***
Отлазив по дебрям лесным за грибами,
повыкопав бульбу и прочую снедь,
нежданно почувствуешь злую апатию
и, вовсе без силы порвать её сеть,
уедешь на море… Безлюдье прибоя,
холодный песок и чужая земля
твердят, сговорившись,
одно слово: «больно»,
как будто их боль моя в гости звала.
Душа запаролена… Нету к ней ходу
улыбке любимой и друга словам…
Случайному демону смерти в угоду
обычную жизнь назовёшь «сущий ад».
И с радостью в сон
погружаясь беззвёздный
с мечтою: проспать
пробужденье с утра,
очнёшься в безвременье…
Спросишь: «Не поздно?»
Душа встрепенётся
и вскрикнет: «Пора!»
И мучиться будешь
потом до рассвета:
да это ли слово расслышал в ночи?
А может быть, это деревья и ветер?
Тогда от чего же так сердце стучит?
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Крым. После грозы ещё слышится эхо
раскатов громовых… и молний скелет
стоит пред глазами и держится цепко
за страх осознанья – спасения нет.
Потоп ли всплывает в потоке сознанья,
даруя телесную детскую дрожь
пред даром богов – мироздания тайной,
когда тугоструйно врывается дождь?
Вторгается, воздух сдвигая в сторонку
от крыши и окон до моря и скал;
и нечем дышать; хочет сердце без толку
в дыхании – жизни глоток отыскать.
Из сонных глубин поднимаешься рыбой
сквозь выплески слуха и зрения тьму
в совсем незнакомый, младенчески зыбкий
бушующий мир и, доверясь ему,
восторженно вспомнишь тональности гула,
сдвигавшего хляби небес в океан…
Всё стихло…
И горлица первой вернулась,
чуть слышно издав первородства сигнал.
ОТЕЦ…СОЛДАТА
Говорят, «глаза на мокром месте»…
Про себя такого не скажу.
Плакал в жизни я пока от смерти.
…Жуть.
Помню маму, как она встречала
(так она встречала лишь меня):
обнимала, плакала, молчала.
Слов сквозь слёзы вымолвить нельзя.
Видел на экранах 45-й:
Возвращенье выживших солдат.
Там смеются, плачут все и сразу.
И, казалось, мне их не понять…
Разве может кто из нас разведать,
выспросить у ангелов своих,
что нас ждёт ещё на этом свете?
Знать об этом свыше сил моих.
Час настал. Из мирной жизни нашей
на войну отправился сынок.
Он могучий, умный… Нету краше…
Стоп дыханье. Нету слов для строк.
Нету слов, звонков и эсэмэсок.
Недоступен. Быть не смог в сети.
Где тот фронт? Каховка мне известна…
Киев?
Матерь Божья, помоги!
День за днём молчанье… Но известья
заполняют мрачностью эфир.
Бреешься… А взгляд тяжёл, невесел.
Надо жить, а не приемлешь мир.
Тишина…
Последний день февральский.
Птица тренькает: секре-секре-скорей.
Но расслышал: «Знаю, волновались.
Хорошо всё. Ждите…» – как во сне.
Не понятно сразу что такое.
Сын прислал почтовых голубей!
Слёзы… Боже… Это же не горе!
Слёзы и рыданье… Это – Свет.
Так впервые радость встретил в мире
я слезой глубинной неземной.
Ты, война, во всём одна повинна.
И ещё – любовь.
04.03.2022
***
Пишу стихи теперь всё реже…
Да – в жизни это не впервой.
Но ощущаю неизбежность
жить с онемевшею душой.
И ни при чём совсем унынье
и неустроенность в быту;
душе – что рубль, что полтинник,
что хладный труп, что горб в поту.
Она – меж здешних переулков,
равнин, межгорий и лесков –
всего лишь древний предрассудок,
мудрец, не знавший языков.
Однажды я её расслышал
и научился понимать,
что говорит сквозь тыщу тысяч
шумов, словес лишь мне она…
Который год всё чаще спорю
и реже слушаю её.
Хотя, что толку в этом вздоре…
Она же, зная это всё,
не прерывает, ждёт мгновенья,
когда о грусти бытия
наговорюсь… Стихотворенья
рожденье вдруг расслышу я.
***
Внешний шум затихает в сознанье…
Помню в детстве так – кубики слов
или букв – как движенье по краю
к постижению смысла основ.
Неужели я что-нибудь понял
оттого, что расслышать сумел –
всё, что было и будет – сегодня
между вздохами будничных дел?
Было… – тоже мне тайна большая…
Будет… – вовсе б не ведать вовек…
Лишь бы тот, кто стихи прочитает,
ощутил, что везде – только свет!
В этот миг показалось – всё знаю
и умею… и тут же умолк,
поразившись красой мирозданья
в жирной точке за датой стихов.
***
Сугробы всё выше. Всё ближе весна.
Всё чаще рыбак припадает над лункой…
Есть люди, которые любят без сна
прожить не одно полнолунье.
А выдра находит своё в полынье.
Едва различишь её тело…
И кажется, будто всё это во сне
рисовано чёрным на белом.
Чертою тропинка… к погосту подъём.
Всё топчут и топчут дорожку.
А птица поутру протяжно поёт –
мильон лет назад напев сложен.
О чём и зачем? Не понять. Не узнать.
Есть прелесть в незнанье простого.
Хозяйка повесит ей сало… Весна…
А значит, капели и голод.
Что бренно? Что вечно?
Возможно ль понять?
Усядусь в сугроб при дороге.
Прохожих нема. Нет добра здесь и зла,
а может, и смерти в итоге…
***
Снег сошёл. И река присмирела.
Вдоль дорог прошлогодний ковыль
шелестит. Рядом жарко и смело
мать-и-мачехой начата быль.
Эти первые строчки сказанья
будут день ото дня дополнять
грозовые потоки признаний
и желаний всё в жизни объять.
Я прислушаюсь… Вдруг да поможет
пересилить тоску бытия
и понять,
что навечно заложник
трудной мысли,
что смертен лишь я…
***
Ничего нового. Просто – дождь.
А что ещё может быть осенью в октябре?
Листья. Цвет. Ветер. Промозглость. Дрожь.
Бессонница. Книги. Одиночество. Бред.
Годы впитываются водою в твердь.
Думаешь – молодеешь? Волос же нет.
Снова голосят птицы… Оставляя смерть
в наших краях листья жечь.
Мне остаётся высчитывать в календаре,
сколько теперь до тепла ещё доживать…
Землю вспахал. Выгадал на сугрев
уголь, дрова и газ… И бумаг в словах.
Эти мне бумазейки… Сердечный стук,
такт, камертона стон, дождевой поток…
Музыка? Нет… Для неё требуется жизни слух,
тяжесть и хрупкость её между рёбер строк.
***
«В деревне я живу…»
Г.Р. Державин
Пожив в деревне, понимаешь Фета
и чистого искусства вышний дар.
Исчезнут горожанина приметы
из памяти и быта года в два.
Зато трава вдруг обретает имя.
И значимость… и смысл бытия…
Вот этой – сеном быть.
А ту – сбирать…
Кому-то полнить зоб, кому-то вымя.
Всему свой дом. Всему своя заря.
И тела жар и боль не в миг унять
(Любовь лишь так –
крапивою обнимет).
Посмотришь вдаль
и выдохнешь легко…
К реке сбегает ребятня иванов,
что иван-чаем кличут испокон.
Под утра чуть запьются молоком
июля ночи – прожиты в дурмане…
Молочно-призрачно укутав дали,
вернёт земле туман вчерашний дождь.
Задумаешься вновь о милой тайне
чужого воскрешенья… Ну и что ж?!
Аристократом кличут здесь меня…
И только на себя опять пенять.
Пусть…
Сколько ни живи, природе внемля, –
хоть жизнь, хоть две…
Всё сложится в часы
и пониманье чувства меры.
…А в память деревенек населенья,
Что пели не с избытку – от красы
у вспаханной семейством полосы,
Адам и Ева нашей, новой эры
расслышат
больше чем стихотворенье –
Природою дарованный язык;
и перед сном прочтут они из Фета
про благодать и таинство рассвета.
Опубликовано в Новая Немига литературная №3, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!