Евгений Степанов. РИФМЕННАЯ СИСТЕМА ТАТЬЯНЫ БЕК

Русская рифма за несколько веков пережила в своём развитии несколько этапов: от неисчерпаемого фольклора, «Слова полку Игореве», «Задонщины» до системы рифмовки Антиоха Кантемира (он использовал и в торжественных песнях (одах), и в полных сарказма баснях исключительно женские окончания), до Михаила Ломоносова (выдающегося реформатора отечественного стихосложения) и Александра Пушкина (который, по точному замечанию Давида Самойлова, «был образцом поэта, у которого рифмуется не окончание с окончанием, а слово со словом, у которого рифма вписана в систему стиха»1), далее — к футуристам (это прежде всего Владимир Маяковский, максимально развивший составную рифму) и до плеяды шестидесятников (Булат Окуджава, Роберт Рожественский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Пётр Вегин, Виктор Соснора…), начавших в пятидесятые — шестидесятые годы прошлого века активно использовать ассонанс (который, кстати, был употребим уже в фольклоре — характерный пример приводит в своём «Поэтическом словаре» Александр Квятковский: «Девушка спесива — / Не дала спасибо <…>: Алёнушка не добра, / Испить воду не дала»2).
Татьяна Бек использовала самые разнообразные способы рифмовки, отдавая между тем предпочтение перекрёстной, а не опоясанной и парной рифмам.
Палитра версификационных «инструментов» Татьяны Бек максимально широка: тут и ассонансы, и паронимия, и составные рифмы, и даже (редко!) глагольные рифмы, и — что почти невероятно, но на самом деле логично! — банальные рифмы-клише (например: небо — хлеба), которые были в поэтике Бек совсем не банальны.
Поэзия — не верификационный бодибилдинг.
Само по себе мастерство (в том числе умение хорошо рифмовать) не значит ровным счётом ничего. И рифма никогда не была самоцелью для Татьяны Бек, именно поэтому такая разнообразная у неё рифменная практика.
Без мастерства тоже плохо. Идеальный вариант — когда художнику (в широком смысле этого слова) есть что сказать и он знает, как это сделать.
То есть, говоря предельно просто и тривиально, когда форма и содержание едины. Именно таким художником и была Татьяна Бек. Версификационное мастерство служило главной задаче — показать тончайшие нюансы характера лирической героини, которая, впрочем, была практически неотделима от автора.
Татьяна Бек, как выдающийся мастер, обстоятельно и филигранно учитывала наработки прошлого (о её феноменальной образованности и начитанности говорили многие, в том числе Александр Кушнер: «Татьяна Бек — не только поэт и автор замечательной мемуарной прозы, но ещё и человек глубокой культуры»3) и, конечно, не могла пройти мимо опыта шестидесятников, которые сделали ставку, как мы уже отмечали, на ассонанс.
Ассонансные рифмы по частотности в поэтике Татьяны Бек уступают составным, но занимают, тем не менее, одно из важнейших мест. Зачастую она использовала сложные и виртуозные ассонансы, которые также можно отнести к составным рифмам (например: набузили — на бензине; околела — о колено; с вещами — завещали; с му ´кою — сумкою; на отшибе — не отшибло; за болотом — «Кто там?»; за пределом — поределом).
Ассонансы Татьяны Бек незатёрты, полнозвучны: кричала — курчава; нитям — увидим; лебезил — лимузин; рукавами — расковали; запретили — трактире; высшему — выживу; одарила — долина; салону — солому; укрепила — крапива; сбежала — пожара; разбивши — ближе.
Встречаются и довольно часто употребляемые ассонансы (например: люпина — полюбила; сполна — спала).
Что касается составных рифм, то здесь Татьяна Бек стала лидером поколения и развивала традиции Маяковского, Высоцкого и других виртуозов стиха. Её составные рифмы чаще всего неожиданны, нетривиальны: тяжело им — мордобоем; выпали — рыба ли; ополовинена — любви она; символ — спи, мол; всхлипы — лишь бы; испекла ещё — кладбище; как иго — калика; перепел их — белых; нумеруя — не умру я; духа ли — расчухали; искажена — и не жена; столетия — Лете я; нечестивых — забыв их; непомерная — смерть моя; ты не верил им — временем; подавись им — зависим; голое — глагола,— и; о ком я — как комья; затворюсь ли — в русле; в подоле — по Торе; нате ж — настежь; мы те же — депеши; комодом — «Кто там?»; белка ли — бегали; кони ли — поняли; колдуя — приду я; не чуя — хочу я; многолапы — не могла бы; улей — пересеку ли; битвой — быт мой; злая — росла я; пока я не я — покаяния; пурга — мети — пергаменте; согретая — табурета я; рыбьи ли — погибели; Империи — им пели — и; потоках — на то, как; то есть — доблесть; не со зла ведь — вставить; за радугой — залатанной; комарику — в Москвареку; делов-то — кофта; птичьего — покличь его.
Составные рифмы часто несут ироническую смысловую нагрузку, и в стихах Татьяны Бек много горькой самоиронии, уничижения собственной личности, именно поэтому частотность составных рифм в поэтике Бек столь высока.

Есть целые стихотворения (на мой взгляд, не самые удачные, в силу их запрограммированности, заданности), которые Бек написала, используя преимущественно (в первой и третьей строках строфы) составные рифмы.

***
Не ходи ко мне, пока я не я,
Пока грех — на правах родни.
Я сама ищу покаяния.
Не подстёгивай, не гони.

А звезда — свети, а пурга — мети,
А бессонница — леденей.
Получу письмо на пергаменте
Из далёких и мощных дней.

Обнадёженная, согретая
(Так летят на заветный стук),
Встану с низкого табурета я
И увижу лазурный круг,

Где глаза — человечьи, рыбьи ли
Иль снегурочкины — горят.
Бог отвёл меня от погибели.
Я тебе отворяю, брат.

Это было: закат Империи.
Но не будет
конца
земли,
Где любимых ждали, им пели — и,
Схоронивши, в душе несли4.

Менее частотны паронимические и анаграммиче – ские рифмы в поэтике Бек, но также встречаются: холите — холоде; колдун — колтун; трепет — терпит.
Чередование мужских и женских рифм в поэтике Бек примерно одинаково, распространены и дактилические рифмы: ограбили — табеле; разбитыми — копытами; хитросплетения — смертельная; издали — очистили; некуда — рекрута.
Часто в стихотворениях идёт чередование дактилических и женских окончаний.

***
Похоронив родителей,
Которых не жалели,
Мы вздрогнем: всё разительней
И горше запах ели.

Очнёшься от безволия,
Чей вкус щемяще солон,—
Над кубом крематория
Слышнее птичий гомон.

Утрата непомерная
Под крик весёлой птицы…
О жизнь моя, о смерть моя,—
Меж вами нет границы!5

***
Вы, кого я любила без памяти,
Исподлобья зрачками касаясь,
О любви моей даже не знаете,
Ибо я её прятала. Каюсь.

В этом мире — морозном и тающем,
И цветущем под ливнями лета,—
Я была вам хорошим товарищем…
Вы, надеюсь, заметили это?

Вспоминайте с улыбкой — не с мукою —
Возражавшую вам горячо
И повсюду ходившую с сумкою,
Перекинутой через плечо! 6

Гипердактилические рифмы Бек использовала редко.
Частотны в поэтике Бек неточные усечённые рифмы. О том, что такой вид рифмовки стал распространён в поэзии шестидесятых — семидесятых годов прошлого века, писал Давид Самойлов.
Он, в частности, констатировал: «Чаще усечение происходит в группе конечных согласных: лабиринт — обид (Кушнер), гор — горд (Долматовский), с кем — Керн (Ахмадулина), власть — сбылась (Преловский), пёс — звёзд (Ермолаева), вдаль — журавль (Ревенко), конфет — конверт, режь — надежд (Евтушенко)»7.
То есть в таких неточных усечённых рифмах чаще всего появляется как бы дополнительная финальная (предфинальная) согласная, которая делает рифму менее благозвучной, но более неожиданной.
У Татьяны Бек таких рифм тоже много: к монархам — крахом; слитки — клики; речи — френче.
Главное в поэтике Бек, конечно, не рифма как таковая, а, как мы уже говорили, сочетание поэтической сути и версификационного мастерства.
В лучших своих стихах Татьяна Бек сумела в максимально суггестивной форме показать живого человека (это всё-таки в поэзии — первостепенное!), выразить до мельчайших психологических нюансов трагический надлом души лирической героини и — несмотря ни на что! — её бесконечную любовь к жизни и людям. Душа и мастерство поэта слились в творчестве Татьяны Бек воедино, и появились великие шедевры, которые, не сомневаюсь, останутся в русской литературе.
К таким шедеврам я отношу, например, два таких стихотворения:

***
«За семью морями и за семью холмами…»
Это как в сказке. А на деле — очень далёко —
Ты, которого я посылала к такой-то маме,—
Как тебе там? Тут — одиноко.

Я твои письма читаю, врубивши радио,
Напялив узбекский халат и не чуя дыма,
Идущего с кухни, где подгорело варево:
Груши из братского Крыма

С добавкою цедры, сахара и ванили…
Что ж, выключу газ на плите, радио и рефлексию.
Просто: жили-были, сплелись ветвями, а ствол срубили.
Предлагаешь иную версию?

Дай мне срок: соберусь мозгами и силами —
Соберу пожитки, и вброд — через известный поток.
…За семью морями, холмами, могилами
Ты меня жди. Я уже скоро, браток8.

***
Привыкай — разворачивай — режь —
Отрывайся — таи — не тревожь.
Я устала от ваших депеш.
Я устрою дебош.

Не хватало, чтоб дух лебезил!
И — как спьяну, дрожа —
Я булыжник швырну в лимузин,
Проезжающий мимо бомжа.

Обожаю сей град,
При чужих ненаглядный стократ.
В память детскую, как в конуру,
Как дворняга, забьюсь — и умру 9.

В этих стихах боль и беззащитность, надрыв и трагедия, усталость и мольба о помощи, которые чётко и виртуозно выражены вербальными средствами.
Весь недюжинный диапазон версификационных средств (лексика, ритмика, метрика, разнообразные и выразительные рифмы, включая и традиционные мужские: режь — депеш; тревожь — дебош, и броский ассонанс: лебезил — лимузин) служит автору необходимым материалом для выражения главного — страдающей и высокой души человеческой.

1. Д. Самойлов. Книга о русской рифме. М.: Время, 2005. С. 151.
2. А. Квятковский. Поэтический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966. С. 51.
3. А. Кушнер. https: // tunnel.ru / post-tatyana-bek
4. Т. Бек. Сага с помарками. М.: Время, 2004. C. 219.
5. Там же. С. 154.
6. Там же. С. 157.
7. Д. Самойлов. Книга о русской рифме. М.: Время, 2005. С. 386.
8. Т. Бек. Сага с помарками. М.: Время, 2004. C. 337.
9. Там же. С. 271.