Блокадная сказка
В этом доме вечно что-нибудь пропадает. То плюшевая кошка, то Котькина свистулька, то конфеты «Старт» из хрустальной вазочки на буфете, то хлеб со стола перед самым обедом. Иногда, разумеется, бываем виноваты мы с Котькой. Любимая чашка бабушки Зои, например, пропала не бесследно — ее голубоватые осколки покоятся под тополем у трансформаторной будки. Но некоторые пропажи не может объяснить никто. Почти.
У меня страшно болело горло. И ухо. И в голову тоже отдавало. Не знаешь, как лечь поудобнее: только устроишься, как что-нибудь еще заболит. И это еще полбеды. Вместе с полугодовой контрольной по математике я пропустила обе «елки»: муниципальную в Доме творчества и — о ужас! — вожделенную в цирке. Я давно клянчила, кажется, еще с прошлого Нового года; мама откладывала деньги и взяла нам с братом билеты месяца за два. Картонную коробку с конфетами в виде сказочного замка Котька мне, конечно, притащил, даже не съел ничего, но настроение это мне не прибавило. Я ревела от обиды и злости, уткнувшись в подушку, пахнущую лекарствами и скукой.
А еще на меня пялились ангелочки.
Этих глазурованных безобразников на камине четверо. Вернее, когда-то их было больше, но пятый упал и разбился вдрызг еще до моего рождения. Бабушка Зоя говорила, что Котька тогда едва ходил. Она как раз задремала под вечный дождь и телевизор, а мой брат, скиталец и исследователь, стащил у нее с трюмо шпильку и вознамерился сунуть в розетку. Не успел — ангелочек ни с того ни с сего сиганул с полки и, пожертвовав собой, спас моего брата. Мама тогда собиралась убрать от греха всех оставшихся ангелочков, но, во-первых, оказалось, что наш камин охраняют где-то в Смольном и «самовольно демонтировать» (выучила!) с него ничего нельзя, а во-вторых, за ангелочков вступилась бабушка. Нельзя, говорит, их трогать. Они нас охраняют.
И ангелочки остались.
На самом деле никакие это не ангелочки. Это амурчики, или путти, объяснила нам бабушка Зоя-экскурсовод, обтирая глянцевые личики куском мягкой фланели. Как их ни называй, но мне они не нравились. В их пустых глазах без зрачков жило что-то пугающее. А еще ангелочки были, по выражению мамы, паршивыми: пухлые тельца в рытвинах и царапинах. Бабушка говорила, что давным-давно, лет сто назад, пьяный комиссар ради развлечения палил по камину из нагана. Изуродовал ангелочков, но сбить не смог. Они вообще были на редкость крепкими…
— Ухо болит?
Сначала я подумала, что со мной заговорил ангелочек, — кроме них и меня, в комнате никого не было: Котька с бабушкой ушли с магазин, мама варила суп на коммунальной кухне. Я со своим несчастным ухом, в котором словно пушка палила, страдала в одиночестве.
Вздрогнув от неожиданности, я приподняла голову — в ухе стрельнуло так, что слезы на глаза навернулись, — и увидела девчонку. Она сидела в бабушкином кресле и смотрела прямо на меня. Видимо, только вошла: на ней пальто, валенки, лицо наполовину прикрыто платком.
— Тебе не жарко? — выпалила я вместо того, чтобы поинтересоваться, кто она, собственно, такая.
— Нет.
Она поднесла ладони ко рту и подышала на них, словно и впрямь мерзла.
— Ты кто? — В ухе опять ударил болезненный колокол, и я напрочь забыла о вежливости.
— Лида.
— А ты зачем пришла?
— У нас скучно.
О, эта история мне знакома! Лидины родители, наверное, пришли к кому-то из соседей. Уселись за стол, разлили чай или вино и погрузились в разговоры. Скучные, взрослые. В перерывах жуют или выбегают покурить на лестницу. До нас, детей, им никакого дела.
— Хочешь, там конфеты есть. — Я указала на подоконник, где в развалинах картонного замка лежали мои сокровища.
— Спасибо.
Она взяла первую попавшуюся конфету и сунула за пазуху. Черное пальто и платок придавали ей усталый старушечий вид.
— Видела наших ангелов? — спросила я, чтобы как-то поддержать разговор.
— Видела. — Она равнодушно поглядела на камин. — Я здесь когда-то жила.
— Где же? Вместо тети Майи?
— Нет, в этой комнате.
«Во заливает, — подумала я. — Тут моя мама живет с самого детства. И никто, кроме нас, тут никогда не жил. Ладно, знаю таких врунишек. Ксюша Заслонова говорит, что ее папа — президент Германии, а у нее и папы-то никакого нет».
— Сильно ухо болит? — спросила Лида.
— Стреляет.
Странная гостья сняла платок и протянула мне:
— Повяжи, легче будет.
Я наконец-то разглядела ее как следует. Волосы у нее были рыжие, заплетенные в две тонкие косички, а глаза очень серьезные, как у нашей отличницы Маши. Только лицо у Маши круглое и румяное, а Лида худенькая и бледная, как после болезни.
Платок пах дачным чердаком, но я все равно обмотала им голову — вдруг поможет?
— Хочешь, поиграем?
Я достала из-под кровати коробку с кукольным домиком.
— Ой, какая прелесть! — Лида всплеснула руками, и вся серьезность с нее вмиг слетела. Даже щеки чуть порозовели. — Я такого не видела никогда. Мне мама сделала домик для куклы из обувной коробки и спичечных коробков. Я его сама бумажкой обклеивала… И даже отрывной календарик маленький сделала. И радио из бутылочной пробки…
«Наверное, они просто бедные», — подумала я и подвинула к Лиде кукольный домик.
Через час она с сожалением отложила кукольные одежки: «Мне пора. Мама волнуется».
Я размотала платок и поняла, что ухо больше не болит.
— Возьми еще конфет, — предложила. — «Мишка на севере» самые вкусные!
— Нет, спасибо. А можно, я хлеба возьму? Я немного. Видела там, в буфете…
— Конечно!
«Они и правда очень бедные».
Лида спрятала концы платка под воротник и погладила одного из ангелочков по голове.
— Они говорили нам с мамой: «Не спите, нельзя…» Но мы все равно уснули.
Запись в Блокадной книге памяти:
«Пономарева Лидия Николаевна, 1935 г. р. Место проживания: Скороходова ул., дом 20, кв. 15. Дата смерти: март 1942. Место захоронения: неизвестно».
Опубликовано в Юность №10, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!