Борис Бергин. ВРЕМЯ МОЁ ЗАСТЫЛО ТАМ, ГДЕ ВОЙНА

Пустота

Пусто так… на земле так пусто,
Это ноябрь идёт прокрустом,
Всё, что за рамки — ровняет, кромсает,
И остаётся земля пустая.
Голые ветки, и голое небо,
Станешь как все и повесят лейбл,
Станешь как все, так, должно быть, легче,
От пустоты укрыться нечем.
Фиговый лист прикрывает фигово,
От пустоты не спасает слово.
Будешь как все — вычислен, измерен,
Выть в пустоту одиноким зверем.
Копят на небе тонны крупной соли,
Хмурый ноябрь пустотою болен,
Круто посолит земли горбушку,
А ты присядь, пустоту послушай.
И загудит в ней органом ветер,
А пустота мир в ладонях вертит.
И у неё нет конца-начала,
Сделаешь шаг — на пути встречает.
Переживи эти дни пустые,
Верою в то, что не всё остынет.
Яблоки все и шары золотые…
Всё пережив, это будешь ты ли?

Лист

и я планирую как лист
меж небом и землёй,
осенний воздух густ и мглист,
и пахнет день золой

костров, в которых листья жгут,
а завтра будет дождь,
и я шепчу — ты тоже, брут? —
ну правильно, ну что ж.

ведь нужно зиму пережить
умевшему предать,
я опускаюсь на ножи
без всякого вреда.

тебе же помнить как в крови
окрасилась листва,
и я шепчу ещё — живи,
свой каждый день за два.

Жара

Июль выжигает калёным железом боль,
Жара милосердна — другого уже не чувствуешь.
Аральского моря сухая, горячая соль
Во мне, там где волны больше не борются с пустошью.

Такая жара — виноград превратился в изюм,
Дозреть не успев на лозах поникших, высохших,
И если ты пешка, не станешь под стать ферзю,
И никуда из себя никогда не выбежать.

Напрасно пытаться себя по буквам собрать,
Во всех именах, как правило, что-то не сходится.
Я б это не выдержал, если бы не жара,
Белёсое небо, сухая трава, безводица.

Дно

ну как же пусто в этом сентябре,
как будто крошки со стола смахнули,
и день плывёт какой-то рыбой снулой,
от ноты «до» томительно до «ре».

и сетью повисает тишина,
в воде стоячей не поймать ни звука
и остаётся только эта мука —
потеря слуха и потеря дна.

и тонешь в этой медленной воде,
и нету дна, чтоб оттолкнуться, выплыть,
не позовёшь на помощь — голос сиплый,
и даже берег непонятно где.

и непонятно что и почему,
сентябрьское солнце слабо греет,
и толщей водяною свет рассеян,
но горе раздавалось по уму.

поэтому ещё надежда есть
на радость в колпаке шута дурацком —
дойти до дна и после вверх подняться,
и воздуха глотнуть густую смесь

из трав осенних и последних роз,
из аромата яблок поздних, терпких,
пока ещё тебя на небе терпят,
то значит ты до смерти не дорос.

Молочное

Ты говоришь: «Дышите»,— и я дышу.
А за окном молочный туман и жуть.
На расстоянии вытянутой руки
На город движутся вражеские полки.

Ты говоришь и уходишь в столичный гул,
Знаешь, что никуда я не убегу.
Белым мерцает напротив квадрат окна,
Время моё застыло там, где война.

Небо грудным стекает молоком
На крыши серые, в каждый сырой окоп…
А по писанию, помнится, было «брат» —
В город нацелили жерла своих гармат.

И по развалинам выстрелы в молоко,
Призраки зданий возносятся вверх легко.
Город расстрелянный, город степной мираж,
За память млечную призванный умирать.

Все мы трёхсотые, дышащие пока.
Я как единственный выживший из полка.
Души погибших шепчут мне: «Не забудь», —
Звёздами светлыми примет их млечный путь.

Время измерено треском сухим  АК
Мне остаётся белый квадрат окна.
Реки молочные с детства впадают в Дон,
Сердце моё бьётся в твою ладонь.

Просто свет

Что мне сказать тебе, если ты просто свет.
Смотришь — темно, а вон там огонёк горит,
Это такая работа у Маргарит —
Быть просто светом, когда в мире света нет.

Что мне сказать тебе — осень не приговор,
Даже, когда облетает последний лист,
Станет просторней — увидишь ясней Фавор,
И как особенно стал каждый день лучист.

Что мне сказать тебе: воздухом между строк,
Графикой веток, каплями на стекле…
Тот, кто нас выдумал, с нами не очень строг,
Знаешь, бывает жизнь в сотни раз тусклей.

Что мне сказать, в этом мире без Mаргарит
Нет ни романов, ни писем, ни мастеров,
Звёздное небо, что есть у меня внутри —
То отражение жарких твоих костров.

Что мне сказать, если слов-то таких и нет,
Только когда уже нету ни слов, ни сил
Нужно, чтоб в мороке, мраке, беде, войне,
Твой огонёк для тебя через ночь светил.

Московское

«У кого под перчаткой не хватит тепла,
чтоб объехать всю курву-Москву»
«На Красной площади всего круглей земля».
О. Э. Мандельштам

Трамвайной вишенкой и костью в колесе,
Ты приобщаешься, и ты живёшь как все,
И на крови твоей всемирная история.

Пальмиры арка на учебнике твоём,
Снаряд тяжёлый, разрушающий твой дом.
И как мы жили до войны, о чём мы спорили?

И в этом городе, неверящем слезам,
Чьё время кончилось, кому сказать «слезай»?
И будет очень тяжкой поступь командорова…

Как много в звуке… но надежды больше нет,
Её снарядом разорвало на войне,
А так, конечно, начиналось даже здорово.

На красной площади круглей всё и круглей,
Руин всё больше в остывающей золе,
И центр мира где-то к Горловке смещается.

Смерть на миру, онлайн, краснеет монитор,
Уже шагнул (зачем позвали?) командор…
Давай на выход соберись уже с вещами сам.

Объедешь курву? Если есть ещё тепло.
Пока ты дышишь, значит снова повезло.
Бывало тоже страшно, но подлей бывало ли?

Уж полночь близится… и донна Анна ждёт,
Пусть только это ожидание спасёт,
Ещё спасёт, пока возможно, хоть бы малое.

Да что ж такое, слышишь, страшная пора
Никак отсюда не уходит со двора,
И каждому свой век, свой волкодав, достанется.

Кому кровавый, ну а прочим — покемон,
И можно долго ждать, что всё пройдёт само,
Но этот век (кому какой) ещё до ста нести…

Тебя опять спасёт неспящий у окна,
Степь, от воронок круглых, сверху как луна,
А если ближе, то вся чёрная от копоти.

Москва, Москва, несчастный воробей,
Она не верит, ну а ты её жалей…
И сходит небо, постигаемое опытом.

Опубликовано в День и ночь №5, 2018