***
Это счастье:
тьма в окошке,
ад с любимой в шалаше,
на душе скребутся кошки –
тошно кошкам на душе.
Это горе:
свет в окошке,
рай под боком у жены,
на душе пригрелись кошки,
спят и даже видят сны.
***
Потому что щастье не то, что раньше,
и глаза слезятся, как день вчерашний,
пару пачек можно скурить за вечер –
не жалей меня, я почти что вечен,
в слюдяных узорах небесной стяжки
продышу любовь по твоей отмашке.
***
В эту полночь неземной
свет исходит от Марии –
божьи крылья за спиной
с полумраком примирили.
Слышен вещий голосок
в тишине лачужных комнат:
– Скоро первый холодок
щель оконную заполнит.
Будет страшно, как назло,
просыпаться безоглядно,
а сейчас тебе тепло,
хорошо тебе и – ладно.
***
Как решение неразрешимых проблем,
лишь бы плесень мозги не затронула,
я почищу картошку, а милая М.
полистает Андрея Платонова.
Бронзовеет ночей пролетарский овал,
трудодни, как предчувствие, множатся.
Она знает почти наизусть «Котлован»,
я же только орудую ножичком.
Можно было бы всё поделить пополам,
только «всё» почему-то не делится.
У меня в голове намечается план,
созревает желание действовать.
Мелкотемье. Одна из волнующих тем
поднята и стремглав залитована:
поострее возьму себе нож, а затем
полосну им по книге Платонова.
***
Мимо дома с куполами
пробегаю налегке
то в ушанке, то в панаме,
то в дурацком колпаке.
Там сидит в укромной зале
днём и ночью, как живой,
карлик с жёлтыми глазами
и лохматой головой.
В этом здании под вечер
за дубовыми дверьми
деток маленьких увечат,
бьют отчаянно плетьми.
Старики, как на вокзале,
спят за лавками в углу, –
тень умывшихся слезами
и подсевших на иглу, –
грудой спят они на груде.
Холоднее батарей
только высохшие груди
одиноких матерей.
Лишь один в укромной зале
днём и ночью – как живой,
карлик с жёлтыми глазами
и горячей головой.
***
Утро выдалось бескровное,
будет солнечно и ветрено.
Подлецы рядятся в клоунов,
улыбаются приветливо.
Перспективные, бесстыжие,
вечеринок завсегдатаи,
если коротко подстрижены,
значит, очень бородатые.
Если кое-как философы,
значит, где-то математики,
обработанные фосфором
на лице лоснятся вмятины.
Скоро выбегут на улицу,
как большие дети Ленина,
и сыграют в революцию
циркового представления.
***
С миру по нитке – и будет стежок,
с миру по строчке – напишешь стишок,
с миру по теме и можно к поэме
самый широкий добавить штришок.
С женщины каждой – по ласке одной,
с каждой дороги – вернуться домой.
Как ни ругаюсь, всегда под ногами
крутится, вертится шарик земной.
С друга – монетку, а с недруга – две.
Все, как один, растворимся в траве.
В солнечном свете поднимется ветер,
будто несчастья в моей голове.
Пусть голосит распечатанный рот,
как на гулянке предвечный народ,
лишь бы, покамест со всеми ругаюсь,
шарик земной совершал оборот.
***
За то, что тебя никогда не любил,
всего лишь испытывал жалость,
поставь мне оградку из тех же перил,
которых мы оба держались,
когда эту жизнь получалось предать,
и мы, не взирая на годы,
спускались в подземную тишь-благодать,
хранилище полной свободы.
За то, что с тобой никогда не грустил,
всего лишь испытывал скуку,
неси на мой холмик водичку в горсти
и лей эту блажь через руку,
крест-накрест, бесславная подать богам,
как будто бежал с поля брани.
Слова я когда-то учил по слогам,
три слога у слова «бывает».
За то, что, стыдясь, не поверил тебе,
вернее, поверил, но поздно,
пусть сын мой играет на медной трубе,
когда я умру, хеппи бёздей.
***
Поехали на велике
куда-нибудь туда,
где солнце вяжет веники
у синего пруда,
в котором ест вареники
заиндевелый сом.
Поехали на велике,
забудем обо всём.
***
Грозовые ливни смывали сад
и ложилась молния под уклон,
но когда шептал тебе: – Вот он ад! –
понимал, что – это ещё не он.
Три заката разом в одно окно,
хоть глаза коли да на стену лезь,
но когда кричал тебе: – Как темно! –
изнутри лучился почти что весь.
По началу сна угадай рассвет,
не волнуйся, только меня держись,
потому что смерти на свете нет,
если есть хотя бы такая жизнь.
Опубликовано в Образ №3, 2020