ПЕСНЯ
В твою сторону тянусь головой,
Цепью горною тянусь за тобой.
Поля жёсткий стебель я, не согнуть.
И вытягиваюсь я в зимний путь.
А по зимнему пути, насту дней
Не проехать, не пройти без огней.
Вёрсты скользкие встают в полный рост,
Колокольчики поют вперехлёст.
А поют они, поют — перевоз,
Скрип полозьев, ветра жгут, снег, мороз.
По холмам моей души едет рать
Зажигать они, тушить, зажигать.
Ох, и темень… Путь безглаз и безглас.
Только ветер всё метёт и метёт,
Видно, месяц этой ночью погас,
Только сердце всё ведёт и ведёт.
У тебя глаза темны, и звездам
Отражаться в них легко, как в воде.
А мои глаза светлы, но и там
Залегло на целый век по звезде.
Звёзды светятся, мерцают, звенят,
Значит, им не плохо снами — и пусть.
Ехать некуда, а сани летят,
Я запомню этот путь наизусть.
КАЮЩАЯСЯ МАГДАЛИНА
Мне прорезало жизнь полотно Тициана.
Далека от людей и от колоколов,
Одинокая женщина держит глазами
Что-то вечное, скрытое меж облаков.
Перед ней — неизвестность, за ней — опозданье.
И уже ничего догонять не спеша,
Проходящим часам тихо дарит названья
Потерявшая всё, но живая душа:
Час торжественных снов, Час негромкой молитвы,
Час грядущего, но берегущего нас,
Час ушедшего сына, Час проигранной битвы,
Час страданий — большой, нескончаемый час.
И за этим занятьем не слышно недели.
Вот часы назовёт и погаснет лицом,
С утомлённою горечью в маленьком теле,
С утомлённою горечью в сердце большом.
Мне прорезало жизнь это тихое горе,
Этот час усечённых, коротких дорог,
Одинокого взгляда тяжёлое море,
И в волнах его — неуспевающий Бог.
А художник не знал одиночества — прежде,
Чем увидел и понял, что это — она.
И оно получилось таким безутешным,
Что рекой вытекает ко мне с полотна.
ОХОТНИК
(Из цикла «История любви»)
Чисто выметен твой дом, хозяйка,
Нету лишнего здесь ничего.
И себя ты по первому знаку
Приготовишь к приходу его.
Зоркий взгляд он по стенам раскинет
И оценит твой маленький труд,
И тебя мимоходом обнимет,
Умножая домашний уют.
А когда он отправится в поле,
Будешь ждать ты измен от него
И узнаешь, что женская доля —
Это воля мужская его…
ОЗЕРО
(Баллада)
1. Золотая рыбка
Как всходила во҂поле рожь, пшеница,
Как летала по҂ небу Сирин-птица,
Как поднялся ветер, прохлады полный,
И по всей земле заходили волны.
Жизни переламывая, инача,
Заходили волны слепой удачи,
И стоял Сентябрь, золотая кроха,
И не знал, хорошо это или плохо.
А в квартале над озером было тихо.
Не разбужено зовом, дремало Лихо,
И беда к беде ещё не вязалась.
Тишина стояла. И улыбалась.
Эту тишину, этот двор не спорный,
Вставший, как вопрос, над гладью озёрной,
Как вопрос, на который ответа — мало,
Полюбил обитатель того квартала.
Он имел семью, дом и сад с цветами,
Горячо любил жизнь с её делами,
Пас своих овец на лугах поёмных,
Отгонял волков, привечал бездомных.
Он ходил домой через лес и ниву.
Путь казался тропою — простой, красивой.
Жизнь казалась такой, какою хотели.
Так оно и было на самом деле.
Было право — даже самую малость
Так держать, чтоб она хорошо держалась.
Делать то, от чего в тёмном мире ясно,
И не делать то, от чего ужасно.
Чем бы ни было, как бы ни называлось —
Божий дар, талант, индивидуальность —
Лишь бы не губило, не убивало.
Вот какое право нам жизнь давала.
Это был свод законов — личных, старинных.
Правил битвы за жизнь без ударов в спину.
За любимый голос в чужом эфире
И за право слышать его в этом мире.
Дар терпенья казался внутренней силой.
Так на самом деле оно и было.
Мир стоял, как большая полная чаша.
Только не ценили мы право наше.
Всё, что было, что было на самом деле,
Растоптали волки и овцы съели,
Потеряла слабость, убила сила.
Стало то, что есть, из того, что было.
Тёплый дом в саду стал наёмной дачей.
Озеро купили ловцы удачи,
Стали разводить золотую рыбу.
Но жильцы не уехали, хотя могли бы.
В том же доме, на стороне, где глуше,
Стали жить старик и его старушка.
Всё, что помнить надо, у них осталось.
Тишина, бывало, им улыбалась.
За высокой оградой ловилась рыбка.
Золотая торговля шла ходко, шибко.
Только — ни за деньги, ни в долг, ни даром —
Не хотела рыбка служить товаром.
То ли воздухом, то ль путём перекатным
Возвращалась рыбка в тот пруд обратно,
Пряталась на дне, в камнях, в травах плотных
И поглядывала в стариковы окна.
—Рыбка, дай нам! — реяло над водою.
—Нате, только отстаньте… Над головою
Два окна горят то тише, то ярче…
—Что же ты ничего не попросишь, старче?
2. Ответ старика
Всё ещё нужен какой-нибудь завтрак.
Вера в удачу уже ни к чему.
Всё переносится на послезавтра,
В день, когда будешь готов ко всему.
Всё переносится. В Слове о Чуде
Сказано: верьте. Но, кроме того
Сказано: ничего больше не будет.
Только неясно, не будет — чего?
Что же мне надобно? Старче — не старче,
Сторож — не сторож, рыбак — не рыбак,
То ли старик, то ли праздничный мальчик…
Что же мне надо — за деньги, за так?
Вот я стою перед чистым окошком.
Вижу деревья, дорогу. С трудом
Вижу, что дальше. С годами всё больше
Падает зренье. Но это потом.
В мир выбегает из сердца дорога.
Жизнь убегает. Под пение птиц
Жизнь исчезает светло и нестрого.
Что ж она может ещё, быстронога?
Лишь убегать, исчезать, уходить.
Что же мне надобно? Надо, чтоб завтра
Утром, проснувшись, жена позвала.
Мы сочиним с ней какой-нибудь завтрак.
Надо, чтоб дочка счастливой была.
Более мне ничего и не надо.
Жить и возможность добра не ломать.
Рыбка волшебная плавает рядом.
Боже мой, что ещё можно желать.
ТРИ ВРЕМЕНИ
1. Мужское время
Без опасений, как обещано,
Навеки или на немножко
Ты появилась в доме, женщина,
Спиной ко мне, лицом к окошку.
Непроницаема, как занавес,
Какую тайну ты скрываешь?
А я смотрю и тихо радуюсь
Тому, что ты не исчезаешь.
Я знаю: страсть необъяснимая
Тебе моей любви дороже.
Поди ко всем чертям, любимая!
Но возвращайся, если сможешь.
И будет то, что мне обещано,
Что не пройдёт, не оскудеет:
Я жизнь делю с любимой женщиной.
Она придёт, когда сумеет.
2. Время дождя
Дождь пошёл вприсядку,
Как танцор по кругу.
Задали загадку
Мы с тобой друг другу.
Загадали оба,
День крестом пометив:
Без меня — попробуй,
Проживи на свете.
А о чём на сердце
Узел-зол завяжешь,
Проживёшь — расскажешь,
Проживу — расскажешь.
3. Женское время
Ты не прожил, а я прожила.
Дальше жить собираюсь.
Жизнь, похоже, до точки дошла,
Только я всё сражаюсь.
Я сражаюсь за каждый рассвет.
Не умею спокойно
Знать, что в жизни тебя больше нет.
Это стыдно и больно.
Не сказать ничего, не спросить,
Не простить, не проститься,
Не поссориться, не помирить — …,
Не по — …, не помириться.
>>>
Ты не тень на земле, не ошибка, не гость.
У тебя ясный голос, горячая горсть.
Ты совсем не напрасно идёшь в белый свет
И в отчаянии делаешь то, чего нет.
Чего нет без тебя. Задыхаясь от дум,
Озираясь на тьму, откликаясь на шум,
Спотыкаясь на каждой неровной черте
И всегда хоть немного светясь в темноте.
ТАНЦЫ
Старость близко прошла, резко локтем задела,
Извинилась, прошла ещё сколько-то дня,
Оглянулась и так на меня посмотрела,
Словно знает меня, словно помнит меня.
Вроде всё в ней чужое: лицо и глаза, и
Вся одежда, весь голос, походка, спина,
Но и я её знаю. Давно её знаю.
Нас никто не знакомил, но это она.
Мы встречались, когда мне исполнилось двадцать.
Время радугой пело над легкой землёй,
Солнце в каждую норку старалось забраться
И оставить в ней хлебец — свой луч золотой.
Деревенские танцы летели к востоку,
Прямо в утро. В пустой толчее молодой
Пожилой человек подошёл одиноко:
— Разрешите позвать вас на танец со мной.
У меня был приятель — не помню, как звали.
И вот этот дружок мой подъехал к нему
И сказал, усмехаясь пустыми глазами:
— Ты старик. Танцевать с ней тебе ни к чему.
Двадцать лет — это возраст, похожий на пламя:
Жар, дрожанье, сгоранье, а в сердце — провал.
Человек отошёл, извинясь перед нами,
Крепко выпил, уснул и наутро не встал.
Этот день длится всеми моими годами.
Нет в той смерти вины моей, только — враньё:
Верно, это не я, но моими руками.
Верно, это не я, но согласье моё.
И когда хоронили его, возле дома,
Где жила я у этих пустяшных друзей,
Долго старость стояла и смотрела в окно мне.
Не укором смотрела, а печалью своей.
НУ ДА ЧТО Ж ТЕПЕРЬ…
В детстве наши времена менялись просто:
Настоящее сбывалось без протеста,
Будущим считалось всё большого роста,
А для прошлого не оставалось места.
В юности все циферблаты замирали,
Самым главным становилось чьё-то имя
И сквозило отовсюду — будто стали
Наши времена дворами проходными.
А потом — любило, пело, умирало,
Воскресало, удивлялось, что живое,
Умоляло, чтоб любовь не исчезала,
И старело сердце. И летело время.
А теперь я в золотом строю шагаю.
Мать со мною и отец. Видны их лица.
Ничего сказать друг другу мы не можем,
Мы ни встретиться не можем, ни проститься.
Мы шагаем по низинам и высотам,
Переездам, перелескам, перекатам,
Между травами идём и по болотам,
Как идут отвоевавшие солдаты.
Позади лежат тяжелые обиды
И печальные победы друг над другом.
Сколько дней хороших было перебито
По причинам очень мелким, очень глупым.
Ну да что ж теперь… И мы идём спокойно.
ТЕТИВА
От чего бы тетива ни пела,
Каждый звук её живым остался.
Ни одна стрела не улетела,
Ни один полет не оборвался.
Хорошо ли было или плохо,
Жизнь сама втянула в это дело
И сама поставила на карту
Всё, что в нас погаснуть не сумело.
Эту битую, живую карту
Я всегда везде ношу с собою.
На неё нанесены дороги.
Без неё я ничего не стою.
Видишь, Боже: я стараюсь делать
То, что можно называть стихами.
Верить мне в тебя или не верить —
Что-то происходит между нами.
Что-то натянулось тетивою
Между мною, Боже, и тобою,
К тетиве приладилась стрела,
И стрела становится тропою.
Я пошла.
Опубликовано в Лёд и пламень №5, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!