***
Лотте Гесс
А в Питере дворы и переулки,
скрипят изголодавшиеся утки,
и сумерки городят огород
под фонарями. Женщина поёт,
и белым дымом оседают звуки
на эрмитажи и многоэтажи.
«Стояла между нами, как на страже,
слоистая и твёрдая вода».—
«Да, любимая, да!»
Я помню эту женщину земную,
звериную, звенящую, незлую,
застольную беседу о простом.
Спасёмся ли молитвой и постом,
как журавли на севере зимуют?
Что хлеба запах, что сегодня вторник,
что первый том пропал, а был двухтомник.
«Предчувствиям не верю, и примет…» —
«Нет, любимая, нет!»
А в Питере дорога стелет мелом
и музыкой. Не достигая тела,
проходит жизнь. И кажется, вот-вот
наступит сон, и женщина поёт,
как никогда до этого не пела.
***
Вот не станет тебе меня,
Переулочная семья,
И Москва моя золотая
Живо дырочку залатает.
Приголубит других за то, что
Прорастут, приберут, затопчут.
Север западный, юг восточный.
Ни заплаты по мне, ни штопки,
Просто так позабыли чтобы.
***
Бессмысленно и незаслуженно,
Но хорошо
Всё то, что на земле разбуженной
Произошло.
Рябит вода в осоке утренней.
Где дно темней,
Там рыба бьётся перламутрово
Среди камней.
Поют и лают твари парные.
С ягнёнком — лев.
Нет у земли могильной памяти,
Но зреет хлеб.
А яблоко, гнилое, позднее,
Пускает сок.
И больше ничего не создано,
И вышел срок.
***
Погляди повнимательней,
Зверь человечий:
Это горе не вечно,
Как город не вечен.
Всё, что в небо росло,
Голосило и пело,—
Старых зданий на слом
Обречённое тело.
Эта мука осенняя
Длится и длится,
И желтеют, как листья,
Оконные лица.
Окна знают, по ком
Загораются свечи
На земле упокоенной,
Зверь человечий!
***
Просыпается город заиндевевший,
И я, не последний в нём человек,
Собираю в рюкзак какие-то вещи —
Впрочем, может, они пригодятся в дальнейшем,—
А над городом снег, снег, снег…
Через полчаса отходит последний скорый
В тёплую южную сторону Абакана.
Этот город подарил мне столько любви и скорби,
Жажды столько же, сколько опустошённых гранёных стаканов.
А за окном поплывут такие чужие пейзажи,
Что мне до рези в пальцах захочется остановить поезд.
Только на этой железной дороге до сих пор не выдумали стоп-кранов, и даже
Пить и буянить — без пользы…
И кто-то много позже поймёт с непреодолимой чёткостью,
Что догнать меня уже не представляется возможным.
Как жаль, что через полчаса мой плацкарт не уйдёт порожним,
Соседей жаль, проводников, ну и ещё чо-то там.
А поезд почти равнодушно протарахтит по рельсам,
Потом достигнет дальнего перевала…
И через пару минут кто-то перестанет даже надеяться
На то, что я когда-то реально существовала.
Опубликовано в День и ночь №1, 2019