*
Как шерсть заклятий Калевалы,
как из кудели нить сучат,
так из меня судьба свивала
слова, которые звучат.
Теперь в руках твоих свяжи
меня со смыслами причастий
и тайне тайну расскажи
предназначенья и участья.
Не торопись ответить — нет!
Попробуй, всё же, согласиться,
ведь всё в руках твоих стремится
вступить в надёжный паритет.
Так, согласись, со спицей спица,
сколь ни сражались бы в бою,
в один рядок петлёй в петлю
должны по счёту уложиться.
Сплетеньем славы и позора
тревожа мировую ткань,
замысловатого узора
причиной следующей стань!
*
Ночь затянулась, на шее узлом её галстук —
всюду круги: под глазами, в воде, фонари…
Дробные числа прохожих запутались в галсах;
дроби в ознобе — зелёный недолго горит…
Плавают точки, меняя цвета и значенья;
в полном смешении блеска и чёрных чернил
гул нарастает, и, всё-таки влившись в движенье,
пульс перемножь на дрожанье чердачных стропил…
Крыша пусть едет, едва оставаясь на месте;
оторопь утра осмысли, и не торопись
ставить в блокноте фломастером прочерк и крестик:
кофе дымится! Отпей, наконец-то! Проснись!
*
Утро просело под тяжестью
черного неба. Фундамент…
После дождя в каждой тени таится плывун…
Я понимаю — земельные не оригами,
я здесь и сам лишь на птичьих,
но честно живу.
Сует же всех не исчислить, что,
в общем-то, и не потребно —
простоволосая, словно прервался
последний решительный сон,
ты их сдвигаешь, как прошлогодний учебник,
к краю столешницы, к краю
пространств и времён…
*
И ныне в Кемерово осень…
Иные там уже, а мы
у осени отсрочку просим —
повременить с осадком до зимы…
Пусть всё уляжется отрадно
на дно смиреной тишины,
и нить протянет Ариадна,
как паутину, с вышины.
А там, и прежние вершины
прильнут к стопам твоим — верши
суд праведный неумолимо,
лишь хлеба птицам накроши.
*
Птицы кричат, и, конечно, стремятся на юг.
В этом отчаянном крике и в этом смятенье
слышится мне неожиданный детский испуг,
чудится: что-то случилось и ждёт продолженья…
Что-то такое, чего нам нельзя миновать,
кто-то из тех, кто у нас разрешенья не спросит…
К стенке лицом заскрипит пожилая кровать,
это вселилась к нам в комнату поздняя осень.
Вот ведь неловкость — по полу архива листки…
И потаённое выдаст расплывшийся почерк —
мы не успели ни слёз утереть, ни виски…
Пульса морзянка рассыпалась горстью отточий…
*
Что-то давненько я писем твоих не читал…
Впрочем, ведь ты мне, конечно же, их не писала…
Ты бы, хотя бы, мне точек с пол кило прислала,
я бы их сам по сусекам своим распихал.
Точно сгодились бы! Вышло б хорошее слово!
Было б не стыдно за тесто на этих дрожжах.
Стол бы накрыл для тебя в профсоюзной столовой,
имя глазурью бы вывел на сладких коржах…
Вряд ли на это поймаешься и поведёшься.
Маюсь один, подметая постылый амбар.
Всё ещё жду, но тебя ведь, пожалуй, дождёшься!
Раньше случится затменье, иль хватит удар.
*
Корни русалок покоятся в бозе.
Щупальца дуба наткнулись на рыбий плавник…
Будь осторожней, по дну плоскодонки елозя,
море отступит и вытянет сети старик…
Даже в локальной окажется тина морская,
витязей сорок, и каждый опора и щит!
У Черномора кубанка и бурка, и знаю —
цепью златой он, как будто своей, дорожит…
Пусть я здесь неуч, но ведь научили котяру
сказки рассказывать, песни забавные петь…
Чем же я хуже?! Дай мне скороходную пару
и подскажи, что тут справа и слева иметь.
Опубликовано в После 12 №2, 2017
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!