Елизавета Горенкова. КОНСЕРВИРОВАННОЕ ЛЕТО

Я стоял на террасе в вязаной кофте с букетом только что срезанных хризантем для мамы. Смотрел на розово-фиолетовый закат и думал. Когда срезали цветы с папой, он сказал, что сегодня последний день лета…
«Как так? — недоумевал я. — Последний день лета! Уже?!»
Небо темнело. Закат угасал, завершая день. Завершая лето!
Я застыл на месте. С виду так и казалось, но внутри бушевал шквал мыслей. Я вот о чём думал: «Можно ли лето законсервировать? Ну, запихнуть в банку вместе с его теплом, солнцем, ромашками, одуванчиками, гусеницами, бабочками. Накрепко завинтить крышкой и припрятать в самую глубь шкафа? А зимой взять банку, отвинтить крышку и выпустить лето на свободу! Вот было бы здорово! Или заморозить? Мне Костик рассказывал,
что людей замораживают, а потом, когда они оттаивают через много лет, уже другой мир, а с ними хоть бы что! Так ведь можно и с летом поступить. Заманить его, сказать, что в морозилке вкусное мороженое (оно его любит, я знаю), и захлопнуть дверь быстренько, пока не успело опомниться. Хотя… Как маму-то уговорить двери морозилки не открывать? Не выйдет. Или, может, позвать лето в прятки играть. Оно спрячется где-нибудь на крыше, а я не буду искать. Найду только зимой, когда невыносимо соскучусь. Ой! А вдруг не найду?! Вдруг оно о-очень хорошо спрячется или устанет и само выбежит? Не-е-ет. Всё не то.»
И я слегка пригорюнился. Мне так хотелось задержать лето! Хорошенько припрятать. Ведь я помню, как прошлой зимой тосковал по нему. Так стоял я на террасе под гаснущим закатом и перебирал варианты, как ещё можно лето сохранить. Но ничего дельного на ум не приходило. Я уже начал расстраиваться, и даже слёзы подкатили от безысходности, но я держался, честно! Как настоящий мужчина!
Тут подошла мама. Я вспомнил про хризантемы, протянул ей, еле сдерживая слезы. Она взяла букет и улыбнулась.
— Чего стоишь, в дом не идёшь?
— Лето провожаю. Но совсем не хочу.
— Чего не хочешь?
— Провожать. Я сохранить его хочу. Но как — не знаю. Уже все варианты перебрал: в банке, в морозилке, на крыше. Всё не то!
— Да-а-а, тут не всё так просто. Хотя. Постой! Я кое-что придумала.
— Что? — с надеждой спросил я и заглянул в самую глубину её карих глаз.
— Давай ты просто мне доверишься, — ответила мама спокойно. — Я сама всё сделаю, сама лето поймаю и сохраню. А зимой, когда
совсем уж тоскливо будет, ты подойдёшь ко мне и скажешь. Тогда вместе и выпустим лето на свободу.
Я, расплываясь в довольной улыбке, кивнул. И подумал: «Какая же мама крутая — лето поймает и сохранит! А я так и не придумал ничего.» Подошёл к ней поближе и обнял. Говорила бы она всё время такие вещи, я всегда бы её обнимал, хоть круглосуточно.
— Поможешь мне с банками? — ласково позвала мама. — Я сливовое варенье закручиваю. Без тебя никак! Не управлюсь.
Как тут не помочь? Она ведь лето для меня сохранит!

* * *

«Ну всё. Кажется, этот день настал», — думал я, лёжа в кровати пасмурным зимним утром. За окном которую неделю туман, седые облака, сплошная серость — ни намёка на солнышко. И настроение — как туман. Да! Сегодня тот самый день, когда я сильно заскучал, прямо истосковался. Можно выпускать лето! О, в каком же предвкушении я был!
Вскочил с кровати, побежал к маме. Она, как всегда, хозяйничала на кухне, готовила завтрак — мои любимые блинчики. Я схватил один и радостно заявил:
— Мама, пора!
— Что пора?
— Ну как же? Разве не помнишь? Лето выпускать!
Кажется, мама не забыла, потому что улыбнулась.
— Ну конечно, помню. А что, сильно заскучал?
— Ага-а-а, — протянул я. — Прям сил нет!
— Ну ладно, — сказала она, снимая фартук. — Пойдём в кладовку.
— Ты что, спрятала лето в кладовке? — поразился я и тут же подумал: «Как это я сам не догадался!? Правда ведь, какое место хорошее!»
Мама взяла меня за руку, и мы пошли в кладовку под лестницей. Она повернула ключ и осторожно открыла дверь. Но лето не выскочило, как я себе представлял. «Наверное, спит или притаилось», — подумалось мне.
Я огляделся в надежде отыскать яркий лучик, зелёную травинку или бабочку. Но вокруг на полках были только банки, банки, банки… и никакого лета. Вслушался в надежде услышать жужжание пчёлы или стрекотание кузнечика, но не услышал ничего. Закрыл глаза в надежде почувствовать тёплый летний ветерок, но почувствовал сухой прохладный воздух. Принюхался в надежде вдохнуть цветочный аромат, но пахло не летом.
— Мам, а где же оно? Ты уверена, что в кладовке его спрятала? Или оно сбежало? — я чуть было не расплакался. Но держался, честно.
— Подожди, сейчас, — мама взяла с полки одну банку.
«Ага! — проскользнула мысль. — Так она его всё-таки в банку запихнула!»
Мама отвинтила крышку.
— Смотри. В этой банке. клубника. А в этой. — мама взяла другую банку. — В этой смородина.
Мама показала несколько банок: с крыжовником, малиной, яблоками. В большой пятилитровой банке была припрятана вишня в виде компота, который я обожал. Были даже зелёные банки — с огурцами и укропом. Сначала я вообще не понял, зачем мама мне всё это показывает. И только со сливовым вареньем до меня дошло: в каждой банке было что-то от лета! Помаленьку. Но во всех
банках вместе действительно пряталось лето! Я вспомнил, как тогда, в последний летний день, мы с мамой консервировали лето. в сливовое варенье! А потом мама пошла и спрятала его в кладовку! Как обещала — сохранила для меня лето!
Мы взяли несколько банок и пошли на кухню.
— А сейчас закрой глаза, — попросила мама.
— Это ещё зачем? — удивился я.
— Ну, давай же.
Как можно противиться этой волшебнице? Закрыл глаза.
— Открой рот.
Мама дала что-то попробовать из ложки. За приторным сахарным вкусом я уловил землянику. Сразу вспомнил, как с папой ходили в лес и на опушке нашли большую земляничную полянку! У нас ничего не было под рукой, куда можно собрать ягоду, и мы стали собирать землянику прямо в рот и папину панаму, на которой так и остались земляничные пятнышки. Я её забрал себе. На память.
Мама дала другую ложку. Смородина! Моя любимая, чёрная! И я вспомнил, как больше всех ягод ждал именно её, как каждый день на куст глядел, выжидал, когда завяжутся бутоны, распустятся цветы, появятся ягодки — маленькие и зелёные. Наблюдал, как они увеличиваются в размере и наливаются цветом — сначала бордовые, потом чёрные. Самые-самые вкусные!
Мама угощала меня, а я пробовал лето на вкус, и перед глазами у меня были летние деньки. С каждой ложкой — новое воспоминание. С каждой ягодой что-то связано. Красная смородина, белая, малина, крыжовник, облепиха. Вот едим через забор соседскую малину — у них такой малинник, что позавидовал бы медведь! Вот морщимся от облепихи, но не можем остановиться её лопать.
Она защищается, колется, но нам нипочём! Вот ещё один колючий дружочек — зелёный крыжовник у дедушки на даче, зелёный — но вку-у-усный! А белую смородину я тем летом первый раз попробовал… Мама закрутила в банки яблоки и груши, клубнику, землянику, помидоры, огурцы, кабачки.
А вот и оно, сливовое! Сделанное в последний летний день. Вот я — в вязаной кофте на террасе с букетом хризантем. В небе — розово-фиолетовый закат уходит за горизонт, забирая с собой лето.
Мама, мамочка! Я тебе букетик подарил, а ты — волшебница — для меня целое лето сохранила! Законсервировала с любовью и подарила. Не просто лето. Веру в волшебство! В то, что всё возможно! Теперь я это знаю!
Мама, мамочка моя. Я так растрогался, даже слёзы накатили. от счастья! Но в этот раз сдерживать их я не стал. Просто обнял маму покрепче. А потом мы продолжили выпускать наружу консервированное лето.