* * *
Здравствуй, Карлсон. Как ты, точнее, где ты?
Я, наверно, и правда, ужасно взрослый:
Вместо шуток и смеха одни вопросы,
На которые мне не найти ответа.
Друг мой, Карлсон, веришь ли, я художник
И тружусь оформителем детских книжек.
Правда, чуда в работе уже не вижу,
И от этого мне на душе тревожно.
Как сто тысяч неоновых новых люстр
Светят вывески ночью, и мне не спится.
Я любые могу пересечь границы,
Только в детство, как жалко, уже не пустят.
А луна зацепилась за шпили башен.
Безнадега такая, что впору плакать!
В прошлом месяце, Карлсон, умер папа,
И от этого стало по-детски страшно.
Тут, я сам понимаю, гордиться нечем.
Ты, конечно, всегда был безумно смелым.
Вот, рисую тебя угольком и мелом,
И от этого сразу немного легче.
Я сижу в тишине на покатой крыше
И никак не пойму, что же делать дальше?
Этой осенью в школу пойдёт сынишка.
Прилетай, познакомлю.
Твой Сванте-старший.
* * *
Льётся, льётся по крышам солнце,
Как из банки кленовый мёд.
А над ними блестит червонцем
Проплывающий самолёт.
Лето, друг, береги коленки!
Комариная кутерьма.
На рассвете молочной пенкой
Над рекою встаёт туман.
А в траве земляника спеет.
День пробегал – живот бурчит.
По дороге домой вкуснее
Магазинные калачи.
Как же это? Одни вопросы!
И до ночи недалеко.
Солнце скатится абрикосом
Вдоль сиреневых облаков.
День истает ломтем арбузным,
Ночь под крышей сгустит навес.
В детстве лето всегда со вкусом
Приключений, легенд, чудес!
* * *
Отдай голос ветру, а мысли кидай в костер.
Зачем тебе речи случайных ночных сестёр?
Кому нужен груз ритуального волшебства?
Об этом молчит листва.
Для всех причитаний причина всегда одна,
Чем глубже печали, тем легче достать до дна.
А то, что осталось за краешком темноты,
Узнаешь уже не ты.
Попрятались звёзды, змеится у ног туман,
Он тянется цепко к скрипящим во сне домам
И в зыбком, неясном являет обрывки грёз.
Не бойся, он не всерьёз.
Смотри, прорастают упавшие с губ слова,
Не знает покоя бессонная голова,
Но сила наполнит ростки, что пробили твердь.
Так было и будет впредь.
* * *
Покидает солнце зенит,
Разнотравный льется дурман,
Лепестками лето звенит.
И чертог лесной не тюрьма:
Мне в тени сухой бузины
Выстилает мхами постель
Суетливый друг коростель
До зимы.
«Не гуляй в лесу допоздна»,
Но в траве цветов кружева.
Ни тоски, ни боли, ни сна:
То, что я давно не жива,
До сих пор никто не узнал,
И, как дань былой красоте,
Лишь сухих и ломких костей
Белизна.
Обнимает лес вековой,
Злые тайны верно хранит.
Над моей пустой головой
Покидает солнце зенит.
Прорасту медвяной травой,
Разведу меж рёбер ужей.
Жаль, и это чудо уже
Не впервой.
* * *
Переплавляю образы в слова,
От сложности кружится голова.
Безмолвие – тяжёлая наука.
И всё же мне милей словесный шум,
Я золото совсем не выношу,
Хотя без тишины не будет звука.
А звук рождëнный обретает вес.
В цветочных кущах на краю небес
Садовник потрудился не напрасно
От самого рассвета до темна
Созданиям давая имена.
И каждый обретëнный был им назван.
Оставлен позабытый райский сад,
И яблоками пахнут чудеса,
А истины просты и человечны.
Во мне поёт адамово ребро,
Я собираю Божье серебро
И рассыпаю по дороге в вечность.
* * *
У него не взгляд,
а гречишный мед да морской янтарь,
О забытых снах до сих пор
загадки слагает сфинкс,
Перемене мест неизменно рад, как любой бунтарь.
Не свернёт с пути,
но порой согласен на компромисс.
Он возьмёт своё и, дойдя до цели, споёт на бис.
Не теряй его, хулиган сирокко, храни, как встарь.
Серебра покой разменял на страны и города.
Он не знает слов «невозможно»,
«страшно» и «не могу».
После медных труб не страшит огонь,
не берёт вода.
В миг, когда его бархатистый шепот
слетает с губ,
Понимаю, что не лежать мне камнем на берегу.
И да будет мир голове пушистой его всегда 1 .
1 «Да будет мир пушистой твоей голове» – Александр Грин «Алые паруса».
Опубликовано в Южный маяк №2, 2021