое-какие продукты возит, и о лекарствах заботится. Никто не возлагал на нее эти обязанности, она исполняет их по доброй воле и совершенно безвозмездно. Когда погода хорошая, ездит на велосипеде или идет пешком, а зимой добирается на лошади. И всегда у нее за спиной большой рюкзак. Хотя считается, что до Акмэте рукой подать – все-таки три с лишним километра. Тем более перед самой деревней дорогу пересекает маленькая юркая речка; говорят, что в былые времена там обитали выдры – камалар – теперь о них напоминает только название речки – Камалы. Ее и рекой-то не назовешь – узенькая, но при этом берега высокие и крутые. Почва с одного берега постоянно осыпается, а на противоположном – рыжая скользкая глина. Поэтому мосты постоянно обрушиваются. В последние годы два берега соединяет лишь узкий мостик, сколоченный из жердей. И вот однажды эти самые проблемы и помогли Фариде найти свое счастье! Выросшая в семье с восемью дочерьми, среди сестер она одна оставалась незамужней…
И Ишбирде встретил свою судьбу по дороге в Акмэте. Его бывшая жена была городской девушкой, познакомились в годы его учебы в Уфе. К жизни в районном центре она более или менее притерпелась, но никак не хотела мириться с переездом в деревню. Но Ишбирде был непоколебим, твердил, что он как единственный сын родителей, обязан стать для них опорой в старости. Да и профессия жены была совсем не подходящей для села – художник-дизайнер. Тем не менее она худо-бедно прожила в Тулпарлах несколько лет, уезжая временами в город и пропадая там надолго. В конце концов, супруги расстались окончательно. Детей у них не было, чтобы удерживать их возле друг друга. Похоже, что Ишбирде не очень переживал из-за разрыва, а может быть, просто виду не показывал. Продолжал жить в построенном для своей семьи доме, точнее, ночевал там, а питался у родителей. Девушки, конечно, бросали заинтересованные взгляды на молодого свободного мужчину. Но ни одной из них не удавалось растопить его сердце.
И вот однажды Фарида обратилась к Ишбирде, чтобы довести до него просьбу бабушек из Акмэте: у них стали пропадать козы, овцы, надо бы участковому приехать к ним и разобраться.
Что произошло дальше, мне рассказал сам Ишбирде.
… Ближе к полудню участковый собрался в Акмэте. Стоял холодный весенний день, небо хмурится, готовое вот-вот разразиться дождем. Ишбирде не стал заводить машину, решил ехать на мотоцикле, на котором обычно выезжал на небольшие расстояния.
Еще издалека он заметил одинокую фигуру, застывшую на берегу. Похоже, женщина. Подъехав поближе, узнал почтальонку Фариду. Девушка обернулась на шум мотоцикла, но вновь направила взгляд на противоположный берег. Что же там такое?! Участкового охватила тревога.
– Меня там ждут! – крикнула девушка, как только Ишбирде подъехал. – А мост сломан…
– Завтра соберем народ, отремонтируем. А пока придется вернуться назад.
Услышав его слова, Фарида с рюкзаком за плечами и двумя пакетами в руках ринулась вниз с крутого берега. Она почти съехала вместе с обрушившейся вслед землей и остановилась у самой кромки воды. Река, даром что узкая, но довольно глубокая, в пору разлива становится бурной. Сейчас-то она успокоилась, но вброд ее не перейдешь. Вода холодная, только-только освободившаяся от ледяных оков. Ишбирде, недолго думая, бросился за девушкой:
– Стой!
Фарида застыла в растерянности. Она с такой мольбой посмотрела на участкового, как будто ее судьба, даже сама жизнь, зависели от того, перейдет она на другой берег или нет.
– Что у тебя в рюкзаке?
– Продукты.
– А в пакетах?
– Почта. В свертке – лекарства. На прошлой неделе фельдшер сделала обход по домам – она раз в месяц навещает стариков – оставила кучу рецептов. У одного деда диабет – его таблетки закончились еще вчера, сегодня обязательно нужно доставить, иначе…
– Давай сюда свои вещи, я перевезу.
– Ты же не знаешь, кому что предназначено, агай, – Ишбирде услышал в голосе девушки нотки благодарности и радости и внимательно посмотрел на нее: щеки у нее порозовели, платок съехал с головы, открыв темные волнистые волосы, которые теребил весенний ветер… А взгляд ее смелый, но скромный.
– Сейчас, дай подумать, – произнес Ишбирде, удивляясь, что ни одна стоящая мысль не приходит в его голову. Оглянулся вокруг.
– Мостик-то не унесло потоком, его просто отбросило, – сказала Фарида, – жерди, вон, валяются на берегу.
– Сейчас я притащу их и прислоню к берегу, по ним заберемся наверх, затем затащим их на берег и…, – озвучивая свой план, Ишбирде принялся за дело. Ему пригодились навыки, полученные во время учебы в школе МВД: привык всегда брать с собой маленькую лопатку, перочинный ножик и веревку – вот и сейчас они у него висят на ремне. Как и задумал, прислонил жерди к берегу, сделал на одной насечки, чтобы легче было ухватиться, и стал карабкаться вверх, по ходу копая лопаткой ступеньки на скользком глинистом берегу, и лез по этим ступенькам. Так и долез, не спеша. Фарида, ухватившись за веревку, привязанную к его ремню, последовала за ним. С трудом поднялись на берег и улыбнулись друг другу. Ишбирде обратил внимание на вздымающуюся при каждом вдохе грудь девушки, с вожделением посмотрел на ее пухлые губы. С волнением осознал, что это было пробуждением почти забытого мужского желания.
А что потом? Потом они вдвоем перекинули жерди через речку и прошли, взявшись за руки, на другой берег, где уже их со страхом ожидали пожилые жители Акмэте.
Тулпарлинцы переживали, что легкомыслие любимой жены, хоть и не сломило волю парня, все же нанесло ему серьезную душевную травму. И вот – внимательная, заботливая девушка, стоящая перед ним, словно разбудила его от долгого сна.
Я четко представила себе все это и повторила любимое слово Амин-абыя: «вот»!
А после того случая, дружно взявшись, люди отстроили мост через речку Камалы; теперь мы называем его «мостом Фариды».

*   *  *

По вечным законам бытия в нашей жизни постоянно чередуются радости и горести, рождение и смерть. Не успели Тулпарлы порадоваться, что Ишбирде нашел свою пару, как село постигла печальная весть: умер Самигуллин.
…Начало июня. Ласточки учат птенцов летать. Они рассекают воздух над рекой у Кызылъяра. Хотя трудно разглядеть издалека, я узнаю их по полету. Они ненадолго отвлекли меня от сегодняшних скорбных раздумий. Но звук выстрела из десятка ружей вернул в горькую действительность, заставив вздрогнуть. Этот залп – знак уважения, символ прощания с хорошим человеком, которого знали, почитали, а порой и побаивались тулпарлинцы.
Всем селом проводили в последний путь воина, ветерана милиции Самигуллина. Вместе с людьми в форме из районного военкомата и отдела внутренних дел народ прошел по главной улице, стараясь попасть в ритм военного оркестра. Наверное, никто не остался в стороне, даже женщины с грудными младенцами собрались на митинг.
Да, есть чем вспомнить этого человека… Порой он был «отцом» даже для людей старше себя. В том, что Тулпарлы жили спокойно, что страшные преступления лихих девяностых обошли село стороной, была неоценимая заслуга участкового. Он видел свою задачу не в том, чтобы «принимать меры по следам совершенного правонарушения» и отправлять отчёты в район, он искренне старался предотвратить преступления. Когда появлялся в школе – один его вид служил для подростков предупреждением!
Пятьдесят лет прослужил Самигуллин в Тулпарлах. Беззаветно любил свою работу, подумала я и тут же поправила себя: в первую очередь он любил людей, нас!
Человек рождается и умирает. Но как мы проживаем отпущенный нам срок? Если на этом свете не за что краснеть, то и на том будешь в почете. В печальные минуты от свежего могильного холмика веет холодом прямо в душу, подобные мысли заставляют невольно оглянуться на свой жизненный путь…
Митинг состоялся за деревней, на широкой площади перед кладбищем: столько народа не смогло бы разместиться на пятачке перед конторой. Всматриваюсь в лица односельчан – на них печать общего горя и серьезности, словно каждый осознает какую-то вину перед Самигуллиным, обещает ему исправиться, выражает свою признательность.
Гульфира с Харисом, Альфира с Вильмиром находятся рядом с тетей Гулей-Гульсум, поддерживая ее. Мои губы прошептали: «Великая женщина», – а разум не стал опровергать эти слова. Ее величие в том, что такой мужчина, как Самигуллин, выбрал эту простую и наивную, одновременно мудрую и неунывающую женщину в спутницы жизни.

13

Течение жизни не остановить. В ворота Вселенной постучался двадцать первый век, лихие девяностые годы остались на страницах летописи России. Но человечество еще не раз будет перелистывать их, извлекая уроки из прошлого.
В отчаянный для страны момент, когда корабль ее судьбы сел на мель, Борис Ельцин отказался от своей должности. Народ с надеждой воспринял нового руководителя Владимира Путина. Россия находилась на грани нищенства. В результате дефолта в августе девяносто восьмого, когда страна и без того существовала почти лишь на основе бартера, деньги обесценились втрое. По уровню жизни населения Россия находилась на 68-м месте в мире…
Призвав всю свою интуицию, жизненный опыт, попыталась представить дальнейшую жизнь страны при новом президенте. Молодой, прозорливый, волевой – очевидно. Пусть России с ним повезет, пусть он поднимет нашу великую Родину с колен!
В начале века и в моей личной жизни произошли шокирующие события. Данияр не смог поступить в институт, на юрфак, и ушел в армию. Ничего страшного, успеет, получит солдатскую закалку и поступит, успокаивал меня муж. Конечно же, он прав. То есть, мы восприняли это относительно спокойно. Но вскоре выяснилось неожиданное обстоятельство, опять же связанное с сыном.
…Середина декабря. Вечер. Уже темнеет. Кто-то постучал в окно. На улице бушует метель, окна залеплены снегом – ничего не видно. Побежала к дверям, чтобы сказать, что Фатих еще на работе. В такое время, скорее всего, пришли к нему. Вышла на крыльцо – вокруг никого. Хотела уже вернуться в дом, как заметила одинокую фигуру.
– Заходите, а то снега в сени наметет, – сказала я, поджидая посетителя. Да это же медсестра Фатиха! В одном халате, вся дрожит. Наверное, замерзла. Завела ее домой, заставила снять халат, стряхнула с него снег и повесила сушиться. Поставила чайник.
– Какие-нибудь плохие вести от Данияра? – Все мои мысли о сыне. Знаю, что она переписывается с ним. На наших глазах провожала его в армию.
– Нет-нет, не беспокойтесь за него, – ответила девушка, дрожа всем телом, – беда приключилась со мной!
– Какая беда, уф, девочка?!
– Хотела сообщить вам, пока Фатиха Рамазановича нет дома… – И зарыдала так, что не остановить.
– Скажи, что случилось?!
– Я беременна… – Еле удержалась на ногах. Почему-то в голову пришла мысль, что мой Фатих соблазнил девушку. Но она тут же добавила: «От Данияра».
Гора свалилась с плеч, честное слово! Не скажу, что почувствовала радость, но стало светлее в глазах, и в голове прояснилось.
– Какая же это беда, глупенькая! Извини, сразу не вспомню, как тебя зовут?
– Сюмбуль. Вы правы, апай, я глупая…
– Что собираешься делать?
– Не знаю, пусть Фатих Рамазанович уволит меня, и я уеду к себе. Наверное… Но если не отработаю положенный срок, потом трудно будет поступать в институт.
– Ты вроде из Уфы, не так ли?
– Да.
– А не было возможности остаться на отработку у себя?
– Папа – водитель троллейбуса, мама – кондуктор. А чтобы устроиться в городе, нужны связи или деньги… Думала, отработаю здесь год и буду поступать в вуз.
– Хватит, не плачь! Что уж теперь…
– Данияр…
– Скажи честно, он тебя…?!
– Нет, апай, нет! Все по любви у нас было. Он хотел жениться, я сама воспротивилась, сказала, успеем после армии. Кто же знал, что вот так получится?
Между тем вскипел чайник. Уговорила девушку попить вместе горячего чаю. Она неотрывно смотрит мне в глаза. Ждет ответа. Я меж двух огней: жалко и ее, и сына. Что ж он станет отцом в восемнадцать лет и поставит крест на своем будущем? Поэтому пока не придумала ничего лучше, чем проводить Сюмбуль со словами: «Не беспокойся, вот вернется Фатих Рамазанович, и мы посоветуемся».
Неужели это и есть разгадка предупреждения шаманки с Аркаима? Она ведь шепнула на прощание: «Тебя ждет испытание…»
На следующий же день Фатих привел девушку к нам. Договорились, что она будет жить с нами, пока Данияр служит в армии. Через нашего друга Хариса добились, чтобы Данияр приехал на три дня домой зарегистрировать брак.
В июне родилась внучка. Назвали ее Айсылу (дословно – красивая, как луна), так как она появилась на свет в светлую лунную ночь. Сноха оказалась весьма решительной, заявила: «Если и в этом году не поступлю в институт, растеряю все знания, полученные в училище. Попробую сдать экзамены», – и уехала в Уфу. Поступила. Прошла такой большой конкурс – не будешь же ее возвращать назад? Так я осталась с двухмесячным малышом на руках. Стажа достаточно, причина веская – пришлось уйти на пенсию немного раньше. Сваты моложе нас, им чуть больше сорока, растят двух мальчишек школьного возраста – не станешь же вешать на них еще одну заботу?

«Ты говорила про шокирующие события?» – не дает мне покоя мое настойчивое «я», напоминая о том, что я хотела бы стереть из памяти… Ну, хорошо, напишу и об этом, чтобы больше уже не бередить душевные раны. Да и повествование без этого было бы неполным.
…Говорят, в момент сотворения мира мужчина и женщина были единым целым: две головы на одной шее, четыре руки, четыре ноги, два разнополых органа на одном теле. Две головы держат под контролем все, что происходит вокруг, когда одна из них спит, другая бодрствует. Четыре руки не знают устали, а четыре ноги успевают везде. Да и для продолжения рода не надо искать пару где-то на стороне. Но однажды боги Олимпа стали побаиваться этих могучих существ. Зевс сказал, что он знает, как убавить силу людей, и разрубил их тела пополам своим мечом-молнией. Так женщина и мужчина телесно отделились друг от друга.
Я читала об этом давно, но как-то не придала значения. Тем не менее извилины мозга не стерлись, сохранили информацию. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день эта легенда предстанет предо мной и подтвердит, что в ее глубинах зарыт меч истины?! Вначале… Вначале любовь убедила меня в том, что она сильнее даже Зевса. Наши сердца с Фатихом бьются в унисон, а мысли едины. Смешалась и наша кровь: в моей малой вселенной слились воедино живые семена, чтобы зародились наши дети. С годами почувствовала, что я вросла в мужа, стала с ним единым целым. Поверила в это. Чтобы разделить нас, пришлось бы с кровью отдирать каждую мою клеточку от любимого! И вот судьба поставила меня перед испытанием: одним ударом отрубить себя от мужа или…
Весточка, которая двадцать лет назад тревожным ветерком едва задела меня, вернулась и сотворила ураган в моей душе, потрясла мою спокойную жизнь.
– Апа, вам письмо с примечанием «Лично в руки». Правда, тут написано Карабулатовой Нурие, вы же ходите под девичьей фамилией Аксурина? Письмо заказное, надо расписаться в получении… – Фарида занесла это письмо прямо к нам домой. От кого бы оно могло быть? В наш век телефонов и интернета люди уже перестали писать письма…
Почему-то рука не поднималась вскрывать конверт. Положила его в карман и пошла во времянку – надо было растопить печь: поспевало тесто на хлеб. Березовые дрова тут же дружно загорелись, я долго смотрела на огонь – меня всегда завораживает волшебный танец язычков пламени, принимающих самые причудливые формы.
В конце концов, любопытство победило и я достала конверт из кармана. Открыла. Сердце екнуло, как только глянула на первые строчки письма. Оно было от Зои! Она уже присылала мне письмо, когда муж учился в ординатуре: «Не жди Фатиха, он любит меня». А позже в другом письме взяла свои слова обратно. Когда муж вернулся, я пристально вглядывалась в его глаза, но не нашла в них ни тени измены. Не стала ему говорить о письме, даже не поделилась с верной подругой Асмой, которая доверяла мне все свои секреты: гордость не позволила.
Глазами дважды пробежала новое письмо: разум не принимал его содержание. Читаю в третий раз: «Здравствуй, Нурия! Я Зоя, если помнишь. Пишу лично тебе, пока ничего не говори Фатиху. До этого не беспокоила, молчала бы и дальше, если бы… Сын требует отца!
В то время я была врачом скорой. Фатих работал там же на полставки. Он мне понравился. В голове зародилась мысль: вот бы родить от такого мужчины. Мне было за тридцать, не замужем. Не встретила никого, к кому бы меня тянуло, как к Фатиху. Знала, что он намного моложе меня, что у него семья… Относился ко мне с уважением, как к старшей коллеге. И вот однажды я все же решила рискнуть. Как раз накануне, в апреле восьмидесятого года, умер отец Фатиха».
Я мысленно дополняю письмо Зои своими воспоминаниями: свекор скончался скоропостижно, не дождался сына… Он поднимался на чердак сарая за сеном и, поскользнувшись на лестнице, сорвался. Затылком ударился обо что-то железное. Фатих сильно переживал, повторял и повторял одно и то же: «Если бы я не уехал учиться, если бы я был рядом…» Хотя дядя Аухат твердил, что при таком переломе шейных позвонков человеку ничем уже не поможешь.
В конце концов, я выучила наизусть письмо Зои. Она откровенно пишет, что воспользовалась подавленным состоянием моего мужа. Ведьма! После дежурства пригласила его к себе домой, посидеть, поговорить, якобы разделяет его горе. Накормила, напоила…
Что же теперь хочет от меня эта Зоя? Просит прислать несколько волосинок Фатиха для экспертизы ДНК. «Сын ни в чем не нуждается, уже отслужил в армии, окончил техникум, работает, так что алименты нам не нужны. Пока я ничего не говорила сыну, когда все выяснится, объясню ему и хоть фотографию отца покажу», – пишет она.
Со злостью бросила письмо вместе с конвертом в огонь. Пришла в себя, когда бумага, съежившись, превратилась в пепел: а адрес?! В голове осталось только название города – Чебоксары…
Она писала, что уехала к себе на родину, как только узнала, что забеременела. Значит, в Чувашию. Что же еще остается, раз цели своей достигла… Стоп! Ведь в письмо была вложена и фотография, даже не взглянув, я положила ее в другой карман. Вот же она – посмотрела… А дальше все как в тумане.
– Мать! Айсылу проснулась, вон выглядывает в окно. Я скорей зайду к ней, пока не расплакалась, хорошо? – Голос вернувшегося с работы Фатиха пронзил меня насквозь, словно стрела: наверное, бывает так же больно, когда ранят тебя из лука? Из груди вырвался надсадный стон:
– Ах-х! – Собрала всю волю в кулак. Дрова уже догорели, угли почти рассыпались в пепел. Быстренько сгребла их в кучку в устье печи. Повернулась к квашне, перестоявшее тесто лезло наружу. Тщательно вымыла руки, словно пытаясь смыть с себя ощущение грязи от того письма. Слегка помяла тесто, намазала формы маслом, поставила их ближе к горячим углям. Обсыпала мукой доску и начала катать тесто на хлеб. Все эти действия совершали сами руки, а мысли мои были далеко…
Значит, вот о каком испытании предупреждал меня тогда дух аркаимской шаманки?!
Разместив формы с тестом в печи, присела на краешек полатей. Глубоко вдохнула, словно собиралась нырнуть в воду, и еще раз вгляделась в фотографию: копия молодого Фатиха! Была бы цветная фотография – можно было бы разглядеть даже цвет глаз – наверное, голубые? Зачем нужна какая-то экспертиза Зое: вот же оно, доказательство. Кстати, на обратной стороне этого доказательства был и адрес Зои, так что не отвертеться мне от ответа.
Я готова броситься в огонь. Но не сгорю, ведь я сама – сгусток огня, как будто во мне проснулся вулкан. Готова кинуться в глубокий омут. Но не утону – я сама, как бурная река, мысли и чувства переливаются через берега. «Изменник!» – хочется мне бросить в лицо Фатиха, отхлестать его по щекам, обозвать самыми плохими словами. И тут вспомнила легенду о Канаки: неужели одерживает верх змеиное начало моей женской сути?
Направилась в дом. Налила суп для Фатиха, а сама покормила внучку кашей и вообще больше возилась с ней. Старалась не смотреть на мужа, не разговаривать с ним. Его это не очень удивило: годовалая Айсылу была довольно беспокойной, требовала много внимания.
На ночь постелила себе на диване рядом с кроваткой внучки, сославшись на то, что ребенок отчего-то стал плохо спать. Деревня погрузилась в сон. На улице светло: стояла летняя лунная ночь. В окно напротив с незадернутыми занавесками заглядывает Уктау. В такие белые ночи наверняка поэты пишут стихи, а композиторы сочиняют музыку. А я должна принять решение. Как быть? В последнее время вышло на первое место мое строптивое «я», оно задевает самолюбие, причиняет боль, призывает к мести: «Фатих посмеялся над тобой!» Отчего-то вспомнила тетю Махибику: как же она страдала, бедняга.
…То ли во сне, то ли наяву голубь приносит мне в клюве письмо, написанное на бересте. «Ты – жена, ты – святая и коварная, ты – мать своего ребенка, ты – мать мужа своего и отца своего. Ты – мать человечества… » От кого это письмо? На скале Уктау угадывается фигура то ли женщины, то ли птицы – это она прислала мне такое странное послание…
В этот момент раздался крик петуха – перепутал время: еще не взошла даже утренняя звезда Сулпан – Венера. Вышла я из состояния полудремы, а ведь было так загадочно… Мне знакома женщина-птица на вершине Уктау – это Изида, древнеегипетская богиня. Судьба не дает забыть о ней. В Аркаиме расспрашивала ученую Люсю о ней. А три года назад, путешествуя по Египту, искала следы богини там. Видела пирамиды, ездила верхом на верблюде, но не было возможности посетить храм Изиды, где стоит ее статуя. Тем не менее сумела приобрести фотографию и копию картины с изображением той статуи. Художник изобразил Изиду в виде соколицы с головой женщины. Видно, неспроста она явилась в мой сон наяву? Наверное, хотела сказать мне: «Ты – мать, загляни в свое подсознание, вернись к своей священной сути и только потом сможешь судить других!»
Но я никогда и не считала себя судьей. Просто разгневалась. «Гнев – враг разума, колокаска моя!» – напоминает мне свою поговорку картэсэй. «Терпение – золото», – вторит ей олэсэй. «Разлучиться с любимым – значит остаться с одним крылом», – это уже мама. Разве легко ей было остаться одной с тремя детьми?! «Ради единственного любимого полюблю шестьдесят нелюбимых», – говорит Татар-эби. «Пламя любви в семь раз сильнее любого огня», – замечает тетя Фариза… Вы мои дорогие! Чувствую, что вы со мной. Не дай сойти с ума, картэсэй! Добавь мне терпения, олэсэй! Поделись теплом, мамочка, исцели мое крыло! Дай мне силы, Татар-эби – Жанкисэк, чтобы признать и полюбить чужого ребенка, сына своего мужа! Научи меня, тетя Фариза сохранить любовь, не обратиться в пепел в пожаре ревности!
Утром сама выгнала скот на пастбище. Прислушивалась, нет ли каких-нибудь слухов-пересудов? Нет. Никто не поинтересовался письмом из Чебоксар. А я собиралась наврать, что написала женщина, с которой познакомилась во время путешествий. Значит, пока не попала в волны сарафанного радио. А это радио работает оперативнее, чем спутниковая связь. Ему не мешает погода, оно не устаревает и не ломается!
Исполнила просьбу Зои. Всегда сама сбривала волосы на затылке Фатиха. При последнем бритье захватила немного и длинных волосков, положила их в конверт для ДНК и отнесла на почту. Попросила Зою, чтобы, если что, сообщила мне заранее. Тем не менее не могла отделаться от страха, что она может неожиданно нагрянуть в деревню с сыном.
Так и не решалась рассказать обо всем Фатиху. Жду результата экспертизы, хотя видела ту фотографию.
Знаю, когда приходит почта, поэтому каждый день в это время выхожу на улицу. Караулю Фариду. Наконец пришло письмо из Чебоксар. В этот раз хладнокровно вскрыла конверт (перегорела, что ли?) и начала читать. Снова была потрясена прочитанным. Неужели бывают на свете и такие женщины, как Зоя?! Даже сразу и не придумаешь, как их назвать – хитрыми, наглыми или бессовестными?
«Нурия, радуйся, мой сын оказался не от Фатиха. В ту пору, боясь остаться без ребенка, одновременно встречалась с двумя парнями. Твой Фатих – третий, случайно и всего лишь раз оказался в моей постели. Опоила его отваром галлюциногенной травы. Он принял меня за тебя. Даже пропел несколько строк из песни: «Я тоскую по тебе, Нурия… » Знакомые слова? Никогда не забуду ту минуту, когда он обнял меня, напевая эти строки! Он, наверное, посвятил эти стихи тебе? Эх, какая ты счастливая, цени!»
– Это наша песня! – выкрикнула я в сердцах и сама испугалась своего голоса. А как же та фотография? Оказалось, Зоя вырезала изображение Фатиха с коллективного снимка и заказала новую фотографию в другой одежде. Права поговорка: «Лучше прыгнуть с берега, чем ступить на мост лихого человека». Ведь поверила и чуть не сожгла свои мосты!
В конце концов, поведала Фатиху историю обеих переписок с Зоей. Надо было рассказать уже после первого письма. Кто же думал, что ее коварство, как изгибы реки Хигезбугуль, будет постоянно являться передо мной, доставляя такие страдания? Не сумел сохранить верность мой любимый. Его охмурили… Он попал в сети… А для меня истинно только одно слово – измена! Долго, очень долго будет это слово терзать мою душу…
– Наверное, только женщина способна на такую сложную интригу, – сказал Фатих и добавил: «Я тебе не изменял!»
В этот раз во всем призналась Асме. Расстроилась даже больше меня: «Убить мало эту гадюку! – горячилась подруга. Потом немного остыла и сказала: – Ладно, пускай живет. Хватило же ума написать правду. Уф, Нурия, а если бы и вправду он изменил тебе, и родился бы сын от любовницы, что бы сделала?! Ты же чересчур гордая. А так случайно, по ошибке, ведь эта развратница пишет, что опоила его…»
После разговора с подругой стало немного легче. Только сейчас, пройдя такое испытание, до конца поняла слова, услышанные на посиделках от женщин постарше: «Влюбиться можно и в восьмерых, но душа тянется только к одному». Сказала об этом Асме, она ответила: «Моя душа тянется к Ашрафу. Артур – это первое чувство, которое, как говорят сэсэны, «белее молока, чище воды». Но если бы он был жив, все равно всю жизнь заботилась бы о нем, как о ребенке». Да, невозможно разгадать все загадки, что подбрасывает нам жизнь…
Наконец легко вздохнула, когда дала выход переживанию, точившему меня изнутри подобно червячку. Вообще-то это сейчас оно кажется червячком, а было время, когда душило меня словно удав! Постепенно этот удав стал слабеть, выпал у него ядовитый зуб. Потому что я, мой дух, сердце набирали силу. Одолела свои внутренние «я», которые не давали покоя душе. И все же невозможно окончательно стереть все страницы памяти, как записи с магнитофонной ленты.

*  *  *

– Картэсэй! Сказать тебе, почему с началом нового века твои записи прекратились? – Это внучка моя, Айсылу, не успев войти в дверь, с порога делится своим открытием. – Из-за меня. Я родилась не ко времени…
– Неужели уже все набрала?
– Конечно, и распечатала на принтере, держи! – Прошло меньше недели, как я вручила ей все свои тетрадки, чтобы она набрала рукописи на компьютере, назидая, что именно ей предстоит в будущем стать продолжателем истории нашего рода, деревни, а то и страны. – Сколько всего интересного в твоих сочинениях, картэсэй! За дальнейшее не беспокойся, сама продолжу, этот век – мой!
Ни дочери, ни сыну не досталось столько внимания и заботы, сколько выпало на долю Айсылу. Растила ее сама и постаралась передать все, что смогла за свою жизнь зачерпнуть из сокровищницы знаний и опыта человечества. После армии Данияр сразу уехал к жене в Уфу, устроился на работу в милицию с намерением поступить учиться на юриста. А потом…
– А потом, – начала Айсылу, словно в продолжение моих мыслей, – когда мне было семь лет, приехали эти двое с дипломами в руках: одна – врач, другой – юрист. Мама устроилась на работу в больницу, папа заменил дядю Ишбирде.
– Тебе не стыдно называть своих родителей «эти»?
– Не ругайся, картэсэй, вдруг почувствовала себя в твоей роли. – Умеет внучка иногда вот так заткнуть мне рот.
– Немного удивлена твоим заявлением, что ли, собираешься продолжить мои бэйэны? – ловко повернула я разговор в другое русло.
– Нет же, заверши их сама, – ответила Айсылу, кивнув на папку на столе, – знаю же, что ведешь еще какие-то записи, не останавливайся на полпути.
– Да, ты права, Айсылу, это – твой век. В последнее время и я прокручиваю в памяти события новой эпохи. Пытаюсь связать личное с судьбой страны и народа, переосмыслить все происшедшее. Каждый день, любое действие имеет свою оценку…
– А где мне взять героев, если захочу написать какую-то повесть? Ведь романтические истории происходили только в ваше время.
– Ну, не скажи, колокаска моя. Взять только историю любви твоих родителей…
– Нет, картэсэй, я начну с вас! А как звучит: «Сказание о Нурие и Фатихе»!
– Вот еще… Иди домой, скоро придет отец, поставь хоть чайник. А то когда еще мать вернется – у врачей работа такая.
– Они стоят друг друга – папу тоже иногда вызывают посреди ночи.
– Что ж, ведь он единственный участковый на пять деревень нашего сельского совета. – Айсылу кивнула головой, мол, знаю-знаю, и поспешила к себе домой.

Да, пожалуй, пора мне вернуться к своим бэйэнам. Это мой долг. Просмотрела готовую часть, что принесла внучка: напечатала без ошибок. В некоторых местах сама удивлялась: я ли это написала – так складно, удачно переплетаясь, события вели за собой… Потом открыла ту самую папку. На самом верху лежали странички, повествующие об измене Фатиха. Но они уже не жалили сердце, значит, избавилась от этой боли!
Листаю свои записи дальше. Среди них обнаружился пожелтевший номер районной газеты. Подчеркнут заголовок одной заметки, автор – Ляйсан Давлетова, это младшая дочь Асмы и Ашрафа. Помню, как тогда восхитилась умом этой девочки-десятиклассницы и усомнилась в верности расхожего мнения о том, что от неуча не рождается ученый. Ведь ее родители не такие уж и грамотные люди. Хотя природа щедро одарила их обоих жизненной мудростью. Все пятеро детей наших друзей, нашли свое место в жизни. Артур – экономист, умело ведет семейный бизнес. Нариман выбрал неслыханную для села профессию физика-ядерщика, работает в каком-то научном центре в Сибири. Чингиз и Раушания окончили техникум, он стал механиком, она – кондитером. Живут в деревне, трудятся вместе со старшим братом. А Ляйсан – социолог.
Кстати, подруга постепенно смягчилась к Ашрафу. Однажды, секретничая, призналась:
– Зажила та рана в моей душе, Нурия.
– Покажи-ка, как тогда, на бумаге, – предложила я и принесла ей бумагу, карандаш, пиалу и ножницы.
– Ножниц не надо! – Асма перевернула пиалу на бумагу, прочертила по ней круг и сложила листочек вчетверо. Но не стала вырезать одну часть, как тогда, а нарисовала там пять сердец и сказала: «Они помогли восстановить полный круг».
Заново прочитала статью Ляйсан и вновь восхитилась:
«Голова нам дана, чтобы думать. Судьба страны – твоя судьба. Я – Тулпарлы – Башкортостан – Россия – Земля – Вселенная: все мы связаны между собой общей пуповиной! Нам, людям, дарован разум, чтобы почувствовать себя частицей большой Вселенной и понять эту простую и гениальную гармонию. А чтобы оценить свои поступки, нам дана совесть, определены нравственные нормы! Большая Вселенная состоит из галактик, а те, в свою очередь, – из многих планет. Земля относится к Солнечной системе, там у нее своя орбита, свое место. И кажется, что невозможно нарушить этот порядок, заведенный волею Высшей силы. Тем не менее судьба Земли зависит и от людей: если одновременно применить все накопленное оружие, особенно ядерное, наша планета сойдет с оси и полетит в тартарары. В результате возникнут потрясения во всей галактике и в большой Вселенной. Неразумное, варварское отношение к природе, отдаление от нее делает человека слепым и глухим! Может быть, в древности реально существовали сказочные герои, которые понимали язык животных и растений, слышали, что делается под землей, видели, что происходит за семью морями? А сказки – это отзвуки ассоциаций подсознания?!.»
Я непременно вплету твою статью в свои бэйэны, Ляйсан!
А вот еще одно воспоминание. … Мы с Айсылу сидим на берегу озера Тулпарсыккан. Рассказываю ей о своей «встрече» со сказочным Шахимараном из детских мечтаний. А внучка никогда не устает слушать – ей только успевай рассказывать. Ей всего шесть лет. Вылитая я – в ее возрасте тоже впитывала все, что слышала от взрослых. В это время зазвонил сотовый телефон:
– Да, Фатих?
– Что-то вы долго. У нас гость, возвращайтесь скорее.
– Гость? Откуда?
– Из Китая. Пока больше ничего не скажу.
Мы заспешили домой. Оказалось, приехала моя подруга Земфира, с которой не виделись больше трех лет.
– А Фатих сказал, что гость из Китая, вот шутник.
– Потому что я говорила ему, что всего неделю назад приехала из этой страны.
Войдя в дом, сразу заметила большую сумку из клетчатой клеенки.
– Все так же занимаешься бизнесом? – Земфира только кивнула в ответ и начала разгружать сумку. Нам в подарок привезла шесть пар китайских чашек.
– Красота! – восхитилась Айсылу. – Настоящие китайские?
– Настоящие… И вот это настоящее, не простое стекло, – с этими словами Земфира надела на руку внучки браслетик, украшенный продолговатыми жемчужинками. – В этот раз побывала в самом Пекине, где есть рынок жемчуга.
– Ну и как живут китайцы?
– Народ работящий, как муравьи. Если учесть, что совсем недавно они жили в нищете, прогресс поразительный.
– Даже в пятидесятых годах прошлого века их крестьяне обрабатывали землю сохой. А в Тулпарлах еще в царские времена у некоторых зажиточных сельчан были металлические плуги с двумя лемехами, – поддержала я подругу. И поинтересовалась: «Не жалеешь, что бросила работу в школе?»
– Теперь уже нет, ведь остались позади трудности первых лет, когда приходилось таскать на себе тяжелые сумки, стоять на рынке и в дождь, и в снег. Сейчас я езжу с маленькой сумочкой в руках, деньги перевожу через банк, заказываю товар и уезжаю, а груз приходит контейнером. Легко и просто. У меня свой магазин, несколько бутиков в торговых центрах. Продавцов тоже подобрала из своих – учителей. В первое время было неудобно, когда встречались со знакомыми… Нет уж, пусть будет стыдно правительству, которое довело нас до такой жизни! Ютилась в маленьком старом домике – теперь у меня хорошая квартира. Сын с семьей живет в коттедже, ездит на собственной машине. Если бы осталась в школе, так и сидела бы в своей избушке на курьих ножках. Что еще остается одинокой женщине…
– Ты же говорила, сватался кто-то?
– Не решилась. Было страшно после первого опыта, ты же знаешь. И в газетах пишут, что восемь из десяти женщин терпят побои в семье. Оказывается, во всем мире такое же положение! В некоторых странах, говорят, даже есть законы, касающиеся способов нанесения побоев жене. Например, в Лос-Анджелесе запрещено бить жену ремнем шире двух дюймов.
– Получается, если ремень уже пяти сантиметров, значит, пускай бьет?
– Нурия, я заодно привезла немного товара – жемчужные бусы, кольца, серьги, можно ли будет продать их? – Земфира повернула разговор в другую сторону.
– Картэсэй! Ты же говорила, что завтра поедем в Аюсы? – Айсылу нашла повод вмешаться в наш разговор.
– Говорила… но у нас же гостья.
Очень соскучилась по Асме, она теперь почти всегда находится у сына Артура и снохи Сании, обосновавшихся в Аюсы. Весь табун они перевезли туда же, на вольные пастбища. Ашрафа вижу чаще, так как он выращивает зерно на полях Тулпарлов.
– Тогда мне повезет, поеду с вами в Аюсы, – сказала Земфира, – ты вроде говорила, что дети твоей подруги имеют свой магазин в Стерлитамаке?
– Да.
Приехав в Аюсы, застали Асму за беседой со старой цыганкой и были весьма удивлены. Рядом с ними беззаботно резвились две девочки в возрасте Айсылу. Подруга очень обрадовалась нам, обняла меня за талию и даже приподняла над землей. Она, как и прежде, сильная, жизнерадостная, открытая. Цыганка быстро собралась и, забрав девчушек, ушла своей дорогой.
– Есть же лекарственные травы, которые надо собирать именно в эти дни, вот и решила подняться на гору и заняться сбором. Смотрю, какая-то бабушка маленькой лопаткой выкапывает корни цветов, – начала рассказ о визите цыганки Асма. – Сначала понаблюдала за ней: не выворачивает корневища целиком, копает осторожно, мелкие корни оставляет на месте, тут же собирает семена и закапывает их в землю. Словом, поступает со знанием дела. Подошла и поздоровалась с ней. Да это же цыганка! Она и сказала: «Не удивляйся, раньше мы останавливались тут табором. Меня с детства научили разбираться в лечебных травах, вот эта трава – марьин корень, встречается очень редко. И внучек взяла с собой, чтобы показать им дорогу. Раньше здесь часто встречала пожилую женщину, которая хорошо знала травы и цветы. А в последние годы не вижу ее…»
– Может быть, это была моя картэсэй?
– Я тоже так подумала, Нурия.
Вспомнив мудрую Райхану, с гордостью отметила про себя: я тоже – картэсэй! Недавно в газете прочитала статью одного психолога и пыталась сказанное им примерить на себя. Оказывается, геронтологи делят пожилых людей на три группы: «нытики», «дедушка (бабушка)» и «великий старик». Не дай Бог стать нытиком! Не претендую и на величие. Я – бабушка, картэсэй, воспитывающая себе смену!

Эта папка не очень толстая. На последней ее страничке записано стихотворение Мустая Карима. Его я знаю наизусть, читала обычно на посиделках и во время бесед с учениками. Вот и сейчас с чувством повторила любимые строки из него:

Три чуда пленили меня навсегда, без сомненья:
Земля, еще небо и женщина – третье чудо…

Наверное, одним этим стихотворением можно было бы победить тех умников, которые в одно время горели желанием создать совет мужчин в деревне!
А какой азарт тогда проснулся во мне, даже хотелось попасть на их очередное заседание и организовать там диспут. Предчувствуя, что они постараются заткнуть мне рот, перечислив сугубо мужские профессии, заранее подготовила и ответы на их выпады. Даже составила в уме целый диалог, в форме которого мог бы пойти спор:
– Механизаторы, шоферы? А кто вас заменил в годы войны? Никогда не видела мужчин, впрягшихся в плуг, а вот женщины впрягались!
– А космос?
– Валентина Терешкова! Светлана Савицкая! Елена Кондакова! Во всем мире насчитывается 57 женщин-космонавтов.
– На самолетах…
– Магуба Сыртланова! Герой Советского Союза!
– Вы давно проникли и в науку, и в политику…
– Мы умеем всё, а самое главное, мы можем сделать то, что не под силу ни одному мужчине! Мы рожаем детей! – могла бы я сказать им. Еще хотелось бы напомнить поговорку «Муж – голова, жена – шея», но не стала бы этого делать, так как помню слова Фатиха: «Шея поворачивается туда, куда приказывает ей головной мозг – физиология»…
Положила папку на место, засучила рукава и подбоченилась. И в это время вернулся с работы Фатих.
– Мать, куда ты собралась с таким решительным видом? – спросил муж.
– С завтрашнего дня начну знакомить Айсылу с родословным древом. К нему надо бы добавить и новые ветви, все времени не хватает.
– Остановились на Фидане…
– Даже Айсылу не вошла. Уже десять лет младшему сыну Асии, внуку нашему Мурату. Дети Камила и Камилы вошли в шежере, а вот внуки и внучки их не вписаны.
– И моя ветвь остается голой, а у Мудариса – два сына, пять внуков…
– Вот-вот! Хотя никогда не забываю своего деверя, который писал письма на бересте… Куда его понесло, в этот раз аж в Австралию.
– Конструкторы же оба, видимо, востребованы везде. Раньше с детьми мотались, теперь уж сыновья выросли и осели в Москве. Да, не забудь их ветку на родословном древе. Объясни Айсылу все, наши корни…
– Она и сама до всего допытывается. Мечтает сочинять истории. Вот и хочу начать со сведений глубокой старины. И с посещения кладбища… Не помешает мне и самой соединить концы с концами.
– Я частенько думал, когда же возьмешься за эту свою папку. Допиши свои романы, Нурия. По хозяйству сам буду помогать. Как передал пост главного врача Искандеру, стало легче работать. Думаю, что уже можно уйти совсем, ведь скоро семьдесят стукнет твоему старику, а?
– Еще только шестьдесят пять, не преувеличивай, отец. Все равно не оставят в покое, будут прибегать, советоваться.
– За консультацией или советом, конечно, будут приходить. А Искандер уже говорит, что устал, что нет у него склонности к руководящей должности. Жалуется, что много писанины, бесконечные отчеты, и хочет передать бразды правления нашей снохе.
– Ну вот. А я собиралась уговорить ее на второго ребенка, чтобы Айсылу не росла одна.
– Тогда придется Искандеру потерпеть пару-тройку лет, да и сам пока не брошу работу.
Придя к единому мнению, попили чаю и вышли встречать стадо. Скот теперь возвращается с конца Амбарного переулка, где раньше жил дедушка Бурехуккан, а теперь ­– Вильмир с семьей. Мы направились туда.
Последние дни золотой осени. Сентябрь выдался погожим, теплым, поэтому и скотина свободно пасется на воле, и пастухи не жалуются. А у меня в голове беспорядочно завихрились обрывки воспоминаний. И не будет мне покоя, пока они не лягут на бумагу.

14

Новое кладбище основали в 1961 году. Направляясь на старое, чтобы привести в порядок могилку своего старика Тухватуллы, бабушка Зульхиза всегда напоминала мне: «Похороните меня на новом кладбище, боюсь, иначе забудете про меня. Ведь сюда, на старый погост, ведут только мои следы, сватьи Райханы и снохи Татарки». Мы исполнили ее завещание. Но я всегда сначала иду на старое кладбище, а по дороге домой навещаю новое. Осталась верна своей привычке и в этот раз.
Каждый год закрашиваю белой краской имя и цифры «1852–1925», высеченные на надгробном камне деда Тухватуллы, обхожу вокруг низенького дубового сруба – он еще довольно крепок… Внутри сруба растет старая ель, и тень ее не дает разрастись цветам. Сгребаю в сторону осыпавшуюся хвою и шишки. Односельчане запомнили дедушку знатным рыбаком, который вытащил самого старого сома из озера Тулпарсыккан и был непревзойденным мастером ловли щук. Дальше иду к могиле бабушки Магузы, соперницы моей олэсэй, но на самом деле она почитала ее, как родную мать. Прокладываю путь, раздвигая руками высокие травы. Олэсэй первым делом шла к ее могиле, долго рассказывала о своем житье-бытье, тихонько пела народную песню «Зульхиза» и, вытирая слезы, добавляла: «Пусть послушает, она любила эту песню…»
– Цени живых, поминай ушедших, – произнесла в унисон моим мыслям Айсылу.
– Иди за мной след в след, посетим могилу моего картатая.
– Того деда со смешным именем Сатыбал?
– Да. В моих бэйэнах разъяснена история этого имени.
– Дикий обычай!
Не стала спорить с детским восприятием, а начала читать суру «Ихлас», посвящая ее духу человека, который навсегда вошел в сердце такой достойной женщины, как Зиряк Райхана, символом любви и верности.
– Картэсэй, ты говорила, что могилки дедушки Адисая и Татар-эби тоже находятся здесь?
– Да, Жанкисэк так завещала, чтобы ее похоронили тут – она и место рядом с могилой мужа для себя держала.
Их могилки ухожены. Дядя Сагадат, пока был живой, успел поставить железные оградки. Он же выкопал на Кырластау плоский гранит, отшлифовал его и установил памятную доску на могиле своего спасителя, матроса Адисая. Татар-эби как-то посадила дикую многолетнюю траву с крупными розовыми цветами в изголовье своего Адисая, которая теперь протянула корни и на ее собственную могилку. Осенью необходимо обломать ее старые стебли и отложить в сторонку – я так и сделала. Постояв немного в раздумье, собрались идти. Сорвала горсть стручков с акации –«кустика снохи», растущего за оградкой, и, выйдя из калитки, коротко дунула в эту свистульку, как бы желая упокоения душам ушедших…
Направляясь на новое кладбище, обратилась к Айсылу:
– Если устала, иди домой.
– Нет уж, картэсэй, я будущая сочинительница, призванная стать, как сама говоришь, хранительницей рода, – заявила девчушка.
– Жеребеночек ты мой, колонсак! – Расчувствовавшись, я обняла внучку со словами, доставшимися мне от Зиряк Райханы.
– Скажи, а когда ты начала вести свои записи в тетрадях?
– «Киссу о Зульхизе и Абдрахмане» начала где-то в твоем возрасте. Выуживала сведения у всех, кто что-либо знал об истории их любви…
В этот момент зазвонил сотовый телефон Айсылу. Она посмотрела, но не стала отвечать, отключила телефон. Тем не менее не удержалась, объяснила мне:
– Это внук вашего московского друга, генерала. Учится в седьмом классе. Все лето был у нас в деревне. Спрашивал номер моего телефона, но я не дала.
– А почему? Получается, все равно узнал?
– Узнал! Говорит, что пойдет учиться на разведчика.
Ах, какая хитрая, намеками дает знать, что ей понравился этот мальчик.
Большинство тулпарлинцев, ушедших из жизни на моей памяти, нашло покой на новом кладбище. Я прихожу сюда не к кому-либо конкретно, а ко всем сразу. Всех поприветствовала, всем посвятила молитвы. Тут такой порядок: родственники похоронены поблизости. Сначала направилась к своим. Черный мраморный памятник на могиле картэсэй виден издалека, его привез и установил папа. «Спи спокойно, наша дорогая» написано на нем и изображены два подснежника.
– Я как будто сама помню мудрую Райхану, наверное, оттого, что ты часто вспоминаешь ее, картэсэй? – шепчет внучка, прижимаясь ко мне. Похоже, ей немного не по себе в этой безмолвной обители.
Смотрю на изображение картэсэй на мраморе: она еще молодая, платье в мелкий цветочек, на плечах – ажурная шаль, на шее – бусы, я знаю, что они были красного цвета…
– А почему на памятнике орденоносной бабушки Зульхизы изображена звезда? Она же не герой? – Айсылу стояла у могилки олэсэй.
– Ей памятник установили как почетному ветерану. Звезда – символ признания заслуг.
И-и-ий, олэсэй моя, когда ей становилось грустно, выставляла шахматные фигуры на доске, оставленной у нас Динисом, и двигала их в разные стороны. Даже сейчас слышу, как она при этом приговаривает: «Это – конь, это – слон. И-ий, слабачок…» – и валит пешку набок. Это Камила, увидев, как она перебирает фигурки, научила ее их названиям.
– Я почти наизусть знаю «Киссу о Зульхизе и Абдрахмане». Неужели и в те времена была такая любовь?
– Сам мир сотворен из любви, колокаска моя.
– Знаю. Адам и Ева…
Меня всю жизнь поражала скорость мысли – космическая скорость, которая намного выше, чем скорость света или звука, взятые за эталон!
Вот и сейчас – стою у дорогих могилок, склонив голову, всего по нескольку минут, а за это время мысленно успеваю объять всю их жизнь, конечно, ту ее часть, что известна мне.
И нет никаких преград для мысли – она приходит в голову, когда ей угодно, без спроса. О чем я думаю сейчас? О том, что картэсэй, наверное, встретилась в вечности с дедушкой Сатыбалом, ведь говорят, что там встречаешься и навсегда остаешься вместе с суженым, с первым браком, который освящен никахом. А как же Зульхиза олэсэй? Ей ведь, наверняка, хотелось бы встретить там своего Абдрахмана! Как жаль, что и на том свете им выпала разлука! Да, вот такие странные мысли занимали сейчас мой разум.
Собрав всю волю в кулак, направляюсь к могиле за кованой чугунной оградкой. Папа! Вернулся…
На плите надпись «1929–1999», до семидесятилетия оставалось два месяца. Планировали собраться всем вместе, чтобы отпраздновать его юбилей. Он родился в декабре. Под созвездием Стрельца. Астрологи характеризуют Стрельцов как людей добрых и прямолинейных, с горячим сердцем, которые следуют к своей цели, не сворачивая с выбранного пути. Все это слово в слово подходит Баязиту Карамурзину.
Не нарадуюсь, что нашла в себе силы простить отца и имела возможность сказать ему об этом, пока он был жив. Я долго страдала под тяжестью обид, с детства копившихся в душе, потому что любила его и жаждала счастья жить рядом с папой. Но горечь своей несбывшейся мечты, а также сочувствие к картэсэй, которая тосковала по единственному сыну и сердце которой в конце концов не вынесло этой неизбывной печали, были сильнее моей любви к нему.
Однажды Амин-абый назвал папу «космополитом». Наверное, так оно и есть. В этой связи вспоминается один разговор. В Екатеринбурге расстреляли всю царскую семью – и взрослых, и детей. Теперь об этой трагедии известно всем. На завод, где работал папа, часто приглашали одного пожилого человека как почетного гостя на торжественные мероприятия. Ему оказывали почести наряду с героями войны и труда. А он оказался одним из участников расстрела царской семьи. «Долго не могу успокоиться после встреч с этим человеком, – рассказывал папа, – сердце болит. Я понимаю: ему приказали. Но душа не принимает его гордости за участие в дикой расправе и рукоплесканий слушателей. Верю, что где-то на просторах Вселенной есть планеты, где жизнь построена на принципах справедливости и равенства. Я бы переселил честных людей Земли на ту планету!»
Фантасты пишут о таких планетах… В свое время произведения Жюля Верна воспринимали как замысловатую игру несбыточной фантазии, а ведь почти все, о чем он писал, со временем стало реальным фактом. Тогда я была слишком маленькой, чтобы до конца понять папу. Видно, в тот момент он не нашел никого, кому бы мог открыться, кроме маленькой Нурии?! Эх, папа, не смогла я стать твоей опорой…
– Картэсэй, а ведь верно! – подала голос Айсылу.
– Что верно?
– Что дедушка Баязит – космополит. (Я, оказывается, рассуждала вслух, беседуя со своими близкими, ушедшими в иной мир). – Если хочешь знать, переселение на другие планеты сегодня назревшая проблема. Я ввела тебя в интернет, картэсэй, а ты все равно остаешься безграмотной в этом отношении, не знаешь сайтов, кроме «Одноклассников».
– Хватит того, что знаю: набирать умею, письма пишу… Ну, договори, что хотела сказать.
– Ученые предлагают составить стратегический план переселения человечества на другие планеты, иначе, говорят, будет поздно.
– И на какие планеты?
– Например, на Марс.
– Марс? Красная планета… Говорят, твой интернет кишит измышлениями. Не забивай себе голову, колокаска моя. (А я на уроках астрономии говорила ученикам, что расположение Земли в Солнечной системе очень удачное, что люди вымерли бы, если б пришлось жить на такой далекой ледяной планете, как Марс. Так писали в учебниках…)
– А ты, картэсэй, не бойся конца света! Я отправила сообщение и дяде Иркену из Туркменбаши, чтобы тоже не боялся: этой катастрофы не будет, во всяком случае, она отложена. Старушка Земля по меньшей мере еще тысячу лет даст людям пожить здесь, это научно доказано.
– Иногда я тоже вхожу в вашу Всемирную паутину и немного блуждаю на ее страницах. Недавно лишилась денег со счета сотового телефона: хотела омолодиться и попала в ловушку. Сначала сказали, что это бесплатно, потом попросили номер телефона. Дальше предложили нажать на кнопку, я нажала, и выскочил какой-то рецепт…
– Вот это «продвинутая бабушка»!
– Кто так говорит?
– Амир, внук генерала. Никак не идет из головы этот мальчик, чего бы это? А-а, вчера с ним пообщались «Вконтакте», о чем только он не пишет. Говорит, что в Америке выпустили в торговлю «Пакет конца света».
– Пакет?
– Это мешок со специальной одеждой, маской, очками, десятидневным запасом продуктов и лекарствами типа антидепрессантов.
– Глупость какая. Хорошо, предположим, какая-то группа людей спасется в определенном месте. А что будет, когда они выйдут наружу, в мир, где не осталось никого и ничего живого?!
– Картэсэй! Смотри, здесь похоронен настоящий герой: на памятнике изображена большая звезда! – Внучка стояла у могилы Самигуллина. Я тоже направилась к ней.
Тут что-то ярко сверкнуло, и я настороженно взглянула на Айсылу – она возилась со своим сотовым телефоном.
– Что ты делаешь, а?!
– Картэсэй, записываю на диктофон, как ты беседуешь с покойниками.
– Что еще умеет это твое чудо?
– Фотографирует, отсылает письма, утром будит, решает примеры по математике – короче, всего и не сосчитаешь…
– Но не вздумай фотографировать здесь!
– Знаю. Картэсэй, я вот думаю: здесь как будто отдельная деревня, деревня того света.
– Последняя обитель тех, кто покинул этот мир, колокасым. Почти все в этой «деревне» – мои знакомые, родные или соседи. Когда основали новое кладбище, я была в твоем возрасте.
– А я знаю этого дедушку – Бурехуккан-олатай. Помню истории Харыгуза – Желтоглазого, орла Ыласына. Охотничьи приключения…
Я же про себя обратилась к вечности: «И-ий, дедушка Бурехуккан, аксакал Тулпарлов! Твой внук Вильмир, твой наследник живет среди нас. В нем – продолжение твоего живого ума, решительного характера, любви к родному краю. Спасибо тебе, старик Беркутчи! Твои уроки мудрости живут и во мне, считаю своим долгом передать их будущему поколению. Я храню и твою реликвию».
…Ахмадин олатай пролежал в постели всего несколько дней. Пригласил меня к себе. Положил мне на ладонь булавку с надетой на нее красной бусинкой и пояснил: «Мы с другом Сатыбалом провеивали пшеницу Малик-бая. Народу много. И Райхана там. Мы молоды, не было еще и семнадцати. Руки работают, а глаза устремлены на Райхану. До сих пор помню: на ней платье с красными маками на зеленом фоне, на голове – платок. А на шее – бусы из мелких красных бусинок. Они так идут ей! В какой-то момент Райхана застыла, прикрыв шею обеими руками. Оказывается, порвалась нить, и бусинки рассыпались. Мы с Сатыбалом подбежали и стали собирать их. Земля на гумне утоптанная, гладкая, наверное, подобрали почти все. А одну бусинку я оставил себе, спрятал за щекой. На память. Вдел ее на эту булавку и хранил всю жизнь. Бусинка моей юности…»
Я сообщила духу Бурехуккан-олатая, что род Харыгуза не прерывается – в этом году родился очередной его потомок. Шепотом рассказала ему, что мне пришлось, подобно Голубому ручейку, течь вверх, чтобы пережить измену Фатиха – перетекла через горы своей обиды и самолюбия и поднялась над ними. Рассказав это, направилась к могилке его жены, улыбчивой Сагуры. Там нет ее фотографии, тем не менее я будто вижу ее доброе лицо, слышу серебряный смех…
Семирукая Сагира – тоже где-то поблизости. Я впервые услышала поговорку «У работящего человека – семь рук» от своей картэсэй, когда специально сходила к этой неутомимой женщине, чтобы посчитать ее руки.
Останавливаясь у каждой могилки, развязываю какой-нибудь узелок в клубке памяти и снова завязываю его.
Сватья Уркия… До сих пор помню ее слова: «В городе на улицу смотришь лишь с балкона, словно птица в клетке».
Бабушка Гульшахура! Ты не осталась одинокой. У тебя есть дочь Гульгаухар – память «достойного мужчины», как ты сама называла дедушку Абдрахмана.
Мой свекор… Ты говорил: «Любовь разбивает камни». Слова народной пословицы односельчане запомнили как твои собственные. Чтобы жениться на своей Харысэс, тебе пришлось добывать и перевозить камни с Кырластау в Таллы и построить там амбар для хранения зерна. Таково было их условие. А свекровь любит повторять, что на небе не бывает двух месяцев. Ты знаешь, что ты единственный месяц на ее небосклоне. А на моем – Фатих.
И-ий, бабушка Гадиля, соседушка наша… Прости меня, пожалуйста, что иногда обходила твой дом стороной, чтобы не слышать твои жалобы, не рвать лишний раз душу! Наверное, ты встретила там своего сына Рашита, ведь говорят, что на том свете нет границ?
– Ты не преувеличила, картэсэй, эта тетенька и вправду была очень красивой!
– Тетя Фариза была не только красивой, но и работящей, доброй и щедрой, моя колокаска.
– Знаю, ты так хвалишь ее в своих записях. Любимая твоя сноха.
– Наперсница моя. Родственная душа.
– Дядя Хайрулла прожил без нее всего полгода. А ведь он был сильным, крупным мужчиной, к тому же намного моложе своей жены.
– Он тосковал по своей Фаризе, его сломило горе…
– Хорошо, что успела прочитать все твои истории, перепечатать их, как будто знала, что возьмешь меня сюда с собой. Узнаю многих, даже тех, с кем не встречалась при жизни. Белый платок и чистая душа вот этой женщины, вашей соседки Гульбики, остались такими же чистыми, несмотря на все, что она пережила, не так ли? Ой… Как я плакала, картэсэй, читая о трагическом происшествии на барже, которая плыла на Магадан.
Вот дядя Хайривара, добрый вестник Тулпарлов… Рядом его жена, образец терпения, тетя Гильмия…
Так, читая надписи на надгробных камнях и памятниках, Айсылу будоражила мою память. Надо бы поторопиться, так как осеннее солнце греет только в разгар дня. Но нельзя не обойти всю эту печальную «деревню», окутанную воспоминаниями, надо ко всем проявить уважение!
Как пройти мимо, не склонившись перед памятью дяди Аухата? Надо же сообщить ему, что Фатих добился публикации записей сельского фельдшера в виде довольно объемной книги. Сообщила.
– Интересно, а вправду встречаются любящие люди на том свете? – Я похлопала по спине внучку, задавшую такой вопрос. – Вот бы бабушка Тансулпан сошлась там со своим Нурбеком, да?
Вспомнила и бабушку Халису, чтобы не обиделась. Дядя Махмут-Счастливчик… Асян-дурачок, который не смог вынести трагедию грозового лета… Тракторист дядя Насип… Тетя Махибика – вспомнилось, как она сорвала платок с головы мамы и втоптала его в пыль. Прошептала ей: «Я простила тебя, поняла, что ты это сделала в сердцах»… Однорукий дядя Мансур – его счеты долгие годы висели на стене в колхозном правлении как память о нем. Проходя мимо могилки ветерана войны, обратилась к нему: «Дядя Мансур, в детстве я узнала от тебя, как Хрущев грозил американцам показать кузькину мать. А «Кузька», оказывается, было секретным названием атомной бомбы…» Дядя Мамбет, который всю жизнь был комбатом… Дедушка Шаяхмет, организовавший первую артель и долгие годы руководивший колхозом – наш долгожитель, ушедший из жизни с болью за распад коллективных хозяйств…
– Картэсэй, тут написано «Учитель учителей», а как это понять? – обращается ко мне внучка, остановившись у могилы Амин-абыя. – Умер за год до моего рождения в возрасте восьмидесяти лет.
– Он и мой учитель. В настоящее время в нашей школе преподавателями разных предметов работает около десяти его бывших учеников. – Айсылу кивнула головой, мол, поняла, и пошла дальше, догадываясь, что здесь я немного задержусь.
А я осталась отвечать на безмолвные вопросы Амин-абыя, с лукавой улыбкой глядящего с фотографии сквозь очки: «Как поживают Тулпарлы, соседи, друзья, родные, что творится в мире?» Хотя не сомневаюсь, что он и в мире ином в курсе всего происходящего, перебираю в голове все события, которые были бы важны для учителя, и отправляю на его почту вечности: «…Когда внезапно скончался дядя Самат, мама оставила хозяйство в Таллах внуку Гаяна и переехала в новый дом. Тетя Шарифа с дядей Альтафом тоже в Тулпарлах, живут в отчем доме. Мой двоюродный брат Динис – в городе Свердловске, который снова называется Екатеринбургом, женился и обосновался там. Инженер. Не бросает и шахматы. Руслан проживает в Уфе.
Моя сестренка Камила оказалась хорошей женой. Думала, остановится на трех дочерях, а она возьми и роди мальчиков-близнецов, когда девочки пошли в школу. Да, на ее долю выпали близняшки. Детей они с Арсеном записали башкирами. Камил дорос до степени доктора наук! Это благодаря своей настойчивости и, конечно же, учительнице, подарившей нашей деревне «сад Альфии» и разбудившей у моего брата любовь к своему предмету.
Асия наша с семьей живет в Уфе, внуки Фидан и Мурат все лето бывают у нас. Если родители зовут их ехать куда-нибудь на отдых, отвечают, что им и моря не надо, когда есть озеро Тулпарсыккан. А вот мою внучку Айсылу ты не успел увидеть, абый… В деревне ее зовут «маленькая Нурия». Внешне похожа на свою маму, а характером – в меня. Лелеет мечту сочинять истории. Я не возражаю.
Не прерываем связи и с сестренкой Майсарой. Она часто приезжает в гости вместе с детьми, значит, тянет родная кровь. Дети дяди Самата тоже не чужие для нас, ведь они родные для нашей Назгуль.
Фатих все еще в гуще больничных забот. А я вплотную начала работать над своими бэйэнами.
Мои друзья? Все шесть мальчишек, с которыми в детстве играла в прятки, слава Аллаху, живы-здоровы. Правда, в какой-то момент Харис приболел: стало сердце сдавать, и он вышел в отставку. Как говорит Гульфира, здоровье дороже его погонов. Ну и генерал – чин не маленький!
Ашраф с Сабиром всегда перед глазами. Старший сын Сабира живет в Америке. Они не прерывали связи с Сарой (вы ее помните?), на каникулы всегда отправляли сына в Бостон. А когда он хорошо освоил английский, отправили туда учиться. Теперь он занимает большую должность на предприятии, которое в тесной связи с Россией.
Ахияр с семьей живет в Стерлитамаке. Их дочери очень повезло с доктором Искандером.
Кабир написал портрет Чингисхана. Ему приснилась эта историческая личность. Как будто ему навстречу прискакали два всадника и приветствовали его. Он узнал в них великого Чингисхана и нашего предка Майки-бея… То есть, получил некий знак.
Чингиз с Муневарой-Гульсирень талантливы каждый в своей области, достойно пережили испытания, которые обычно выпадают на долю известных людей, сумели сохранить верность себе, свою любовь и семью. Чингиз – доктор экономических наук, руководитель крупного промышленного предприятия. Депутат. Как умный, честный человек, идущий всегда на шаг впереди остальных, защищающий интересы народа, в одно время нажил много врагов – взорвали его автомобиль. Когда уже сел в машину, вспомнил, что забыл взять телефон, и вернулся домой, а водитель завел мотор… Виновников не нашли. Ой, абый, чуть не забыла: могилу того сардара, военачальника Чингизхана, до сих пор не отыскали. Зато нашли сокровища! У деревни Таллы. Серебряные кувшины, украшения – говорят, что с византийских времен. Вот.
Гульсирень в последнее время пишет замечательные произведения для детей, что неудивительно: она бабушка трех внуков! Мавлида тоже в Уфе, Чингиз помог ей найти работу в одном из вузов. Ей, профессору, совсем не трудно было пройти конкурс на должность. Да, тогда ты еще был среди нас, абый… Деревня теперь подключена к интернету, а кабинет математики полностью компьютеризован.
Абый, ты был для меня не только советчиком, но и другом. Мы с Мавлидой росли вместе, и я считала тебя нашим общим отцом. Поэтому скрывать не стану: между мной и Фатихом легла тень измены! Некуда было бежать, некому пожаловаться – тебя уже не было среди нас… Но, кажется, ты все равно узнал об этом: мне приснилось, что ты написал на классной доске какие-то цифры и сказал: «Эту задачу сможешь решить только ты, решай, вот!» Я решила, абый. А что творится в мире? Ой, сложно…»
– Картэсэй, мне кажется, твой учитель и вправду проэкзаменовал тебя? – Айсылу пытливо посмотрела на меня.
– Да. Пошли домой, вот и ветер усиливается.
Внучка побежала к себе, а я направилась домой.

Фатих тоже только вернулся с работы.
– Мать, собери скорей поесть, в больнице сложная ситуация… Втроем не можем определить диагноз. Сюмбуль предполагает, что сердце. Искандер надеется на меня.
– Ну а как думаешь ты?
– На первый взгляд кажется, что сердце: у больного аритмия. Но похоже и на дивертикул пищевода. То есть выпячивающийся «мешочек» на пищеводе. Хочу позвонить Арсену, посоветоваться.
Фатиху, сельскому врачу, приходится быть универсальным специалистом. Он помог многим юным тулпарлинцам появиться на свет, поэтому Иксан-балагур в шутку называет его «повивальным дедом». А сколько приходится ему работать над повышением квалификации! Медицина не стоит на месте, непрерывно развивается, меняется, появляются новые методы, технологии, лекарства. Не будет преувеличением, даже если скажу, что эта самоотверженная беспокойная профессия требует крепости духа и мужества. Сами врачи еще могли бы добавить: практики плюс эрудиции, клинического мышления, интуиции.
Пока я готовила на стол, два свояка пообщались по телефону. До меня время от времени долетали обрывки разговора:
– Сильная аритмия. Не похоже на порок сердца… Наследственного фактора тоже нет. Возможно, дивертикул пищевода. Да-да, пища туда затекает и давит на заднюю стенку пищевода. А тот в свою очередь – на сердце, в результате возникает аритмия. Конечно же! Спасибо, свояк!
Фатих положил трубку и вышел ко мне на кухню. Его голубые глаза светятся, рот до ушей. Тут же стал делиться радостью:
– Точно! Мой диагноз подтверждается. Сейчас позвоню в районную больницу, нужна срочная операция. – Выпив чашку чая, заторопился в больницу. Только и успел шепнуть мне свое любимое слово «милая». Тоже мне… Но в этот раз тот червь обиды и ревности, который уже стал жалким бескровным червячком, во мне вовсе не зашевелился. Впервые за последние двенадцать лет!

*  *  *

Похоже, Айсылу серьезно задумала взяться за перо.
– В тот же день, сразу после возвращения с кладбища я написала, картэсэй, вот это, – протянула она мне тетрадь. – На, почитай!
Я тут же прочла ее записи и про себя сравнивала их со своими впечатлениями. Вижу разницу. Перед выходом с кладбища поднялся сильный ветер и, сорвав со старой березы желтые листья, кубарем унес их вдаль. Я приняла это как знак прощания. А Айсылу написала следующее: «И в деревне вечности «дома» расположились стройными улицами. Но там не снуют машины, не видно и людей. В этой «деревне» живет прошлое, дует ветер памяти. Посередине растет высокая береза, с которой до сих пор не облетела листва. Удивительно. Остальные деревья стоят голые: ведь уже осень. А может быть, это совсем не листья дрожат на березе? Да-да, это же желтогрудые синички! Точнее, это их души нашли приют в этой тишине… Ой, неожиданно стая синичек улетела прочь, возможно, их напугали мы?»
Надо же, пишет довольно гладко, а самое удивительное, мыслит глубоко для своего детского возраста… Хотя теперь дети созревают раньше во всех отношениях.
– Картэсэй! Пришло письмо от дяди Иркена, он просит прислать твою книгу. Давай отошлем с припиской, что окончание следует.
– Ну, отправляй…

А мои истории, следуя одна за другой, сплетаются в единое полотно: то как ажурная шаль, то тонкой паутинкой – в зависимости от настроения. Есть места, выполненные толстыми, грубыми и бесцветными нитками, но оставляю их без изменения: наша жизнь соткана не только из шелка.
Вот мигнул компьютер на моем столе: пришло сообщение. Оказалось, Иркен:
– Апа, добрый день! Прочитал вашу книгу. Теперь не терпится узнать, как дальше сложатся судьбы ваших героев?
– В настоящее время пишу как раз об этом.
– Я жду!
– Хорошо, Иркен. Ты писал, что казахи сохранили название Жайык за рекой Урал. Они поступили очень верно. После подавления крестьянской войны императрица Екатерина II приняла специальный манифест, запрещающий упоминание всех имен и названий, связанных с Пугачевым. У нас под запрет попало тогда имя символа духа свободы Салавата Юлаева, нашего национального батыра, его сподвижников, а также название реки Яик… Как у тебя дела?
– Тут группа людей занимается строительством «Ноева ковчега». Ждут конца света.
– А ковчег-то большой?
– Большой! Говорят, сто квадратных метров.
– Получается, в десять раз меньше ковчега праведника Ноя.
– Правда?!
– В книгах так написано. Строил он его в течение ста двадцати лет… Пока, Иркен!
– До свидания, апа!
После этого разговора немного потеряла нить повествования и решила посмотреть телевизор. Шла передача на тему «Социальные сироты». Рассказывают, что 90 процентов воспитанников детских домов – это сироты при живых родителях. Боже мой! Мысли невольно ушли в другом направлении. Вспомнила кукушку, прославившуюся в природе нерадивой матерью. Однажды собственными глазами видела, что вытворяет кукушонок в чужом гнезде. Стала свидетелем этого происшествия в детстве, во время игры в прятки, но не могу забыть до сих пор. Весна. Я прячусь у залива Курэнле, в том месте, где обычно «ревет» выпь. Внимание привлекли странные звуки, доносящиеся из птичьего гнезда, свитого на одном из кустов. Я выглянула, чтобы посмотреть, и была сильно поражена: там возились три совсем еще голеньких воробышка и птенец покрупнее, наверное, вылупился раньше других. Этот большой птенец толкал маленьких к краю гнезда и, в конце концов, так и вытолкнул двоих. В это время подлетел воробей – то ли мама, то ли папа птенцов – вложил корм из своего клюва в раскрытую пасть большого птенца и улетел обратно. А тот вольно раскинулся в освободившемся от соседей гнезде. Пока я стояла, пораженная увиденным, мальчики обнаружили меня.
Вернувшись домой, рассказала об этом случае картэсэй. Она объяснила, что это был кукушонок, его мать подкладывает яйца в чужие гнезда и улетает. Особенно шокирующим был ее рассказ о таком же поведении ос. Они делают кладки в тело гусениц, и их личинки питаются соками этой бедняги. В результате личинки ос окрыляются и улетают, а гусеница погибает, не успев превратиться в бабочку. А ученые позже нашли оправдание кукушке – у нее на языке обнаружили ядовитую жидкость, из-за которой она не способна выкармливать своих птенцов…
И вновь донесся сигнал компьютера. Внучка прислала сообщение. «Я – Айсылу, микрокосмос, вышла в макрокосмос. Открыла глаза. Увидела лицо своей картэсэй, услышала ее голос…» – Не успев дочитать до конца, я расплакалась. Душа растаяла от нахлынувших теплых воспоминаний… Действительно, не в силах слушать жалобный плач новорожденной, я вошла тогда в родовую палату. Зухра, запеленав, вручила мне ребенка и стала дальше хлопотать возле роженицы – моей снохи. Внучка перестала плакать и, подняв припухшие веки, посмотрела на меня, словно пытаясь узнать. Вот теперь как она пишет дальше: «Картэсэй верно назвала чрево матери «малой вселенной», ведь и наука считает самого человека микрокосмосом. Человек и большая Вселенная едины: наше тело зародилось из почвы, кровь – из воды, дыхание – из воздуха, а тепло – из огня. Это и есть гармония малой вселенной и большой Вселенной».
О Всевышний! Есть и моя небольшая заслуга в том, что этот ребенок появился на свет и кружится на просторах Вселенной разумной живой крупинкой. Кто знает, суждено ли было ей родиться, если бы я отвернулась от будущей снохи? Спасибо тебе, Аллах, что просветил тогда мой разум и одарил мою душу милосердием!

*  *  *

Дописала-таки бэйэны. Кандидат филологических наук Салима Аминевна определила жанр моих сочинений как эпическая проза. Главное, что я смогла донести историю моего рода, родной деревни, мою любовь к родному народу, ко всему миру, сегодняшнему дню. Мои соплеменники, рассеянные на просторах Башкортостана и России, оставившие свой след и семя, кровные узы на всех континентах мира, и в новом веке продолжают слать вести с разных концов земли. Я учительница Нурия, несущая в душе ответственность за судьбы родной деревни и всей страны, знаю: не одинока в большой Вселенной, не одинока в мире. Во мне – код памяти человечества. На протяжении веков рушились памятники, мавзолеи, превратились в пыль санскриты, стерлись на камнях надписи, петроглифы… Но разум и память человека хранили их, передавали из поколения в поколение через кровь, посредством языка, чуда музыки, пластики танца. Да будет так вечно – это закон Вселенной!
На планете Земля 2012 год. День завтрашний – в воле Высших сил, в руках судьбы. Каждый ждет и представляет его по-своему, готовится к нему согласно своему разуму, вере и воспитанию. Кто-то в ожидании конца света скопил еды и закрылся в бункере, кто-то занял место в ковчеге… А я – Женщина, Мать, занята своими земными обязанностями: разжигаю огонь в очаге, дарю тепло души детям, храню верность Мужчине и помню древнюю мудрость: рука, качающая колыбель, владеет миром.

Опубликовано в Бельские просторы №6, 2020