Давид Раскин. СТИХИ В АЛЬМАНАХЕ “ПАРОВОЗЪ” №9, 2019

* * *
Эпоксидной смолой
Склеен разбитый пейзаж.
Ржавые сосны давно перестали звенеть.

Силишься вспомнить, когда
Всё уже видел, уже успел побывать
В этой низине цвета стоячей воды.

Вот и пытайся теперь
Перестроить зрение, только мешает мысль,
Что всё повторится, а это — последний шанс.

Есть какой-то предел
Недоверию к жизни. За ним —
Равнодушие с примесью зависти. Мёртвый клей…

* * *
Вырвана с мясом мембрана из телефонной трубки.
Оледеневший ток застыл в проводах колючих.
Цепь разомкнулась. Оборваны все привычки.
Сковывает намеренья и отменяет поступки
Низкое небо в хлопчато-угольных тучах,
Ветер, настолько резкий, что не зажечь и спички.

Но почему так знакомо, но всё-таки почему же
Так предсказуемо всё, что даже не страшно,
Только привычные связи вырваны с мясом?
Стягивает в один узел всё туже и туже
Все обстоятельства — мысль, что это — неважно.
Медленно время ползёт, словно очередь к кассам.

И достояться нельзя — не успеешь до перерыва.
Кончится всё до закрытия — хлеб, чернила, свобода.
Да и никто не даст того, что взять не успели,
И не простит долги, и не выпрямит то, что криво,
И не спасёт от соблазна толпу у входа,
И не подскажет ни средства, ни направленья, ни цели.

* * *
Нет ничего холоднее одинокого фортепьяно,
Звучащего то ли в записи, то ли в прямом эфире,
Дальше любой звезды, гораздо страшнее и шире
Кровавой полоски заката, проступающей из тумана.

В космосе звук никогда не бывает полностью чистым.
Холодно в комнате. Ночь подступает неслышно и скоро.
Мужество одиночества даётся только солистам,
Страхом веет от безымянного и безмолвного хора.

Словно царит во вселенной лишь одна ледяная константа.
Если б душа и была — она бы насмерть продрогла.
Нет никого. Ни композитора, ни музыканта.
И от глухой пустоты отделяют лишь тонкие стекла.

* * *
Оболочка сознания сделалась слишком тонкой,
Да и в озере зацвела и подёрнулась жирной плёнкой
Вода, непригодная для купания, тем более для питья.
Каждый шаг предсказуем и каждый вечер легко узнаваем.
И по-прежнему, за неимением лучшего, называем
Уходящие дни частицами бытия.

Только вместо признания достаточно лёгкой тени.
И от всех надоевших случайностей и совпадений
Остаётся лишь влажный зной и звенящая мошкара.
Плеск безвольной воды. И разум, не менее жалкий,
Обрекает любую речь на повторение детской считалки.
Потому что и в самом деле, конечно, пора…

* * *
В безразличном, лишённом свойств потоке первоначальной свободы
Растворены без остатка масса, скорость, координаты,
Перепутаны и одинаково бесполезны выходы все и входы,
И любая находка ничем не отличается от утраты.

А догадка, что только в муках рождается всякая определенность,
Пахнет кожей и воском, игрой с непонятным словом.
Но любой поток отвергает безбрежность или бездонность,
И стремится в одном направлении, и не хочет смениться новым.

Так за видимым миром, за гранью знания или веры,
Там, где мы нежеланные подданные или незваные гости,
Стохастический демон отменяет все имена и размеры
Или кто-то неназываемый непрерывно играет в кости.

Вдоль по гладкой поверхности космос течёт, глубины не затронув.
Человек и вселенная знают пределы, полюса, направления, свойства.
Лишь в мозгу, где свободно мерцают миллиарды цепочек нейронов,
Как в начале, царит многозначность, но скрывает своё устройство.

Да и то, что мы по привычке называем свободой воли,
Означает на самом деле утраченную возможность
Одновременно быть и не быть, принимать любые обличья и роли,
И приносит определённость непрерывно растущая сложность.

А потом неизбежна игра в поддавки с условно мыслимой силой,
Разворачивающей пространство и раскрывающей время.
И сгустившиеся берега называем Харибдой и Сциллой,
И в непознанном, мутном потоке проплываем вместе со всеми.

А у Шрёдингера условный кот, помещённый в условный ящик,
Всё равно остаётся живым, потому что коты бессмертие заслужили.
Что бы там ни придумал и что бы ни сообщил рассказчик,
Он мурлычет и точит когти, и лишь иногда чихает от пыли.

* * *
Темна вода в облаках, точнее в тучах, ещё темнее
Игольчатый лёд в разболтанной гуще северной ночи.
Дышит эфиром неопределённость, конечность, и вместе с нею
Память становится все ненадёжнее и короче.

Словно свобода воли зависит от частоты колебаний
Струн, пронизавших вселенную, словно комками выпал в осадок
Чёрный крахмал, загуститель сознания,
матрица клейкой паучьей ткани,
Возникающей из ничего, но сохраняющей тёмный порядок

Первоначальной бесцельности.
Нечто (хотя от страха надеешься — некто)
Холодом обжигает, образует глухой заголовок,
В котором нет и не было ни действия, ни объекта.
И никаких измерений, и никаких уловок

Уже недостаточно, чтобы найти в рассыпанном каталоге
Свидетельство, скажем, присутствия. Тропами потайными
К слову крадутся суффиксы, префиксы и предлоги.
И, как всегда, невозможно назвать запретное имя.

* * *
Чернеет яблоня сквозь щель в глухом заборе,
За кучкой зимних дач. Незамкнутый объём.
Заставка. Тонкий луч и звёзды в мониторе.
Мостки над ледяным ручьём.

Весь мир — лишь формула. Отстал от ощущений
И превратился в мысль, а после кем-то стёрт.
Пульсируют в ночи потоки сообщений.
Из края в край. Von Ort zu Ort.

Ещё проходит жизнь, все разговоры скомкав.
Не выбрать имени. Ни века, ни страны.
Одни вложения остались для потомков
И в облаке сохранены.

Здесь только снег летит и липнет к тёмным доскам.
Созвездия причин мерцают в темноте.
Былые яблоки блестят зелёным воском.
Но вот на вкус — давно не те…

* * *
Хоть считывай, хоть не считывай
Приметы, знамения, весть, —
В остатке лишь стержень графитовый,
И знаки нельзя прочесть.

Ни в миньяне, ни в литургии
Не поможет пароль и логин.
Другие — это другие.
А ты… ты всегда один.

Быть частью большего, целого
Не можешь опять и опять.
И если не разглядел его,
Не стоит воображать.

Остаётся: не выйти из роли,
Находиться на узком мосту,
Быть собой по собственной воле,
Сканировать пустоту.

* * *
Пространство сузилось. И ныне, и навеки.
И с ним себя соотнеси.
Вольётся талый снег в каналы или реки,
Застынет в городской грязи.
Пульсирует всю ночь зелёный крест аптеки.
Горит кошачий глаз такси.

Нет — волчий. Здесь и жить. И значит, выть по-волчьи.
Не отвертеться. Не уйти.
Слова живут в толпе. В людской сыпучей толще.
И лишь перед концом пути
Случается понять, что мысль приходит молча.
И тает, словно снег в горсти.

Лишь повторения грядущее сулило.
Но ограничен их запас.
Так притяжения слабеющая сила
Отодвигает поздний час
Сознания. Плывут далёкие светила.
А в ближних окнах свет погас.

* * *
В пустоте почему-то холодно. В центре условной сферы,
В воображаемой точке, у мысли, лишённой кожи,
Нет надежд на бессмертие. Многочисленные примеры
Ничего не доказывают и все друг на друга похожи.
Из теоремы Гёделя вытекает необходимость веры
Или отсутствия веры, что, в общем, одно и то же.

Холод и одиночество в последней точке покоя
Предполагают молчание. Все посторонние звуки
Не говорят ни о чём. Ни цвета, ни плотности, ни покроя
Не имеет та пелена, за которой при третьем стуке
Открывается дверь, а может быть, что-то другое,
Всклокоченный хаос, плод не усвоенной в детстве науки.

Остаются спирали галактик, синевато-стальная стружка,
Вечное чувство надрыва, трещины или разлома,
Замкнутость всех понятий, временная заглушка
В виде отсутствия воли, имени или дома,
Цепкие заросли чисел, гибельная ловушка
Для длинноволосого Авессалома.

Опубликовано в Паровозъ №9, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Раскин Давид

Родился в Ленинграде в 1946 году. Поэт, историк. Окончил Ленинградский государственный университет (1969). Доктор исторических наук, профессор СПбГУ, автор более 300 научных публикаций. В юности общался с В. Кривулиным и Е. Шварц, в дальнейшем принадлежал к кругу А. Кушнера и его учеников. Стихи впервые опубликовал в 1989 году. Автор книг стихов «Доказательство существования» (1998), «Запоздалые сообщения» (1998), «Стихи». 1999–2002 (2004) и ряда публикаций стихов и переводов в журналах «Звезда», «Новый мир», «Грани», «Крещатик», «Бездна» и др. Лауреат премии им. Н. А. Заболоцкого (2005). Член Союза российских писателей, Союза писателей Санкт-Петербурга, СанктПетербургского Пен-центра (Международного ПЕНклуба).

Регистрация
Сбросить пароль