Анна Воронина. ПРОЩАЛЬНЫЙ ВИЗИТ

Санька натаскал воды из колодца и теперь сидел на печи — мамка отправила, чтобы не путался под ногами да согрелся.
Сегодня в избе было шумно. После освобождения района часть отнятого немцами скота вернули хозяевам. Для семьи с шестью детьми это стало настоящим праздником. Долго не ждали, с продуктами было туго. Заколоть свинью попросили деда Пашу: побоялись, что сами не справятся, хотя брат Фёдор хорохорился, что он уже взрослый. Сосед прошёл не одну войну, а на эту старика-калеку не взяли. Вот и ходили бабы к нему за помощью. Не отказал дед и в этот раз.
По такому случаю накрыли стол. Сосед любил поговорить, а когда выпьет — особенно, и сейчас после пары стопок он рассказывал интересные истории.
Отведав жаркое, захмелевший сосед поблагодарил за угощение и ушёл. В избе стало тихо и как-то совсем темно. Зажгли керосинку и пару свечей. Обычно старались экономить на всём, но сегодня оставалось ещё много работы — свежину нужно было обработать: приготовить да засолить.
Санька лёг, подложил руки под голову. Он вспоминал отрывки из рассказов деда Паши. Мама и сёстры затянули песню о несчастной девице и её горькой судьбе. На стенах «играли» тени. Раньше они с отцом часто по вечерам вместе так лежали и наблюдали за тёмными фигурами, потом отец рассказывал сказки. Мальчик любил эти моменты больше всего на свете, каждую историю он знал наизусть, но всегда слушал, затаив дыхание.
Когда отец уходил на фронт, мать и сёстры плакали навзрыд, а папка только прикрикивал на них:
— Ганна, не шуми! Девки, хвать нюни распускать!
Семилетний Санька сидел на лавке и пытался сдержать слёзы. Отец подошёл и ласково потрепал по русой головке:
— Не реви, малец. Скоро ворочусь я.
Прошло два года…
Санька шмыгнул носом. Он скучал по отцу.
Рядом скрипнула дощатая кровать, по ней дети забиралась на печь. Мальчик быстро провёл рукавом по лицу.
— Чего притих? — закричала у самого уха сестра.
— А ты чё орешь? — буркнул Санька и покрутил пальцем у виска, — Оксана, ты совсем тю-тю?
— Мамка зовёт, дров принести, — ответила сестра и соскочила вниз.
Громкий треск, потом ещё раз и ещё, но не рядом, а за дверью, на улице. Раздались хлопки, потом гулкие удары по порогу. Все в избе замерли, прислушивались — было в этих звуках столько привычного и родного. Заскрипел снег. Кто-то застучал в окно.
— Ганна! Ганна! Ганна!.. — раздалось со двора.
— Папка вернулся! — заорал Санька и спрыгнул на пол, сильно ударил ногу, но сразу подскочил и бросился за дверь. За ним остальные. Бежали, кто в чём был, не заботясь, что на улице зима. Санька даже валенки позабыл. Ведь это был папка! Только он так обивает свои сапоги, приходя домой, это его голос, чуть уставший, зовёт мать, чтобы вышла да «подмогла». Он слышал это множество раз, каждый день, каждый вечер раньше, ещё до войны.
Санька остановился у порога, вглядываясь в темноту. Было пусто, никого… Здесь не было никого.
— Василь, не пужай! — надрывно закричала мать.
Тишина…
Фёдор бросился вперёд на улицу, Санька за братом. Осматривали каждый уголок двора, несколько раз обежали дом, искали в саду, несмотря на сугробы и нетронутый снег. Санька уже не ощущал босых ног.
Мать позвала в дом. Она прижала Саньку к себе и тихо бормотала:
— Вот куда без обувки, шалопай? Совсем продрог. Ажно пальцы побелели. На дворе — не лето поди, а ты чего удумал.
Мать затихла, посмотрела на дверь, а потом как-то чересчур засуетилась:
— Полезай-ка на печь. Полезай, погрейся. Работы ещё полно.
Каждый поспешил вернуться к своим делам. Все молчали, а Саньке хотелось говорить об отце: куда он мог деться или кто это был? От него только отмахивались. Мальчик лежал на печи и плакал.
Наревелся и провалился в сон, где его обнимал отец. Было хорошо и тепло. Санька спросил:
— Это ты приходил?
Отец виновато улыбнулся и крепче обнял его.
Через неделю пришла «похоронка».