Собиратель
Грибы закамуфлировали шляпки
травой и хвоей, прячась от судьбы.
Но зря таятся грузди и обабки:
я в летний лес пришёл не по грибы.
Попутный пруд пестреет поплавками,
которым невтерпёж пуститься в пляс.
Но я не слишком дружен с рыбаками
и удочку к тому же не припас.
Подобием громового раската
дуплет открыл охотничий сезон.
Но если я охотился когда-то,
то разве что с рогаткой на ворон.
Хожу впустую чуть не целый день я
с планшетом, заменяющим тетрадь,
и просто собираю впечатленья.
Ведь их кому-то надо собирать.
После грозы
Стянуты натуго речкой луга.
На небе – радуга, Божья дуга.
Летом – спасение дождь на селе…
Ливни осенние – что в них земле?
Властно, в открытую, в строгий черёд
влагу пролитую небо сберёт.
Сгрудятся тучею искорки льда,
вьюгой летучею станет вода.
Роща, растратчица пёстрых даров,
скроется, спрячется в белый покров.
Речка оденется стылой корой.
Речка – смиренница зимней порой.
Ляжет сугробами снег у реки,
широколобыми, будто быки;
почву усталую будет весной
потчевать талою влагой земной…
А предвосхитили тучные дни
сельские жители – только они;
эти – на Ладоге, те – на Амге,
радуясь радуге, Божьей дуге,
веское мнение держат в уме:
грозы осенние – к снежной зиме.
Привязанность
Миры инопланетные заселим,
коль прежде свой земной не истребим…
Пока же – липам, лиственницам, елям
обязаны дыханием любым.
Божественному промыслу покорны,
из мёртвых минералов и воды
неспешно выплавляют чудо-горны
живую плоть в лучах родной звезды.
Земля – ребёнок Солнца и повинна,
как в песне, «жить по солнечным часам».
И древо жизни, будто пуповина,
привязывает Землю к Небесам.
Сезон
Старый снег осел, поблек – серый, ноздреватый.
Лёг на землю свежий снег сахарною ватой.
Завтра оттепель, и он обратится в наледь,
и капель подымет звон, примется сигналить.
Станет звать издалека не мороз трескучий,
а густые облака – снеговые тучи…
Лёд и талая вода – как в сезон весенний,
как судьба, где череда срывов и везений.
Ни в какие времена нет ни в чём порядка.
Но иначе – жизнь пресна. Хоть и так – несладко.
Что таится в облаках? Чем зима чревата?
Тает медленно в руках сахарная вата…
Наст от капель конопат, в лужах листья рыжи.
Будет новый снегопад. Расчехляйте лыжи.
План
Осознай у крайнего порога,
что в делах житейских не мастак,
что призванью следовал не строго,
что детей воспитывал не так.
Не ценил товарищеских правил
и своим собратьям по судьбе
много неприятностей доставил;
впрочем, больше – самому себе.
Между тем читают строки эти
в землях от Амура до Кеми,
а «не так» воспитанные дети
выросли достойными людьми.
Знать, у Провиденья изначала
был и для тебя секретный план…
Сколько б скал река ни повстречала,
всё одно впадает в океан.
У ворот
– Скажи, дитя моё, куда направишь путь?
– Безбедное житьё хочу назад вернуть:
объехать белый свет и место отыскать,
где злых и подлых нет, где тишь да благодать.
– Не ведаю земель, где каждый благ и тих;
их не было досель, и впредь не будет их.
– Тогда найду приют, в котором испокон
вершится правый суд, главенствует закон.
– А что с тобою, гость, в укромный мир войдёт?
Ты собственную злость оставишь у ворот?
Хоть выноси святых в обители любой,
коль демонов своих прихватишь ты с собой.
Мёртвое и живое
Ржавое железо уязвляет взор,
будто кровь с пореза раненый не стёр.
Жёсткости мерило – мертвенный металл
ржавчина смирила: сущим тленом стал.
К соснам порыжелым льнёт кукушкин лён,
деревом замшелым взгляд не оскорблён.
Срубу вековому тоже личит мох –
как живой к живому прикипел-присох.
Жизни нет предела – тем и хороша.
Лишь бы не ржавела с возрастом душа.
Скрыт конец дороги в сумраке глухом,
где свои ожоги лес бинтует мхом…
Кладезь
Считаешь, будто бы слова
поэт слагает как придётся?
А ты попробуй-ка сперва
достать ведро со дна колодца.
В числе вещей, для наших мест
привычных издавна, сельчане
в запасе держат «кошку» – шест
с тройным крюком на окончанье.
Когда с колодезной цепи
сорвётся полное ведёрко,
не лезь вдогонку, не глупи
и цепь в отчаянье не дёргай.
Тебе поможет лишь одно:
смеясь над собственной оплошкой,
скрести колодезное дно
когтистой трёхсаженной «кошкой»…
Вот так и кладезь языка
хранит искомое. И снова
скребёт пером поэт, пока
не сыщет чаемое слово.
Мастеровой
Несхожи Гендель и Вермеер
с умельцем, ставшим за конвейер,
и всё ж верстак, пюпитр, мольберт
не лишены единых черт.
Вещам, сработанным любовно,
душа присуща, безусловно.
Отрадно знать о мире: он
мастеровым одушевлён.
Из хаоса
Случайные звуки сумбурного дня
составили вдруг музыкальную фразу,
и долго отстать не могла от меня
мелодия, в памяти всплывшая сразу.
А вечером вспыхнул и тотчас исчез
мозаичный образ на ряби озёрной.
Картину явленья из рода чудес
вовек не посмею назвать иллюзорной.
Не будем, земляк, тяготиться судьбой:
дороже ненажитых славы и злата
гармония слова, что мной и тобой
из хаоса творческой волей изъята.
Цена
Надёжное тепло домашнего ночлега…
На улице светло от выпавшего снега.
В подлунной тишине, сбегая от хворобы,
скользить бы по лыжне, взбираться на сугробы,
ведь «умные» часы, как обереги счастья,
совсем не для красы обвили нам запястья.
Часам – считать шаги, пока шагают ноги,
а нам – прощать долги в конце земной дороги…
Мы помним с давних лет, свои обиды холя:
«На свете счастья нет, но есть покой и воля».
Что выпадет, бог весть: везенье так беспутно;
и всё же счастье есть – оно сиюминутно,
зато ценою в год, как веточка побега,
что выбьется из-под растаявшего снега.
Опубликовано в Плавучий мост №1, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!