Георгий Вяткин.  СКАЗ О ЕРМАКОВОМ ПОХОДЕ

Поэма

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Даль дымится кровавым туманом.
Утром зори – красней кумача.
– Эх ты, Русь, с государем Иваном
Нешто дьявол тебя повенчал!

Их немало царило над нами.
А еще не сидел такой.
– Эй, окстись-ка.
Да в горло зубами.
Со святыми его упокой!
Крепнет в бочках пенная брага –
Копит черную боль народ.
Ну, того и гляди, –
Босая ватага
По Кремлю с батогами пройдет.

Сумрачно в казачьем круге.
Даже песен не поют…
Что за песни, коль в любой округе
Бродит голод, да гуляет кнут.
Приуныли старые, вздыхая.
Молодежь – как в туче грозовой.
Стала, видно, мать-земля родная
Хуже мачехи лихой.

Безнадежней ночи, горше травы.
Вороны летают по дворам.
Коли волк уходит от облавы,
Не пора ль, товарищи, и нам?

* * *
И толпа волною вспененною
Залила атаманово крыльцо:
– Выходи-ка сюда поскорейча
И ты, удалой Тимофеич.
И ты, голова забубенная –
Иван Кольцо.

Налегают, гудят, зашарашились…
Хмур и темен вышел Ермак:
– Что, ребята, в башку втемяшилось?
Пошто расшумелись так?

* * *
Не соколы стаей ринулись
По лесам –
Загудели, звеня, перекинулись
Голоса:
– Не хотим боле разбойничать!
– Надоело купецкой мошной трясти!
– На Каспий бы повольничать!
– За Яик аль подале уйти!

* * *
Не труба протрубила ратная,
Не река разлилась многоструйная.
Отвечал Тимофеич так:
– Притупились мечи булатные,
Закручинились головы буйные,
Да куда поведет Ермак?

На Волге нам жить –
Ворами слыть.
На Дону быть –
Беды не избыть.
А идти на Яик –
Переход велик.

* * *
Не вихрем вздыбились травы,
Всколыхнулся казачий круг:
– Не замай загадкой лукавой.
Не пужай, атамане и друг!

– Не боимся путей нехоженных –
Все равно с царем не дружить!
– Что Яик! Ты иную дороженьку:
Ты нам Каменный пояс кажи.

– Далеко ль татарва сибирская?
Чай, ее – как в степи ковыля?
– Хороши, бают, камни ирбитские
И югорские соболя.
Просветлел Ермак, гладит бороду.
Глянул вкось на Ивана Кольцо:
– Своевать татарву – дело доброе.
Не ударить бы в грязь лицом.

Совещались. Бряцали ковшами.
Пели песни, каких не певали давно.
Три зари отошли над полями,
Три зари отзвенели в окно.
А как новой заре
Разгореться ясней –
Целовалися
И браталися.
И седлали горячих коней.

А к полудню в покинутом стане –
Только пепел да конский помет…
– Ну-ка, сунься, царю Иване.
Догони казачий поход!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Хоть коршун сыт, он полетит едва ли,
А соколу куда вольней лететь,
Пусть Строгановы крепки на Урале,
Но им одним Сибирь не одолеть.

И хоть сентябрь отцвел
Огнем багряным,
И снег заносит стены городка,
Но Строгановы рады долгожданным
Лихим гостям – дружине Ермака.
И катят для бушующей ватаги
Осьмнадцать бочек фляжного вина,
Хмельного меду, пенящейся браги, –
Вались, ребята! Пей до дна!
С устатку да с крутого перевала,
С морозов этих не грешно гульнуть.
Да так, чтоб небу жарко стало…
Потом опять – сбираться в новый путь.
Чай, тыщи верст, прошлепаны недаром.
Недаром глаз впивается в гайгу…

… И дни идут. И яростным пожаром
Пылают печи – плавится чугун.

Куются пушки, ядра и пистоли,
Скрипят возы с одежей и добром.
И далеко меж Чусовских раздолий
Разносит эхо тяжкий стук и гром…

А вспыхнул май зеленой огневицей,
Горячий ветер поманил листвой,
И вот плывут невиданные птицы –
Казачьи струги вверх по Чусовой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бородатый, кряжистый, корявый,
Не сидит спокойно Тимофеич
Ни на струге, ни в землянке тесной,
Ни в таежном темном шалаше.

Крыльями орлиными в разлете
Ходят брови. Думы, будто волны
В Иртыше осенней бурной ночью:
Не избудешь их и не уймешь.
Тяжела нехожая дорога.
Велика Кучумова орда –
Много пало ратников достойных
От проклятых басурманских стрел,
Что дождем летели отовсюду.
Много раз кривой и острой саблей
Молодой вставал на небе месяц
И косил лихие дни и ночи,
А конца пути еще не видно.
Старики молчат угрюмо… Молодые
Смотрят волком… Истомились люди…
Руки-ноги в ссадинах и язвах.
Лямкой плечи стерты… Не однажды
Волочили струги на себе.
Подпрягались к лошадям хрипящим,
Переваливая за Урал…

Не однажды под дождем и снегом
Стыли ночью, еле высекая
Искру из промокшего огнива.
Содрогаясь в тяжкой трясовице…
Тяжек путь неведомою глушью.
По горам, болотам, черным дебрям…
Не однажды исходило сердце
Словно кровью песней и тоской.

* * *
– Ой, не гоже вольному соколу
Со лебедушкой ворковать.
Только что ж это сердце екает,
Опускаясь в таежную падь?…

Давит, душит лесная силища,
А в очах – заревые поля,
Волга-матушка, плясы да игрища,
Русых кос золотая петля.
Эх вы, милые кудри-кудерышки,
Очи ясные – лен голубой,
Хороши лебединые перышки,
Да зима нас заносит пургой…

Будто белые саваны стелятся
Через горы, поляны, леса,
Забывай, хорони нас, метелица,
Войте, чертовы голоса!

В теремах да в хоромах не любо ли?
Только вольнице в них, что в гробу!
Ну и пусть пропадем душегубами,
Коль написано так на роду!…
Расплясалися ведьмы хвостатые,
Хлещут космами белыми в ночь.
Эх, сторонушка распроклятая!
Злая нечисть, сгинь, не морочь!

В поле вороны кличут горюшко,
Волчьим воем гудит тайга…
Пропадайте вы, кудри-кудерышки,
На пуховой груди жемчуга!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И вновь октябрь. В Москве еще теплынь.
Степь на Дону еще в цветах и зное,
На Волге – песни, гульбища, костры…
А здесь – снега, безлюдье, волчий вой.

День ото дня морозы все лютее,
Землянки снег заносит, как могилы,
Настыли в окнах бычьи пузыри,
Снег по ночам звенит
Железом ломким,
И звезды кажутся мохнатыми… Зима.
Но сквозь метель,
Сквозь леденящий ветер
И гул тайги могуче и призывно
Запели, зазвенели трубачи,
Заколыхались тяжко барабаны.

Под стягом, на сторожевом валу –
Ермак, Кольцо, Никита Пан
И с ними
Все есаулы, сотники, попы.
Ермак к дружине держит речь.
Пусть ветер
Свистит в ушах
И рвет слова и стяги,
Пусть из дружины
Слышит лишь десятый…
Но чуют все и каждый: час пробил.
Суровый жребий брошен. И пора
Иль пасть костьми
В снегах чужбины дальней,
Или бездумно силушку напрячь
И по снегам
Сквозь тучи вражьих стрел
Лавиной бурной –
С грохотом и дымом –
Упасть на городок Кучума…

* * *
Черен мчится Кучум.
Не погоня ль во мраке?
Взят врагом городок,
Ранен князь Таузак.
– Подавиться бы костью
Русской собаке!
Убежать бы
Паршивой собаке назад!
Притомился и храмлет
У Кучума конь.
Вьюга хлещет и злится…
Далеко ли до стана?
Ой, откуда у русских
Страшный гром и огонь?
Ой, шаманы у русских,
Знать, хитрее шайтана!
Храбрый сын Маметкул
Пропадет в плену, –
Ах, и храброго жалит змея измены!
Хмурый мчится Кучум
И все мнится ему
Черный гром, и огонь,
И дрожащие стены.

Но теперь не догонят.
Следы и знаки
Вьюга белой метлой
Заметает в лесу.

– Подавиться бы костью
Русской собаке!
Обломать бы клыки
Паршивому псу!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Среди зимы грозою небывалой
Гремел Ермак. Бежала по улусам
Увертливой лисицею молва
Об огненном непереносном бое.
О смертоносных и незримых стрелах,
Разящих сквозь кольчугу наповал,
О Маметкуле, хитро взятом в плен,
О бегстве хана в степи под Ишим.
И вот по снежным девственным
Просторам
Из-за увалов, из таежных падей
То здесь, то там мелькнет,
Чернеет всадник.
За ним другие… Едут и идут.
На лошадях, оленях, белых лайках –
Везут казакам, Ермаку ясак.
Прожорливы московские собаки,
Давай лисиц, бобров им, соболей,
Пудовых рыб, рогов оленя, жирных
Баранов… Да и девок на придачу…
Беда пришла.
Но лучше псам голодным
Подачку дать обильную, швырнуть
Кусочек лакомый, чем видеть злую
Оскаленную лающую пасть.

* * *
День ото дня растут у Ермака
Широкие и крепкие амбары.
Бойницы, башни, избы и валы.
Стучат, как дятлы,
Топоры по бревнам.
И весело в кострах
Пылают стружки
Под песни захмелевших казаков.
Как не хлебнуть
Хмельного меду, браги,
Когда трещат от ясака амбары,
А татарва смиренна, как ковыль…
А на Москву Иван Кольцо отряжен
Челом бить государю и богатой
Сибирскою землею. Может быть,
Царь в радости и милости великой
Протянет руку смердам и холопам,
Боярщину с опричниной уймет.
Купцам и дьякам спеси поубавит,
Даст отдохнуть
Руси многострадальной…

* * *
По вечерам, когда садится солнце
И затихают шумы в городке,
На выступе сторожевой бойницы
Сидит Ермак и смотрит, как блестят
На солнце срубы новые… как тихо
Перелетают птицы на ночлег,
Стряхая с веток иней серебристый…
Как розовеют снежные поля,
Синеет лес… весна уж недалеко.

И скорбь и гнев – на сердце Ермака.
О край великий,
Дивный и безлюдный,
До моря-океана распростертый!
Глухая и суровая земля,
Политая чужой и нашей кровью,
Ты спишь еще ребенком в колыбели –
В дремучих дебрях и дремучих снах.
А над тобой враги мечи скрестили…
Ну что ж, борьба не кончена еще.
Крепись дружина вольных удальцов.
Острей точите бердыши и копья.
Кремневую пистоль прочней за пояс!
Чугунных ядер к пушкам сыпь еще!
А если глух к нам будет государь,
Злопамятством и властью распаленный?
А если по стопам дружины храброй
И в этот край, как в вотчину свою,
Кичливые бояре понаедут,
Приказные и войско… и, смеясь,
Возьмут казачью вольницу в железо?

* * *
А на Москве веселый звон,
А на Москве веселый пир,
Какого не бывало.
Царь новым царством вознесен,
И славит патриарший клир
Великих дней начало.

Шумит Москва, пьяным-пьяна,
Не молкнет скомороший пляс…
– Хо-хо… все будет наше! –
Хлебнувши меду и вина,
Попы гугнят: «Господь за нас»,
Шатаются и машут.

Купцы орут, тряся мошной:
– Эх, был бы только тут заряд,
Чай соболей там хватит!
Бояре с удалью хмельной,
С насмешкой тайною кричат
Хвалу казачей рати.

Шумит Москва, хмельным-хмельна,
Летят – трещат возки с горы:
– Э-эй! Сто-ро-ни-тесь, други!
И хлещет пьяная волна
То на сугробы, то в костры,
Шарахаясь в испуге…

А близ царя – Иван Кольцо.
Остер и смутен царский взор,
И речь огнем змеится:
– Гляди, Ивашка, мне в лицо!
Хе-хе… порой и смерд, и вор
Царю, вишь, пригодится.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Звенят бубенцы на верблюдах,
Кричат, изнывая, ослы.
Зеленой иртышскою степью
Бухарские едут послы.

Звенят бубенцы на верблюдах.
И шелк, и вино, и табак
Послало бухарское ханство
Тебе, победитель Ермак.

А в ставке Кучума – тревога.
И знает Кучумова рать:
Ермак на реке недалеко.
Послов к Ермаку не пускать.

Молчат бубенцы на верблюдах.
Кучум угощает послов.
Отряд из Кучумова стана
Плывет без огней и без слов.

Отточены сабли кривые,
Ножи, как огонь, под рукой.
Удавами синие тучи
Клубятся над черной рекой.

Ермак на острове.
Волна швыряет струги,
Иртыш ревет, не стало сил грести.
– О, спите, спите, ратники и други,
Чтоб завтра славу новую найти.
И спит дружина, словно перед боем.
Уж полночь. Ливень потушил костры.
А ветер, не смолкая, воет, воет
И рвет и треплет мокрые шатры.

Ермак не спит.
Он в шлеме и кольчуге
У берега застыл с копьем в руке.
Иртыш ревет. Волна качает струги.
Волна шипит и бьется на песке.
Железный панцирь
Глыбой лег на плечи –
Тяжелый дар тяжелого царя.
Иртыш ревет. Иртыш волнами мечет.
И ночь черна, и далека заря.

И вдруг…
Иль то кусты качает ветер?
Нет, нет, ползут не звери – татарва.
– Товарищи!…
Но спящий не ответит.
Казачью кровь, как воду, пьет трава,
Бежать скорей, добраться до острога.
Ермак – в Иртыш…
Ермак плывет, плывет…
Волна в лицо… вперед!… Еще немного…
О, как кипит глухой водоворот!

Семь дней бушевала и билась река.
И стихла. В ночи молчаливой
К рыбацким становищам труп Ермака
Волна принесла боязливо.

Огромный и страшный.
Весь в тине густой.
Лежал он под пеною волн.
И царский подарок могильной плитой
Давил богатырское тело.

Бледнели осенние звезды. Заря
Дымилась, как тяжкая рана,
И вороны, черное дело творя,
Слетались на грудь атамана.

Но слушай преданье: семья рыбаков
С почетом его схоронила.
И десять баранов и тридцать быков
На тризне заколото было.

Столетья, как волны. Печаль их темна.
Их смутная песнь – бесконечна.
Шумит над безвестной могилой сосна
О давнем, забытом и вечном.

Опубликовано в Бийский вестник №2, 2020

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Вяткин Георгий

(1885-1938), русский и советский прозаик, поэт, драматург, публицист. Активный участник литературных процессов в Сибири, один из основоположников современной Сибирской литературы.

Регистрация
Сбросить пароль