ВОКЗАЛЫ
волжский… рижский… павелецкий…
здесь – надежда, там – печаль,
этот – тихий, этот – резкий,
этот просто промолчал…
этот – скромный, этот – строгий,
здесь возможно – там нельзя,
но, как прежде, вдоль дороги
взгляды-призраки скользят
и скулит тоска борзая
в конуре поспешных фраз,
неизменно отгрызая
у «сейчас» заветный час,
но желанье не осудит
(дотянуться – оттянуть)
бог, считающий в сосуде
совпадения минут,
сожалений, оживлений,
отпущений в никуда –
бьётся крыльями в колени
привокзальная вода,
не по грудь и не по горло,
вышел – выше не бери,
а внутри годами голо,
не заполнено внутри…
но останутся на курском
ярославском и т.д.
крохи жизни нашей куцей
о несбыточном радеть
оттого что годы – гады,
что дорога, что транзит,
а в дверях земной ограды
неизбывное сквозит…
и, случайные соседи
по купе и по пути,
мы куда-то едем… едем…
или нет… летим-летим…
там, где мантрой станет мука,
где в конце привычных слёз
жизнь спрессована до стука,
нескончаемого стука,
в нас качаемого стука
всепрощающих колёс…
* * *
когда захочется — зови меня,
ищи меж этими и теми,
не обязательно по имени —
должно угадываться время…
должно угадываться верное —
наощупь, робко, постепенно,
должно проглядываться нервное,
клокочущее внутривенно,
и в легких краденого воздуха
чуть больше станет во спасенье,
когда сольюсь, тобой опознана,
с тоскливым городом осенним
и захлебнусь ноябрьским солодом,
ни на секунду не хмелея —
а ты поймёшь — не сразу, с опытом,
я — ветер, улица, аллея,
по стёклам капли моросящие
неровным, гулким forte-piano,
по переходам дань просящие
старухи с видом покаянным…
дома с зашторенными окнами,
печаль, звучащая на идиш,
и на асфальте листья мокрые —
я здесь повсюду, видишь, видишь…
зови, заполни мир таинственный
моей тоской рыжеголовой…
пойми, отныне ты — единственный,
кто знает кодовое слово…
ДВОРНИК
ранним утром на окраине москвы,
по обычаю поругивая ветер,
собиратель умирающей листвы
для расчистки территорию наметит,
постоит-поразмышляет, скажет «нах»
на хорошем, на не ломаном таджикском —
поплывет рассветный говор на волнах,
облачаясь в паранджу, снимая джинсы…
стукнет ветка о гранитный парапет,
возвестит урбанистическое рабство —
старый город непроветрен, не отпет
в пост-осеннем обезличенном пространстве,
но однажды, запустив за воротник
пару вёсен, тройку песен, сотню лоций,
в хмурый город забредёт его двойник —
и откроются запретные колодцы,
узких улиц расшифруется транскрипт
на границе между временным и вечным,
и подземная трава заговорит
на забытом тамплиеровом наречье,
и укроют изумлённую москву
человеческих историй мегабайты —
оттого на потемневшую листву
не гляди со злым прищуром, гастарбайтер.
* * *
быт переходит в инобытие
ты знак даёшь из памяти моей
биением часов шуршаньем мыши
и в час когда стирается бельё
и кухонное царствие моё
шумит то даже в нём тебя я слышу
в своём мирке мечтаю о другом
так проще примириться с утюгом
с горой посуды ржавчиной и пылью
и скоро жирных пятен острова
прошепчут мне сакральные слова
пока размеренные капли не забыли
отстукивать твой ритм, твой шаг… весна
на улице… как лесенка лесна
как пена пенится и кружево кружится
и клонит в тихий сон случайный чай
и в мире невозможно заскучать
когда он сам на музыку ложится
ну а пока зовут издалека
то чайник то гладильная доска
то из-под крана тусклая река…
то пены голубые облака
то кара-кумы сахара-песка
и жизнь легка
и вечером легка
на утомленном лбу моем рука
твоя рука…
ДВА СЛОВА О ТИШИНЕ
У каждой тишины свои резоны –
Одна гоняет ветер по газонам,
Другая заставляет нас дышать
Особенно пронзительно и часто
И, став невольной спутницей несчастья,
Способно нашу душу возвышать.
У каждой тишины свои границы –
Одна прервётся с теньканьем синицы,
Расколется природе в унисон.
Другая выйдет влагой на ресницы,
Стрельнёт внезапной болью по страницам,
По немоте, которая не сон.
У каждой тишины свои приметы –
Одна, как будто соткана из света,
Для радости одалживает день.
Другая нас терзает до рассвета,
Петляет тропкой из еловых веток,
Становится кругами на воде…
Опубликовано в Гостиная 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!