Андрей Ребров. В ТОЛЩЕ ВРЕМЕННОЙ

Поздравляем нашего дорогого автора с 60-летним юбилеем! Счастья! Здоровья! Успехов! Многая лета!

* * *

Цвели целительные травы
Под взором солнечным небес.
И, как Мамврийская дубрава,
Дышал иссопом русский лес.

В душистой дымке золотистой
Ягненок пасся на лугу,
И женщина несла тернистый,
Смолистый хворост к очагу,

Где до поры, тая дыханье,
Заветно тлел огонь костра,
И старец, будто в ожиданье,
Стоял у ветхого шатра…

И голубь реял крестоносно,
И шло служенье муравья…
Все было значимо и просто,
Как в вечной Книге Бытия.

* * *

Поветшала скитская дубрава,
Понищал одеждами народ.
Лишь церквей намоленные главы
Золотят осенний небосвод.

Снова, Русь, в убогом одеянье
На заветный свет их
ты спешишь.
Века и природы увяданье –
Время для спасения души.

* * *

Засыпал стекла рыхлый свет дневной,
И мне светлица кажется норою.
И растворяю в поле я окно,
Где пахнет свежей пашнею сырою,
Где крот, как будто в толще временной,
Копает ход сквозь древний пласт земной.
Так я порою Вечность носом рою,
Чтоб в смертной тьме, под жизненной
корою,
Найти просвет в небесный мир иной.

* * *

Вот снова чьи-то дети вдалеке
Так по-библейски плещутся в реке
И голышом на свежем ветерке
Простосердечно бродят по мыску.
А время, уподобившись песку,
Заносит их следы на бережку.
И человек, похожий на Луку,
Им что-то пишет тростью на песке…

СВЯТОЧНОЕ

Блекнет день,
исполнясь ветхим светом.
В старый сад тропа заметена.
В снежной сфере яблоневых веток
Созревает новая луна.

На дворе – мороз, но временами
Чудится, что в заоконной мгле
Сладко пахнут горними садами
Яблоки, не собранные нами, –
Маленькие луны на земле.

НА БРАНЬ ПОСЛЕДНЮЮ…

Митрополиту Константину (Горянову)

Золотилось небо спелой рожью,
А в полях синели васильки.
Шел монах сумняшеся ничтоже
Вековой тропой, и кулики
Щебетали в долах васильковых
Под ржаною вязью облаков.
И лучилась к полю Куликову
Тропка летописною строкой.

Шел чернец строкой незавершенной,
Посох предержа в руце своей,
Мимо новорусских вавилонов,
Мимо стойких дедовых церквей.

А издалека сквозь птичье пенье,
Сквозь халдейский ропот городов
Доносился грозный гул сраженья:
Гром гранат, глухой, как стук щитов,
Посвист пуль, звучащий, словно эхо
Впившихся в простор ордынских стрел,
Лязг пропятых танковых доспехов,
Трубный гуд страстных монастырей.
Шел монах без устали и страха
На армагеддонское жнивье…
И служило посохом монаху
Пересвета древнее копье.

У РОЖДЕСТВЕНСКОЙ ЕЛКИ

Моему сыну Арсению

Там мир таинственный, согретый
Воображеньем детворы:
И за спиралью мишуры
Не просто полые шары –
А населенные планеты.

Там детских грез чудесной силой
Гирлянды лампочек цветных
В неугасимые светила
Невинно преображены.

И, как сгущенный – до сверканья,
Овеществленный в форму свет,
Шпиль над еловым мирозданьем
Горит, мечтами их согрет.

А здесь, пред елкою, в сторонке –
Весь в чистых, радужных слезах –
Лик обомлевшего ребенка,
Его нездешние глаза.

* * *

В долгом омуте метели
Тонет черная река.
К часу пушкинской дуэли
Нет ни брода, ни мостка…

Только белая пучина
Стонет, словно человек.
Только ягоды рябины
Тихо капают на снег.

Только вдруг, заколыхавшись,
Щелкнет ветка у виска,
Будто выстрел, прозвучавший
Сквозь метельные века.

Опубликовано в Огни Кузбасса №5, 2021