Рубиновый глаз закатывался за подрагивающее веко горизонта. С реки потянуло холодом, и Пашка поёжился. Он сонно наблюдал, как старик сматывает сеть. Узловатые, словно какие-нибудь коренья, пальцы ловко цепляли зелёные нити и набрасывали петли на нос пришвартованной лодки. Татуировка в виде солнечного диска то выглядывала из-под рукава телогрейки, то вновь закатывалась в морщинистую тьму.
— Да-а, — протянул старик, мотнув головой, — вот баба-то нынче пошла… И где ж ты такую откопал?
Пашка пожал плечами.
— В сети познакомились.
Старик какое-то время молчал, а размеренные движения его рук чуть замедлились.
— Паучиха, что ли? — он вдруг сипло рассмеялся.
— Да не. В Интернете.
— Гдесь?
— В общем, по переписке, — выдохнул Пашка.
— Вот те на. Так ведь письмами в гроб не загонишь. Поди ж встречались апосля?
Отвечать не очень хотелось. Пашка начинал замерзать, а наплывающая с востока тьма пробуждала необъяснимую тревогу. Казалось, что это его хрупкий мирок накрывают тяжёлой крышкой. И первые колючие звёзды вострились в неё гвоздями.
Ему хотелось обратиться к старику по имени, раз уж беседа принимала такие обороты, да к тому же старик представлялся. Но сначала он не разобрал, а теперь и вовсе позабыл — то ли Харон, то ли Харитон… чёрт-те знает.
— Да понимаете, запала сразу в самое вот сюда, — Пашка приложил кулак к груди, — как мыслями похожи, как отвечает прямо, и фотография её… из пены морской. Контакт, ядрён-батон! Переписывались. Неделю, две, месяц… встретимся? встретимся. Решено — значит, заладилось.
Где? В клуб пойдём вместе, в субботу. А по набережной весна, черёмухой веет, огоньки по воде, в воздухе сказка разлитая — бери не хочу. Вот я, идиот, и попёрся.
На другом берегу реки ударил колокол. Но ударил всего раз, после прервавшись. И затем все звуки исчезли, словно кто выпил их из воздуха.
Не слыхать было даже плеска сети, вытягиваемой из чёрной воды. Мир онемел.
— А там, в клубе, — продолжал Пашка в тишине, — всё как обычно — подпитый, охмурённый. Совсем расслабился. Давай приставать, в наглую. И вот как раз тут появляется этот… и не один, а с компанией.
Я, говорит, муж её, а ты, сука — покойник.
Пашка остановился, начал ждать реакции. Но старик слушал молча, как и весь мир вокруг. Хмурый, как уголь, и молчащий.
— Развод, чё… Киданула меня подруженька. Вот те и контакт! Открываю глаза на улице уже. Не глаза даже, а глаз. Как мочили, как по карманам шарили — уже не чувствовал даже. Только бы, думаю, дыхание не потерять. Только бы дальше вдох-выдох. Чтобы сердце билось. Потом опять в темноту. А там раз, и вижу камень мостовой, гранит, и волны под мостом, и тащат куда-то. А пошевелиться не могу. Ну а дальше сами знаете.
Звуки начали возвращаться в мир. Но совсем другие, изменённые.
С укрытой туманом долины на том берегу доносились то ли песни, то ли плач с причитаньями, а иногда казалось, что овцы блеют. Колокол трещал медным тазом, дробясь на воронье карканье. И фоном всему было приглушённое бурление.
Старик перевёл взгляд с убранной в кольца сети на Пашку и невесело подмигнул.
— С кем не бывает…
— А ч-ч-чего не бывает? — сглотнул тот.
— Паутина, Павка, по всему миру честному растёт. И всегда она была, токмо формы у ней разные. Сети-соты да бабьи красоты…
Он поднял руку и стянул с его уха ленточку тины.
— Ты вот чего. Подымайся давай, хватит лалы водить, порась.
Оба встали: старик рывками и кряхтя, Пашка — растерянно шатаясь.
Сумерки сопели туманами и острым речным запахом. Старик взошёл на лодку и взял весло.
— Обол давай сюды.
Пашка посмотрел вопросительно. Старик нетерпеливо сплюнул на илистый берег, вскинул подбородок и щёлкнул пальцем по горлу.
— А, да-да, я ж и забыл.
С одной стороны покидать этот берег Пашке совсем не хотелось. Пусть он и превратился вдруг во мрачную лощину, а всё же оставался родным.
Но что-то внутри подсказывало, что воли его тут никто спрашивать не станет, и путь указан ясно.
Пашка наморщился, полез пальцами в рот и выудил из-под языка маленькую монетку. Он протянул её старику, и тот кивнул в сторону кормы. Пашкины кеды оставили вмятины в пенящемся иле, окрасились в бурую зелень. Он согнулся и, неуклюже ступая по дощатому днищу, пробрался к корме.
Под перекладиной скамьи лежала скрученная сеть. В ней что-то копошилось, что-то пыталось вернуться в воду, тихонько хлюпало.
— Ну, поплыли, что ли?
— Эх, — Пашка свесил голову, — поплыли, значит.
И в плавном круге отразилось весло. А на том берегу сгущался туман, и лампадки мутнели сквозь него, встречая.
Опубликовано в Лёд и пламень №2, 2014
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!