Борис Фабрикант лукавит, когда говорит о своём желании написать стихи ни о чём. Его поэзия живо напоминает экспедиционный азарт геолога. Он идёт в глубинные недра, исследует речные потоки стихотворной речи, ищет свои золотоносные распадки. Он твёрдо знает, что хочет сказать своему читателю и как он это хочет сказать, чтобы удерживать внимание своего читателя, не повторяясь в отражении своих тем.
Д. Ч.
СТИХИ НИ О ЧЁМ
* * *
Хорошо бы стихи написать ни о чём,
Как диагноз, поставленный грустным врачом.
И цепляясь за рифмы, придумать слова
Из таких словарей, что запомнишь едва.
Но про жизнь и про смерть не забыть нипочём,
И тревожно дрожит этот стих ни о чём.
Если петь жизнерадостно песню в окно,
Стала б жизнь на земле веселее давно.
Хорошо бы стихи написать не о том,
Что диагноз «здоровы» поставлен потом,
Чтоб рождественской сказкой закончился год.
Как поёте про жизнь, так она и идёт
* * *
Жизнь наощупь, на слух и страдание
Пробегает и радостно дышит,
И кричит: «Обратите внимание!»,
И ладошками машет повыше.
И снимает густыми туманами
Слепки с утра, полудня и вечера,
Где прошито подъёмными кранами
Наше счастье отделать вам нечего.
А команды летящего ворона
Как разметка строительной трассы
Разделяют надолго и поровну
Переход от прихода до кассы.
Жизнь качает от случая к случаю
До конца, то туда, то обратно,
Под бессмертную бесаме мучо
Без оглядки, без спроса, бесплатно
* * *
Я нахожу в календаре, четверг-среда,
И цифры по размеру подбираю,
Как будто дни и прочие года
Переставляю в разные места,
И всё равно свисает пустота
С какого-то растерянного краю.
Я, как стихи, раскладываю дни,
Сам за собой иду по белу следу.
Пока ещё не кончились они,
Я наскребу недожитых сполна,
Как в сказке про сусеки для зерна,
Все соберу и, наконец, приеду.
Жизнь – календарь, то дама, то валет,
Мозаика, пейзаж, икона, фото.
И каждый день – оторванный билет,
Иначе не докажешь про бытьё,
А позабудешь всё своё житьё,
Как будто прожил жизнь не ты, а кто-то
* * *
На длинной ниточке, невидной
В конфорке солнечной, горящей
Своей бездонной сердцевиной,
Старинной, рыжей, настоящей,
Все наши тусклые страдания
С прокисшим вкусом коммуналки
Не выдержат ни понимания,
Ни хулиганской перепалки.
И наши жизни бестолковые
Всё далее от их начала,
Где окончания суровые,
Как содержание журнала.
Пронумерованы страницы
И перекрашены в обои,
Сфотографированы лица –
Их сносит в небо голубое.
А там уходят в парк трамваи
С последней остановки сердца.
И тили-тили, трали-вали,
Открылась и закрылась дверца
* * *
В кошельке для хранения денег
Больше нечего стало хранить,
Да куда их, несчастные, денешь,
Всё равно ничего не купить.
Занавеска, как маленький парус,
Зазывает незнамо куда.
Ничего не осталось, лишь старость,
И в стакане сырая вода.
Давний снимок, ещё в институте,
Дети, внуки лет двадцать назад.
Дали в ЖЭКе – в простеночке Путин
Неожиданно смотрит в глаза.
На кровати рябит покрывало.
Под иконкой – за газ и за свет.
На полу, как жила, так упала.
И не дышит, и помощи нет
* * *
В каждой капле дождя смятой струйкой записка.
У живого огня полотно на мольберте.
И никто не боится ни жизни ни смерти,
Даже если они подбираются близко.
Обе дышат невлад. И в кармане подола,
В старой кухне с окном на смешной палисадник,
И на полке с цветами – запас валидола,
Змей на стенке и пику нацеливший всадник.
Их в домашнем узнать, непричёсанных, мятых,
Как поверить в талант неудачной портнихи.
Перед сном тёплый чай с чабрецом или мятой.
От усталости к вечеру ссорятся тихо.
Заправляют салаты подсолнечным маслом.
Заходил участковый, опять о прописке.
Надочистить плиту, чтоб совсем не погасла.
И сказал, уходя, мы теперь в группе риска.
Но пора на дежурство – три дня без просвета.
Им хватает на жизнь, стала платной услуга.
И работа простая, как вахтовый метод.
И сменяют друг друга, сменяют друг друга
* * *
Голубь приносит росток или горстку земли,
Той, где зароют потом наконец-то доплывших.
Пушки на пристани встречу с гостями пали!
Ах, перепутал, ведь это Салтан и Пушкин.
Что им локаторы, спутники, вылет дугой
И попадание с точностью до сантиметра,
Если с последнею каплею твердь под ногой,
Слышишь, как пахнут цветы в середине ветра.
Надо бы землю и небо просить наперёд,
Но ни хвалы, ни мольбы – пересохшая глотка.
Камни дробить, и растить, а потом зацветёт.
И позабыть, что давно не просмолена лодка
* * *
Приморский городок английский
С ухоженной душой и близкий
К прибою, пляжу и песку,
прилипшему, как сон, к виску
под солнцем над обрывом,
стоящему на нём леску
под воздухом счастливым.
Вот пахнущий кокосом дрок
Из книжек Конан-Дойля,
Тут для всего и час и срок –
Для жизни и раздолья.
И уплывая за моря,
Британцы и французы
В порту вгоняют якоря,
Как шар бильярдный в лузы
* * *
Стынут вокзалы в узлах паутины маршрутов,
Стыки считают, а стрелки впиваются в рельс.
Окна вагонные рыжи – кончается утро,
Скорый гудит изо всех, вырывается в рейс.
И пролетает любовь над составом, как птица,
И улетает любовь за своими детьми.
Грим ни к чему, без зеркал изменяются лица,
Время уходит скользящими вправо дверьми.
Ходишь по поезду, в тамбуре медленно куришь.
Пьёшь самогон с пассажирами в третьем купе.
Выйдешь за чаем, в окно поглядишь и зажмуришь,
Всё запахнёшь, что увидел во сне и в толпе.
И отделённый стеклом, опираясь на двери,
Сквозь отраженье своё в темноте за окном,
Так ощутишь незнакомое чувство потери,
Будто забыли, не вышел в предместье родном.
* * *
Жильцы во двор спустились с лавками,
Им было страшно и смешно.
Те, кто постарше, даж еплакали,
Такое горькое кино.
Киномеханик соучастником
Как выдающийся артист,
Ему стакан наполнят красненьким,
Порвётся плёнка – сразу свист.
Под облаками, ближе к вечеру,
Закатным солнцем включено,
Всё чёрно-белое расцвечено.
Как человеку без кино?
Кино – окно, глядишь, не верится,
Так всё красиво от любви!
Оно не долго плёнкой вертится,
Всё остальное сам живи.
Опубликовано в Эмигрантская лира №1, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!