СТАРАЯ ПЕСЕНКА
Есть банальнее ли из поэзо-цитат,
чем в шипах диво-роза цветущей красы?
Только именно так она и цвела —
в ртутных капельках крупной росы.
Боже мой, смотрел, и как хороша.
Эти белые лопасти, нега, овал.
Пододвинув к лицу, я чуть-чуть дышал.
И — не трогал. Так рисовал.
Как послушно склонялась ее голова,
ибо знала, рисунок — обитель её.
Я лишь брал росу языком, как фавн,
я ничем не обидел её.
Не боялся шипов, ликовала свирель,
и рисунок, да что там, настолько хорош.
…Но — ходи в лесу и рыдай, как эльф,
только розу свою не вернёшь.
Как во всякой сказке, луна и меч:
шёл, должно быть, романтик. Сорвал, унёс.
Да и можно ли розу в саду сберечь,
это вопрос, вопрос.
Эх, цветок, цветок, я молчу вослед
и живу без палитры, не трогаю лир.
…Это старая песенка, ей много лет,
я только её повторил.
Где-то путал сюжет, но по нотам сыграл.
У невинной у песенки умный итог:
будь ты эльф, будь ты сказочник, а выбирай —
рисунок или цветок.
СИЛУЭТ
Конструкция из хрупких линий,
с печатью «юность» на челе,
кому приходишься богиней?
к кому приходишь на ночлег?
С улыбкой детской или светской
посеешь что и что пожнёшь?
В театре действий, в общем, скотских,
актрисочка, чего ты ждёшь?
Объект здоровых вожделений,
идёшь, как посуху. Паришь,
как мимолетное виденье,
в какой придуманный Париж?
О, нимфа (о, потенциальный
источник вирусов и лжи),
покрасив рот помадкой алой,
прекрасная, куда спешишь?
Туда, где с пылкими устами
и благородны, в «мерседесах»,
как принцы, как под парусами…
И ты походкой стюардессы
идёшь себе — и всё прекрасно, —
чтоб где-то там, у тридцати,
понять отчаянно и ясно,
что больше некуда идти
что вместо грёз и страстной дрожи —
семья, любовник-комильфо,
и всё, что на земле возможно,
вполне достигнуто: комфорт.
И это в лучшем варианте.
Куда, конечно, не вошли
чулки эротомана, бантик,
шприцы с блаженством до вершин
безапелляционность ласки,
своеобразная мораль
и где луч света в тёмном царстве —
фонарь. И всё. А дальше мрак.
Или сюжет, где смех с фужером,
благополучный смех… И что ж?
…Идёшь навстречу всем сюжетам,
со звонким цоканьем идёешь.
Иди. Пусть царства погибают.
Иди, чтоб головы кружить.
Как девушке и подобает.
Как и
предполагает жизнь.
НОЧЬЮ
Лампа грела интерьер:
стол и стул. На стуле,
будто пленный интервент,
он сидел сутулясь.
Это крах или игра —
он висок (не дурно:)
словно дулом подпирал
пальчиком скульптурным.
Он смотрел нехорошо
трезвыми глазами.
Шевелил карандашом,
ноготок кусал он.
Чиркнет, и опять туда
смотрит: звёзд как грязи.
Там огромная луна.
Не луна, а праздник!
Что вынюхивал? Зачем?
На кого работал?
Чей он был агент? Ничей?
Просто так? Ну то-то.
Всё сидел, капризный. Ночь
двигала светила.
Одинок, не признан, но
грифелем водил он.
И поставил точку — здесь.
Встал, пошёл, зевал он.
…Две минуты на листе
что-то доживало.
ГОМЕР
В. Сосноре
Кто я? Пророк? Просветитель? Урод?
Боже, как жаждал я радужных солнц!
Жадный до жизни, я слеп. Лишь обрёл
дрёму дремучей архаики. Сон.
Мрамор — глаза мои, — мрамор. И зря
в белую бездну свой взгляд ты уставишь.
Пальцами, слышишь, я пальцами зряч.
Блеск этих глаз — только снег и усталость.
Им не дано ни порхать, ни парить.
Мышью летучей я маюсь во тьме.
Я же Гомер, а не просто старик.
Видишь, я тризна по этим и тем.
…Дым у бортов. От мостов. О восторг!
Тысячу лет набухал он в слезах
таявших век. Да, мы шли на восток,
смуглое мясо месил мой тесак.
…Бурю, Борей!.. Только парус обрюзг.
Слеп, я не ведал, о том, что творил.
Вот и не знаю теперь, что творю:
мой шестистопник, шесть крыльев твоих.
И не проси меня: выпей и спой!
Я — это память камней и комет,
плач о былом — а не просто слепой.
Я — навсегда: я Гомер.
ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ
Без доказательств и причин,
беззвучный, как перо,
за гранью точных величин,
на рубеже миров
летит Голландец. Он фантом.
И все-таки — летит!
Непостижимый как никто
и как никто один.
Неутомим и невредим,
изгой или бунтарь,
откуда и куда летит?
Откуда. И куда.
Прямолинейный, как беда,
и ветры нипочём.
Ничем твой вечный капитан
уже не омрачён:
когда забрезжит материк
и не охватит взгляд, —
то матерись, не матерись,
но это не земля.
В краях иных идей, веществ,
средь эфемерных скал
что ищешь ты? Что вообще
в таких краях искать?
На выбор: слава, суицид,
любовь и просто жизнь —
но суетись не суетись,
а это миражи.
В твоём загадочном НИГДЕ
реален лишь полёт.
…Лети, Голландец, как летел.
И каждому своё.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!