* * *
Из полотенца лебедь на постели.
Край неизбитых рифм и баклуш…
А там у нас – осенние метели,
и утренняя хрупкость стылых луж,
и вязаные теплые перчатки,
и серый ветер в тучах-парусах…
А здесь – босого солнца отпечатки,
песок и соль морская в волосах,
цветастая попона на верблюде…
Там – гололед, сказали в новостях.
Не предлагайте, мне теплей не будет
от специй и магнитиков! Хотя…
Продайте мне Египет на шнурке!
Чтоб я его под свитером носила,
гуляя по заснеженной России
с медведем на коротком поводке.
* * *
Была хмельная, ветреная осень. Тяжелые букеты в хрупких вазах.
Под низким небом пригибались плечи, в душе вихрил безумный листопад.
А мы самонадеянно смеялись, мы не остановили это сразу,
все думалось – успеем, что нам стоит. Глядишь, само собой пойдет на спад.
Ты спрашивал с иронией, небрежно. Я отвечала весело и грубо,
а осень укоризненно смотрела, как мы берем фальшиво ре-мажор.
Потом бессильно плакала дождями, кусала в кровь рябиновые губы,
роняла лепестки на подоконник, – сама себе скрипач и дирижер…
Ко мне ночами приходила ревность, чудовище с зелеными глазами,
хихикала и гнусно намекала – в твоем романе много героинь.
А ты не блефовал, все было честно – играя вместо джокера тузами,
ты раскрывал все атласы и карты: флажок на Южном полюсе, остынь.
…Конечно, все прошло, как все проходит. И даже не осталось под вопросом.
На сердце не царапаются кошки. Укрыла всё листва календарей.
Но кто бы знал тогда, что это время – ревнивая, мучительная осень –
останется невянущим букетом в хрустальной вазе памяти моей…
* * *
Всюду листьев цветные билеты –
Приглашения на торжество.
Здесь вчера куролесило лето –
Ты не видела, осень, его?
Здесь оно хохотало и пело –
Солнце, ласточки, ветер и пыль.
Кто метёлкой черёмухи спелой
поманил его – осень, не ты ль?
Вечерами зарю сторожило:
Только ляжешь – и снова рассвет.
Я не верю, что всё это было.
Я не верю, что этого нет.
А бывало, ночами грозилось,
Мокрой веткой стучало в стекло…
Где же лето, скажите на милость?
Попрощаться хотя бы могло!
Может, кто-то в чулан его спрятал –
как варенье,
как сотовый мёд?
…Тихо осень плечами пожмёт
и прошепчет: «Не сторож я брату».
* * *
Колени обжигает батарея,
а нос прижат к холодному окну.
Дождливое стекло дыханьем грея,
опять в потоках сплина утону.
Бредет по лужам осень в мокром платье.
Твой силуэт мерещится в толпе…
Себя за эту слабость презирать ли?
О нет, я снисходителен к себе.
Подумаешь – пригрезилась… Бывает.
А в целом я собою даже горд.
Я как бронежилет – непробиваем.
Прощения не клянчу. Духом тверд.
Компьютер, книги. Бутерброды с чаем.
Спокойно жизнь течет, без бурунов.
Не мокну, у метро тебя встречая,
Ночами крепко сплю. Почти без снов.
Не припадает муза к изголовью,
Рифмованный нашептывая бред…
Мне сухо и тепло. Я не любовью –
центральным отоплением согрет.
* * *
Друг февраль – последыш и нищеброд –
сорит мокрым бисером от щедрот,
даром что и пьяница, и банкрот:
выходить – по-барски!
Он так мятно, северно-ледовит,
и сугробы, свежие, как бисквит,
укрывают праздничный неликвид,
испитой, январский.
А начнёт морозить – идёт вразнос:
даже снеговик прикрывает нос.
Он плевать хотел на любой прогноз,
баламут и трикстер.
Бес в ребро толкает, не ждёт седин –
виноват, конечно, февраль один,
даже приснопамятный Валентин
для таких интриг стар.
Вечерами плачется под винил,
и опять нигде не достать чернил, –
как бы ни кривлялся он, ни дразнил,
всё же держит марку.
И блаженно щурясь, лицом на юг,
наконец находит себе приют,
и его, похмельного, отдают
на поруки марту…
* * *
Замедляет шаги городским бедолагам
забродившая, мутная снежная взвесь:
не захочешь – хлебнёшь,
поневоле хмелея.
Снег не ляжет на землю, останется в воздухе весь,
хоть лепи себе бабу
прямо так, на ходу – благо образ с подобием есть:
Эсмеральда? Кармен? Дульсинея?
Овдовеешь к весне – вот и польза народных примет…
Мне без месяца тридцать.
Я тропинкой проспекта шагаю за кем-то след в след,
мэйд-ин-чайного образа рыцарь,
поперёк в это снежное пекло стараясь не лезть.
Ничего. Перемелется – будут сугробы.
Городские, ванильные – «Бейлиз» со льдом…
Это тысячу раз повторится –
на портале сансары, я слышал, бесплатный билет.
Если там не рандом,
вот бы стать не унылым Пьеро бы –
желтобокою птичкой,
синичкой-в-хвосте-бирюза,
что алкает не зрелищ – насущного хлеба…
…Заметает дворы,
и опять от тоски заливаю глаза
взбаламученным, пряным,
сырым
нефильтрованным небом.
Опубликовано в Бельские просторы №10, 2021