Борис Евдокимов. ИГРА «ИЛ-2»

Давно это было, более десяти лет назад, увлёкся я тогда компьютерными играми и больше всего нравилось летать на самолётах. Нравились все три степени свободы, все три вектора. Всегда хотелось взлететь и увидеть всё сверху. Летал на самолётах начала XX века, на этажерках, на самолётах всех стран Первой мировой войны, была игра времён ВОВ, но всё время хотелось большего, не просто самолётиком водить как пальцем, видя его со стороны, а самому сидеть в кабине и управлять самолётом по-настоящему.
И вот, как-то подарил мне племянник компьютерную игру «Ил-2» на двух дисках. Кто автор этой игры, я не разобрал, какая-то фирма «С-1», похоже, пиратская копия, но сама игра была прекрасной. Полная имитация воздушного боя. Реальная графика, с возможностью летать почти на всех самолётах, участвовавших во второй мировой и Великой Отечественной войне, не было лишь английских Спитфайров и американских Беллов.
Была возможность виртуально участвовать по выбору, в боевых вылетах, по выбору, на истребителях, или на штурмовиках от границы СССР до Сталинграда и обратно, участвуя во всех воздушных боях до окончания войны в Берлине; или в боях под Ленинградом и тоже завершая войну в Берлине. Начинал игрок со звания младшего лейтенанта, пройдя первоначально обучение правилам полёта и освоению самолётом, а завершал игру в чине полковника с полным набором присваиваемых наград с четырьмя звёздами героя Советского Союза. Можно было летать за Советский Союз, за фашистскую Германию на их самолётах и за хортистских венгров. Я, конечно, летал за Советский Союз. Подобраны были и портреты лётчиков с фамилиями, именами и званиями.
Можно было выбирать отдельные задания на многих полях битв, не помню сколько их было, с выбором любого самолёта, любой раскраски и с любым выбором вооружения.
На выбор можно было выбрать из трёх вариантов полёты над заснеженной Смоленщиной и Подмосковьем 1941 года (тут уж я мог выбрать и «трофейный» Мессершмит Бф109 и Фокке-Вульф 190, которого не любил за его головастый передок, из-за которого не видно куда ты садишься, в этом случае хороший обзор у американской Аэрокобры, всем хороша, хоть видно куда ты садишься, но любила эта “кобра” в штопор сваливаться, на Хейнкеле -111, Брюстере, штурмовике Юнкерс-87, даже на реактивном Мессершмите, но я его не любил, часто загорался двигатель при посадке, когда я сбивал обороты, а потом снова форсировал, интересно было освоить вражеский и лендлизовский самолёт; летом над той же Смоленщиной и Белоруссией в 1943 году и над всем Крымом 1944 года.
Можно было выбрать все имеющиеся «под рукой» самолёты и устраивать или одиночную дуэль с неприятелем или так называемую «собачью свалку», когда с каждой стороны по 16 самолётов (вот рубка была в небе). Послушав однажды песню Высоцкого «Их восемь нас двое…», решил я испробовать эту ситуацию и в игре. Случилось точь-в-точь, так же, как и в песне.
Никогда не бывал я в Крыму и похоже никогда мне там не побывать, я просто, на самолёте штурмовик Ил-2 (без пулемётчика), как турист летал над Крымом, восторгаясь полётом и красиво раскинувшимся под крылом Крымом. Совершал посадку в понравившихся местах, и в лощине, в лесу у ручья за Старым Крымом, у бахчисарайского дворца, рассматривая его изнутри (можно было «выйти» из самолёта и бродить вокруг него, была такая опция).
Все известные сооружения Крыма были вставлены в игру, и Ласточкино гнездо и Судакская крепость. Совершал посадку на массиве Мангупт и бродил там. Садился в Севастополе прямо у прибоя, вблизи Графской пристани, заходя на посадку от залива. Неописуемое впечатление — выпускать закрылки, сбрасывать скорость, выпускать шасси и слегка подымая нос при посадке без «козла» и без потерь шасси и смятия винта, как бывало при обучении пилотажем.
Один раз хотел на Ай-Петри найти площадку, или на Яйле, но ровного места не было и отказался от этой мечты. А порой, выберешь или приятное место в Крыму, или у лесного озера на Брянщине. Полетишь туда на штурмовике, совершишь аккуратно посадку, увеличишь скорость течения времени в восемь раз и выйдя из самолёта рассмотришь его подробно со стороны и любуешься прекрасным закатом, природой, тихим озером, ночным звёздным небом, наступающий рассвет и густой утренний туман.
Потом устанавливаешь нормальную скорость, закрылки на взлёт, и чтобы не врезаться в деревья лихо взмываешь в небо. Погоду тоже можно было устанавливать в этих трёх игровых опциях от чистого неба, с облачками беленькими, дымки, тумана, дождя и бури с молнией (круто было лететь в грозу, только была сложность при посадке с сильным боковым ветром, когда поворот влево без проблем, а вот направо было не повернуть).
Когда играл в основную игру, начиная от 1941 до 1945 года, вначале, совсем зелёным лётчиком, был ведомым, только потом повышая мастерство и звания, становился ведущим. И как радовались лётчики, когда я им командовал: «Свободная охота». Тогда они весёлыми голосами отвечали: «Есть, свободная охота!». Как ведущий командир поначалу командовал, то: «Не отставать», «Держи высоту», «По своим стреляешь!!!», это когда в запале гоняются за Мессером и все пытаются попасть в него и ненароком задевают свой самолёт, но, когда подобьёшь, да лихо, тебе говорят: «Ну, ты крутой!», хоть и игра, а приятно.
После боя разбор полётов, отчет о боевом задании, скольких и каких самолётов ты подбил. Однажды самого Хартмана, асса ихнего подбил, зашёл с боку и с упреждением срезал очередью, задымил тогда самолёт его, а он с парашютом срыгнул. Только не стрелял я по парашютистам.
Тяжёлые бои были под Сталинградом, когда их самолётов вылетает аж 16 штук, а вас в небе только трое и думаешь, как же их теперь, гадов, срезать. Над Кубанью в 1943 большие воздушные бои были. Много самолётов в небе и такая карусель раскручивалась… Запомнились бои под Ленинградом у Невской Дубровки и у Серебряного бора — тяжёлый бой был.
Трудно было штурмовать Новороссийск на штурмовике Ил-2. Подлетаешь, надо бомбы скидывать, и в цель, а не просто так, а на хвосте три Мессера, слышу, — пулемётчик отстреливается, и мне кричит иногда, — влево давай! Ухожу влево. Ему видней, видно Мессер по нам стреляет, трассы от пуль вижу справа. Тогда ставлю самолёт на автопилот, воюет компьютер за лётчика а я сажусь за пулемётчика играть.
Страшно становится, вижу совсем всех обложили. Пока я отстреливаюсь, успевая двух подбить, в это время пилот бомбит порт, а слева и справа новые Мессеры и Фокеры наседают. Пришлось выйти, чтобы не выбывать совсем из игры, потому, что уже начали со всех сторон стрелять по нам, и фонарь в отверстиях от пуль и фюзеляж и крылья в рванине от попаданий, ты ранен.
Тебе показывают, что ты ранен, и экран розовеет и всё более набирая яркость. Тогда понял я, что штурмовик, как и солдат на передовой в пехоте — три дня боёв или вылетов у штурмовика, и ты либо погиб, либо тебя подбили, ты выпрыгнул и хорошо, если в плен не попал (тогда конец игре). Большой отсев лётчиков был, всё новые и новые фамилии в игре.
Особо запомнилось два боя. Один зимой, вылетали из Комендантского аэродрома трое, на Кёртисах лендлизовских, на Ладогу, оборонять конвои на «Линии жизни» от фашистских самолетов. В том бою подбили три истребителя и возвращались трое на свой аэродром. Прекрасен на розовом закате в морозный день был Ленинград со своими замёрзшими каналами, соборами, Петропавловкой, домами, как на ладони, висели дирижабли на тросах (однажды, не стерпел я и сел на Дворцовой пощади у Александрийской колонны; под мостом в летний уже день, как Чкалов, повторив его подвиг, под Кировским мостом подлетел на такой же машине, — И-16) и стали мы заходить на посадку. Первый сел, я за вторым летел, вижу — второй сел, но он не сбавил скорость и ушёл на скорости за посадочную полосу и взорвался. Видно ранен был и умер за штурвалом. Как же больно было. Игра- игрой, но горе, как наяву.
Особо запомнилось моё боевое крещение, когда я летом 1941 года (в игре конечно) зелёным неумёхой-лётчиком вылетел третьим с двойкой штурмовиков на штурмовку аэродрома Сиверское. Летим, меня командир первого самолёта постоянно строго шпыняет, то держи высоту, то держи строй, то не отставай.
Наконец, объявляет всем, что через пять минут атака. Я, весь, (сидя на стуле), но ощущение, что за штурвалом, — сосредоточился, посмотрел на приборы и весь в мандраже, жду команды атаковать.
Наконец командир даёт приказ: — Атаковать зенитки! И самолёты, один за другим, давя на форсаж, следуют в атаку, и я конечно, дав по газам, — рванул за вторым.
Боже, какая страсть открылась. Под нами аэродром и пучком оранжевые трассы от снарядов зениток и, казалось, весь этом поток огня на тебя одного, переборов страх (а страшно было, хоть и на стуле сидел), выбрав зенитку спустил на неё заряд пулемётов и пушек, а она как стреляла, так и продолжает стрелять, наконец заглохла, ура!
Тогда зигзагом, низами ушёл от огня зениток, набрал высоту и следовал за «вторым» отдуваясь, отходя от ужаса, что прошёл такой ад, но тут командир даёт команду: — ПОВТОРИТЬ АТАКУ!! Мама, говорю, за что? Только что рад был, что живым вышел и снова в ад? Но приказ есть приказ. Снова вышли под атаку и пошли атаковать зенитки один за другим, а они, зенитки, знай — поливают нас сплошным огнём.
Тут вижу, — взрывается самолёт командира, который меня всё дорогу строил, а тут — его уже нет (эмоций не передать, их прочувствовать надо). Остались я и второй, но и у второго огнём зенитки отрывают правое крыло, и он на скорости врезается в землю и осколками разлетается вокруг. В одно мгновение остался я один.
До этого я, откровенно, зелёный и необстрелянный лётчик трусил (не постесняюсь сказать), а тут, что-то во мне переклинило, как тумблером щёлкнуло. Я, по-чёрному матерясь, куда только весь страх пропал, направил огонь пушек на стоящий на земле грузовой Юнкерс, подбил его, со словами: Это тебе за командира и второго, гад!», развернулся, никого не боясь, срезал взлетающий Мессер одной очередью, подбил вторую зенитку и посмотрев в небо увидел в вышине, успевшего взлететь, пока я возился с Юнкерсом, первый Мессер.
Я вдавил газ, и за ним, но, видимо видя в каком я состоянии, он дал дёру. Только сейчас я посмотрел со стороны на самолёт, он весь был в дырьях, на фонаре живого места не было от отверстий пуль и осколков. Хорошо, это был первого выпуска Ил-2, без пулемётчика, ибо наверняка, его уже не было бы в живых. На табло заметил надпись: “Вы ранены”, не надеясь на автопилот, он после хорошего боя часто отказывал. Нередко все приборы были побиты, но Илюшка — жив курилка, хоть на нём от попаданий живого места нет.
Вёл самолёт до аэродрома своего сам, по приборам, хотя нет, в облегчённом варианте трасса на карте была проложена синим цветом. Появилась надпись: «Вы тяжело ранены». На счастье, появился аэродром, я вышел на глиссаду, выпустил закрылки на посадку, сбавил скорость, выпустил шасси, и слава Богу, они вышли. Иногда, после боя, приходилось на пузо садиться, с перебитыми закрылками и выходило иногда одно колесо, и тогда возвращая его обратно, ломая винт — садился на брюхо.
Вышел быстро из игры, чтобы совсем не погибнуть, и уже появился на фронте зимой 1941 года, «пролежав в госпитале» пять месяцев. Такой вот запоминающийся вылет.
Папа рассказывал про войну иногда, маму просили перед сном рассказать нам про войну. Запомнилось мне то, как мама говорила, что интересно — моряки все были весельчаками, общительными балагурами, а лётчики все были закрыты в себе, неразговорчивы и суровы на вид.
Полетав в игре «Ил-2», я понял почему это так. Моряки воевали вместе, а на миру и смерть красна. А лётчик по нескольку раз в день один на один вылетал в бой, не зная, возвратится ли он в этот раз или нет. Отсюда и суровость, и замкнутость.
Спасибо племяннику за эту игру. Я понял, хоть и мизерная толика в игре была от настоящей войны, но и этого хватило, чтобы прочувствовать какого было моим родителям и всем воевавшим на той страшной войне.