ОТВЕТ НА ВОПРОС, ПОЧЕМУ ИВАН ВОЛОСЮК ПОСТКОНЦЕПТУАЛИСТ
Почитав достаточно много стихов Волосюка или же (а лучше — и) подвергнув несколько из них медленному чтению, вдруг с особой едкостью думаешь: «Ну концептуализм же!» Едко оно звучит не потому, что лишает, как кажется, поэта оригинальности и снимает с его плеч ношу первопроходца, а потому, что это все-таки не концептуализм. Очень хотелось бы сказать, что он, но кое-что мешает.
Существуют основные черты, присущие поэтам-концептуалистам, их не так уж много: тотальная ирония, доведение штампа до абсурда, очищение и упрощение языка, парадоксальность, отсутствие (или неявная выраженность) лирического героя, использование центона, однозначный смысл. Ну и цель — обнажение и высмеивание пороков общества, борьба с советской идеологией в целом и с соцреализмом как явлением в литературе.
Если начать сопоставлять с заданным каноном стихи из некоторых подборок («Из цикла “Июньские дополнения”», «Крещатик», 2021, № 1; «Нелживыми устами», «Новый Берег», 2020, № 71; «Масштабы тропы муравейной», «Дружба народов», 2021, № 5), то будет видна картина практически полного инструментарного совпадения:
Поезд едет в город Крым,
трое суток мчится рысью,
мы поддатые сидим,
хлеб жуем и звезды числим («Поезд едет в город Крым…»).
В первую очередь стоит обратить внимание на то, что стихи созданы простыми. Строки в них короткие, лексика либо общеупотребительная, либо просторечная. Слова недлинные, практически лишенные приставок и многокомпонентных суффиксов. Это не что иное, как очищение и упрощение языка. Причем упрощение максимальное, поэтому поэзия выходит будто бы дистиллированной — она сжата до предела. В пространстве стихотворения нет не то что лишних слов — лишних пустот.
В стихах Ивана Волосюка не может быть интонационных разночтений, поскольку паузы знаками препинания отмечены очень четко. Более того, границы синтагм совпадают с границами строк, поэтому восприятие смысла тоже однозначно. И эту в некотором смысле плакатность тоже, без сомнения, можно отнести к приемам концептуализма. Вследствие этого стихотворения Волосюка афористичны, их легко учить наизусть:
Бродский вышел из народа,
но в дороге сделал крюк.
И теперь за ним природа
мчится с севера на юг («Бродский вышел из народа…»).
Разумеется, поэтика Волосюка не обходится и без центона. Более того, ирония (по большей части самоирония) и центон — это два кита, на которых она стоит. Индивидуально-авторской внутри общей тенденции к цитированию является тяга к постоянному использованию имен собственных:
Едут с ним в одном наборе
А. Цветков, Кенжеев Б. («Бродский вышел из народа…»).
Вылей воду из старых корыт —
Циолковский важнее всего («Sonne»).
Тут охрип Куинджи, Прокофьев глух,
он почти Бетховен, но в смысле места («Три реки Меладзе пустил
в разлив…»).
Что касается неупоминаний деятелей культуры, искусства и науки и нереминисценций к их образам, то есть несколько центонов, направленных на выражение известного образа, например:
Я ограничен комнатой моей,
где нет часов и нет календарей («Ты мне прислала ссылку на znamlit…»).
Еще есть фрагменты передачи узнаваемой интонации и метрики, то есть это получается как бы стиховедческий центон:
Человек уходит сразу
на такие расстоянья,
что за ним нет смысла гнаться
никому и никогда («Ты пришла к поэту в гости…»).
Не правда ли, похоже на отрывок из «Вредных советов» Григория Остера? И читается точно так же, в том числе и из-за фразы «никому и никогда».
Обратимся теперь к венцу поэтического инструментария Волосюка.
Это, как уже было сказано, ирония. Причем такая едкая, что скорее ее можно назвать сарказмом по отношению к окружающей действительности, и в первую очередь к себе. Привлекая внимание к какой-либо проблеме, сам Иван Волосюк в контексте произведения воспринимает ее через юмористическую призму и даже собственные неудачи (или неудачи героя) не констатирует, а вышучивает. Но ирония только подчеркивает трагизм ситуации и от этого становится горькой:
Рельсы брошены в обход
через Томск и Чебоксары.
Там меня никто не ждет,
а для Крыма я не старый («Поезд едет в город Крым…»).
В поэтике Волосюка также есть, разумеется, место и парадоксу.
В отличие от характерного для концептуализма явного парадокса (как в «Описании предметов» Дмитрия Пригова, например), здесь парадокс неявный. Он проявляется только при вдумчивом размышлении и при попытке уйти в текст глубже первичного читательского восприятия. Более того, в поэтике проявлены скорее мелкие семантические парадоксики, чем крупные смысловые алогизмы и нарушения. Например, несоответствие топонима и его наименования, тем не менее создающее четкий образ с первых строк стихотворения: «Поезд едет в город Крым».
Черта, также принадлежащая концептуалистской палитре приемов, — это натуралистические детали. В рамках направления быт в принципе превалирует над метафизикой, и многие стихотворения Д. Пригова, Т. Кибирова, В. Некрасова демонстрируют обыденную жизнь индустриального мира и, как следствие, богаты как реалистическими («Когда я помню сына в детстве // С пластмассовой ложечки кормил», Д. Пригов), так и намеренно гротескными, как у Волосюка, деталями. Сюда можно отнести, например, описание доктора в «Я объяснил: мой друг совсем загнался»:
Но доктор притворился глуховатым
и молча руки вытирал халатом
(он мойву жрал, пока я ждал в приемной)
Грубое просторечие «жрал» в сочетании со стилистически нейтральной лексикой выделяет это действие врача, не относящееся вообще к его профессиональной деятельности, среди прочих. В контексте произведения пожирание мойвы выглядит гротескно и с точки зрения лексики, и с точки зрения представления об образе типичного врача.
Что касается обнажения пороков общества и режима, то его у Волосюка предостаточно, как и стихотворений с антисоветским посылом в принципе. Говоря о подчеркивании нелепости и бездушности коммунистического режима и режима в принципе, нужно упомянуть доведение штампов до абсурда. Оно завершает концептуалистский технический базис и имеет самую непосредственную связь с поэтическим целеполаганием. Легко заметить, что штампирование сопровождает практически все антисоветские стихотворения, потому что именно оно нагляднее всего иллюстрирует скованность человеческого сознания:
Газета «Правда» никогда не врет,
мне сорок лет, мне надо на завод,
завод меня убьет.
Однако концептуалисты боролись с тоталитарностью СССР, а Иван Волосюк подчеркивает вопиющую неправильность тоталитарного режима в принципе, не только советского:
Человек державой съеден,
брошен под ноги судьбе,
балалайки и медведи
на его живут горбе
Это связано может быть и с тем, что до недавнего времени Волосюк жил в Донбассе. Он своими глазами видел то, о чем писали концептуалисты, просто номинально уже в другом государстве. Но суть тоталитаризма неизменна. Именно поэтому ядро всех стихотворений, передающих мироощущение обычного человека в эпоху главенства режима, сходно.
Вопрос лишь в том, как автор осознает себя и в мире, его окружающем, и в мире собственной поэтики, проживает он текущие события или транслирует. Цели и способы их достижения у Ивана Волосюка и концептуалистов конца прошлого века идентичны, однако он все же осмысляет мир в его многообразии и формирует не только представление, но и позицию по какой-либо ситуации. Канон все же предполагал плакатность, концептуалистам нужно было наглядно показать советскому и молодому постсоветскому обществу всю его беспомощность и нелепость, созданную рамками социалистической идеологии. Все тот же Дмитрий Пригов и его ключевой образ махроти как символа российской жизни — это ведь тоже передача действительности, совокупность образов, на основе которых у читателя формируется оценка ситуации в стране. То есть концептуализм предполагает подвести читателя к выработке итогового мнения и направлен в первую очередь на то, чтобы без прикрас выразить советский быт.
Волосюк ничего от своего читателя не требует, и негативной оценки тоже, поскольку он не предлагает ничего оценить, не показывает реальность, скажем так, в первом приближении, то есть просто собственными глазами. Он демонстрирует действительность уже прожитую, оцененную и отработанную одним конкретными человеком — Иваном Волосюком, и это получаются уже не стихи, обличающие недостатки реального бытия, а стихи, выражающие в рамках поэтического мира взгляды и позиции автора, которые могут касаться недостатков реального бытия. А могут и не касаться. Далеко не все стихи Волосюка антитоталитаристичные или в принципе касаются политики.
Отдельной их темой является поэзия, поэты, литературное сообщество:
К словам не имея подхода,
один самодельный поэт
стихи сочинял по полгода,
рифмуя «лафет» с «Лафайет» («К словам не имея подхода…»).
Примеров во всех трех взятых подборках великое множество, и можно было бы вести разговор далее о них и о качестве осознания Волосюком себя как поэта, но главное здесь, что в поэтике нет основного, главного направления. Что нет зацикленности на борьбе с режимом и что поэзия служит вовсе не ей, а механизмам внутреннего восприятия. Иван Волосюк формирует мир своей поэтики, и это действительно целый мир, поскольку в нем находит отражение множество явлений действительности, измененных авторским видением бытия и морально-ценностными установками.
Так что главное, почему стихи Волосюка нельзя назвать стихами канонического концептуализма, — это то, что концептуализм показывает, а Волосюк — воспринимает.
Это вполне себе отвечает вызовам времени: советского режима давно уже не существует, информационное поле человека расширилось во много раз, да и не нужно уже ничего показывать — все и так все знают и видят. О тех явлениях, которые казались людям из 80-х и 90-х непостижимыми, современный человек имеет отчетливое представление. Так что нас уже не удивишь демонстрацией того, что вокруг. Тем более что этим постоянно занимаются СМИ. А вот живое, незамутненное апатией и усталостью от жизни мироощущение подчас способно поразить куда больше сухой констатации. Знать что-либо человек может перманентно и, уже один раз узнав, вряд ли заинтересуется получением точно той же информации, если он ее не забыл. А чувства быстротечны, и людям они никогда не приедаются, поскольку каждый раз воспринимаются как что-то новое. Так же и с подобными стихами в современности: просто рассказать о жизни, озвучивая истины, недостаточно. Поэзия всегда была одним из немногих проводников чего-то не надоедающего, поражающего, а если сейчас больше поражают чувства, значит, и литературное направление будет не таким, как раньше, именно в моменте осознания действительного.
Кто такой Иван Волосюк? Явно не канонический концептуалист.
Но если мы видим схожие цели и, главное, одинаковый инструментарий поэтики, то почему бы не назвать его постконцептуалистом? Ведь наследует же согласно требованиям времени, а не повторяет.
Опубликовано в Юность №10, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!