Дмитрий Пэн. ПЕРОМ И КИСТЬЮ

Обретение пространств. Составители: Елена Бажина, Игорь Кузнецов.
[Предисловие:] Владислав Отрошенко. [Послесловие:] Олег Ермаков. Обложка: Игорь Кунецов (идея), Екатерина Арт. — М.: Союз российских писателей, 2019. — 384 с. (Библиотека альманаха «Лёд и пламень»).
Тираж 200 экз.

Новая книга, изданная Союзом российских писателей, собрана из очерков-эссе 22 авторов, но это именно книга, а не сборник. Оформление и композиция издания классически ясны и просты. Восьмичастная компоновка авторских текстов, включая предисловие и послесловие, в роли которых выступают эссе-очерки Владислава Отрошенко и Олега Ермакова, содержит немало возможностей для создания художественно-изобразительного образа «Обретения пространств». Самый наглядный — роза ветров. Компас розы ветров и открывает разделы книги. Языком полиграфической графики убедительно говорит и обложка (их в книге две). Чёрный цвет выворотки с белым шрифтом названия книги и авторских имён первой обложки контрастирует с традиционным чёрным шрифтом на белом фоне второй. Чёрный цвет, как известно, объединяет цвета спектра, не отражая ни одного, а белый — объединяет, отражая все. И вот по чёрному низу первой обложки пульсирует, вырывается на свободу из тьмы, обретая пространство, спектр. Побеждая мрак, спектр растворяется в белом цвете второй обложки.
Предложенное художественно-изобразительное решение предполагает, что естественно для восприятия искусства, литературы разнообразие смыслов, интерпретаций, сюжетов не только авторских, но и читательских, ведь иначе не было бы литературы. Возможная трактовка самого компоновочного числа «восемь» обусловлена попадающим в недавние времена на страницы толстых литературных журналов сюжетом отроческих игр в кости рецензента с автором предисловия. Игральную ли, гадательную ли костяшку легко представить как обретающий свободу выбора кубик с восемью пространствами: шесть ограничено на плоскости граней, а два — объёмных, одно — снаружи кубика, а второе заключено внутри. Итого, восемь пространств свободы кубика! Эх, жаль, человек-ящик Кобо Абэ не играл в кости и не торопился обретать свободу пространств! Наверное, проблема свободы пространственного выбора для многих, а здесь не обязательно заглядывать в словари ассоциативных норм, ведь малый тираж книги ориентирует на избирательность чтения и массовый стандарт, позволяет представить знаменитого проводника-сталкера у Андрея Тарковского. Его выбор пути в таинственном пространстве зоны иррационально предопределяло падение гайки, тоже многозначный и символический образ, особенно для математика-тополога (топология, как известно, — наука о пространстве). Ну а где гайка, там и кубику место… Гайке, что называется, время, кубику час. Позволим себе и следующую ассоциацию-интерпретацию рецензента. Обретение свободы и свободный выбор пространств — всё это может быть в образе и кубика-камня, выпадающего из стены, даже не одного, а многих кубиков-камней, выпадающих из рассыпающейся стены и катящихся во всех направлениях. Такие вот сюрпризы игры в кубики из дали читательских ассоциаций. Ах, канули в лету игры в бисер, всех переиграл венгр Рубик своим кубиком, но, что делать, эпоха человека играющего объявлена философом Хейзингой. Сам человек разумный отправлен в заповедник-резервацию. Homo Ludtns, а не Homo Sapiens давно правит бал.
И подкрепляет ассоциацию наших сюрреальных игр в кубики из дали далей Крыма сама книга, точнее, год её издания. Да-да, за тридцать лет до нынешнего 2019-го года, пала, рассыпалась в 1989-м году знаменитая Берлинская стена…
Дата издания «Обретения пространств» многим из живущих в постсоветских просторах Содружества независимых государств и за их евразийскими пределами может напомнить о событиях тридцатилетней давности. Историческое обретение пространств и свобод! Символом обретения пространств и свобод стало для многих падение Берлинской стены. Рецензенту в те давние времена у немецких стажёров-русистов из Германии довелось читать лекции, принимать экзамены (Это всё по курсу классической русской литературы девятнадцатого века!), с ними же вести дебаты и встречать Рождество (Здесь без драматургии абсурда ещё классика из ХХ века Введенского не обошлось!). Ну, это особая история, а уж она-то даже развёртывающему тогда в параллельных пространствах свои победные предвыборные рекламные кампании Жаку Сегела и не снилась. Однако не будем заводить нашу чрезмерно поэтическую на ассоциации речь в дали туманные, параллельные. К счастью, Владислав Отрошенко в своём очерковом эссе-предисловии «Писатель и пространство» тему издания определяет как профессиональный разговор об эстетике и поэтике, психологии литературного творчества. Олег Ермаков в играющем роль послесловия, содержащего выводы заключения эссе «Конец света отменяется» назидательно наставляет не терять родимую почву под ногами в рискованных пируэтах. Профессиональный мастер слова, но любитель в делах фотоискусства, отправляется он в этом очерке на фото-пленэр, да чуть не погибает в поисках удобного места съёмки. Но всё-таки не мог не вспомнить рецензент о падении Берлинской стены, так как очень многим по нраву городить сейчас подобные стены по всему миру. «Обретению пространств» такой ажиотаж строительства мало способствует. Плюрализм и полицентризм здесь несколько вульгарен. Ведь даже Великая китайская стена была, в сущности, не преградой, а объездной дорогой.
Вернёмся от ассоциаций интерпретатора к художественно-изобразительному строю книги, её композиции. Образ пространств создаётся наглядно-географическими названиями разделов. Их четыре: «Север» и «Запад» (второй и третий, считая предисловие), «Восток» и «Юг» (шестой и седьмой). Это скрещенье направлений разделено частями «На переломе» и «Посреди географии».
Через идущую от Аксакова поэтику и символику путешествий («Зимняя рыбалка на озере Воже» Алексея Варламова), ностальгическое признание в любви к своему городу («Признание» Олега Глушкина) и рассказ о поныне волнующем сердце прошлом закрытых на реставрацию древних башен («Небо на ремонте» Ирины Батаковой) авторы первых разделов приходят к историческим рассуждениям о рождённых европейской мыслью утопических идеалах урбанистики («Идеальный город» Леонида Юзефовича). Таков вектор от содержащего всего один текст «Севера» к трёхчастному «Западу».
Раздел «Восток» из России («Прогулки по Томску» Владимира Крюкова) ведёт нас на Дальний Восток в Корею и Японию («Страна непрерывного цветения» Натальи Якушиной и «Ситамати» Юлия Стоногина).
А «Юг» уводит к Кавказу («На троне Пятигорска» Андрея Балугина, «Джуга — любовница мужа» Вероники Кургунцевой) и в бескрайние просторы калмыцкого кочевья «Территория любви» Василия Голованова, а затем за пределы России на Южный полюс («Храм в Антарктиде» Константина Кравцова). В эссе об освоении ледяных просторов Земли, где царит «иллюзорно призрачный мир, где отсутствуют время, причинность, ориентиры», автор открывает нам свою жажду абсолюта и красоты, неудержимое стремление косвоению новых пространств. И здесь логику компоновки текстов определяет вектор движения от конкретики к философским рассуждениям, от российских палестин к зарубежью.
Центральные разделы книги: «На переломе» и «Посреди географии». Эти «стержневые» композиционные части «Обретения пространств» напрямую связаны с идеей обложки, которая готовит читателя к их восприятию.
«На переломе» задаёт аксиологию низа и верха, плохого и хорошего, что подкреплено чёрным и белым цветами обложек, а текстуально — содержанием очерков Елены Бажиной («Чёрный снег Белого Споя») и Сергея Круля («Рождённая на холмах»). Первый — об отравляющей экологию варварской разработке недр земли. Второй — о счастливо растущей и процветающей Уфе, когда-то всего лишь крохотной крепости.
«Посреди географии» рождается из образа спектра на обложке. Не случайно и авторов в этом разделе по числу цветов спектра — семь. Этика, эстетика, культурология пространства — всё здесь. Это — самый философский раздел, но это раздел и предельно российский, отчий. Читая семь авторов «Посреди географии», с улыбкой невольно вспоминаешь, что знаменитый агент 007 Джеймс Бонд Яна Флеминга воевал именно со спектром. Книга в своей срединной части концентрирует русскую философию земли, дополняя тем самым русский космизм.
«Посреди географии» — самая многоликая в своей полифонии часть книги. Некоторое расположение текстов этой части не без иронии перекликается даже с самой последовательностью цветов спектра.
Ольга Никонова ностальгически живописует уютный и родной мир города на Волге Ярославля, который словно встаёт перед глазами в мареве воспоминаний с литературным кварталом, в котором даже вид улиц напоминает о стилях, дающих этим улицам имена писателей («Вселенная пахнет малиной и ромом»). Здесь самая тёплая краска спектра.
Очерк Натальи Рязанцевой начинается на вечеринке, где она силится вспомнить имя человека, направляющегося к ней с бокалом. Для неё малая родина — Москва, город посреди географии, в котором она девочкой бегала с рукописями своих стихов в знаменитый дом на Поварской, где наставляли её литературные консультанты Союза писателей. Москва остаётся центром мира, точкой отсчёта всех странствий («Где-то на краю света»).
Игорь Кузнецов предлагает целое философское исследование русской культуры. Думается, в память о Петре Яковлевиче Чаадаеве иронично по отношению к своему автору-повествователю автор-конструктор повествования и композитор сборника ставит своё эссе в разделе на третье место, место жёлтого цвета в спектре. Тем самым завершается тёплая часть спектра («От дао до сумасшествия»).
Светлана Василенко строит своё повествование на эскалации контрастов. От встречи на съёмочной киноплощадке, меняющей, переключающей её модальность профессионального писателя и кинематографиста, но не актёра перевоплощения, а сценариста, автора текста, как рамки перевоплощения для исполнителей. Драматургия модальных шоков в пространстве киносъёмки сменяется контрастирующей с ней драматургией обыденных пространств, противопоставления двух «Гамбринусов» (пивных, кто помнит Куприна), в которых оказывается равно профессиональный в нескольких видах искусств кинематографист-писатель, мнимого и тайного. Психология литературного труда открывается автору с неожиданной стороны. И здесь автор ставит свою героиню в условия, которые по внутреннему шоку можно было бы сравнить с ощущением младенца, который катится у Сергея Эйзенщтейна в коляске по лестнице. В эскалации контрастов психологических состояний героини, как думается, и состоит художественный приём, аттракцион Светланы Василенко, глубокого исследователя психологии творчества на стыке искусств («Тайный Гамбринус»).
Собственно холодные тона спектра начинает калейдоскоп очерков-зарисовок Анатолия Головкина «Млечный путь». Здесь голубой цвет воды и неба имеет преимущественно пейзажный характер. Второй цветовой план очерков этого маленького цикла — в холодке некоторой отстранённости повествователя от самого себя и от персонажей. Задушевная теплота чувств к отчему пространству и его людям здесь остаётся в самом начале раздела «Посреди географии». Повествователь, сходя на пристань в Дербаново, чувствует себя в родных палестинах Марко Поло или даже Афанасием Никитиным.
О синей ленте реки путешественников по Темзе неожиданно напомнит миниатюрный цикл путевых зарисовок Павла Басинского. Английский юмор от Джерома К. Джерома в своём непередаваемом очарований блестяще удаётся известному критику, глубокому исследователю творчества и судеб русских классиков. Начиная от названия, путевые заметки “DEPROFUNDIS” Павла Басинского, путешествующего в обществе собратьев по перу в «Литературном экспрессе» по России, преисполнены юмора. И разве не умилительна искренняя серьёзность заключительной фразы-вывода: «Писатели — лучшие люди на земле»!
Самая тяжёлая часть спектра досталась эссе «Про Руян-город» Александра Кравцова. Фиолетовый цвет — один из символов безразличия, вошедший в поговорки. И здесь, можно предположить, что принцип композиции соблюдён от противного. Автор словно полемизирует с невидимым оппонентом. Эссе преисполнено пафоса неравнодушия к судьбам земель российских. Соблюдён здесь и композиционный принцип итога, обобщения, но не с выходом в абстракцию, а с углублением в конкретику перспективы добрых и значимых для России дел, отнюдь не малых дел основания, закладки, строительства новых городов. Какими быть этим новым городам? Ответом на этот вопрос становятся не только слова, но реальная практика автора.
Новая книга российских прозаиков — продолжает лучшие традиции русского очерка. Этот примечательный сборник, рождённый из одноимённой его названию рубрики альманаха «Лёд и пламень», зримо вводит читателя в круг актуальных проблем современной прозы. Авторы «Обретения пространств» смело не чураются сермяжных трудов газетно-журнальной очеркистики. Не без юмора делятся прозаики с читателями своими философскими поисками унаследованных от античности гениев места, бережно, с пиететом хранятся российскими писателями и оберегающие родные очаги Лары и Пенаты.