Анатолий Дубровин. ГОЛОС МАТЕРИ

Рассказ

Воздушное судно Ан-26 завалилось на правое крыло и, набирая высоту, взяло курс на юг. Десантники прильнули к иллюминаторам, разглядывая проплывающую перед ними панораму большого города. Самолёт пробил плотный туман облаков, и в салон хлынули потоки нестерпимо яркого белого света.
Афганистан. Какая судьба ожидает их в стране с непонятным языком и чуждым бытом, многовековыми религиозными верованиями и традициями?
Сергей опустил спинку кресла, устроился поудобнее и закрыл глаза. Ровное гудение двигателей расслабляло и успокаивало. Самолёт провалился в воздушную яму. В желудке возникло ощущение пустоты, и слегка засосало под ложечкой.
Ему припомнился эпизод из раннего детства. Сильные надёжные руки отца подбрасывают его к потолку. У него замирает сердце. Он заливается каким-то счастливым лихорадочным смехом. В проёме двери немного встревоженно смотрит на них мама.
Из её больших, бесконечно любящих распахнутых глаз исходит сияние. Она переживает за него и говорит мягким грудным голосом, который нельзя спутать ни с каким другим.
– Отпусти… ну отпусти же… уронишь ведь… – певуче настаивает она, протягивая к нему руки, оберегающие его как два белоснежных крыла. – Вам бы только баловаться.
Отец смеётся и кружит его по комнате. Обоим это доставляет необычайное удовольствие.
– Пересядь в другое кресло. Немедленно, – вдруг жёстко звучит в его голове голос матери. – Ты слышишь, что я сказала?
Сергей стряхивает дремотную одурь, потягивается и открывает глаза. Возвращая в реальность, по бортовой связи отчётливо слышен голос командира корабля.
– Внимание! Через двадцать минут борт приземляется на военном аэродроме города Кандагар. Температура за бортом плюс тридцать пять градусов. Всем пристегнуть пассажирские ремни.
Самолёт в очередной раз проваливается в воздушную яму, разворачивается и заходит на посадку.
– Пересядь в другое кресло, – как хлыст, звучит в его голове приказ матери. – Немедленно.
Он рывком поднимается и пересаживается в кресло рядом.
Щёлкает замок пассажирских ремней. В тот же миг по полу самолёта цепочкой, одна за другой, потянулись белые отверстия от очереди крупнокалиберного пулемёта. Рядом с ним захрипел, опустив голову, сержант Белимов. Из его грудной клетки, набухая и расплываясь по гимнастёрке, толчками льётся кровь.
Слышится мат и стоны раненых. В сидении пассажирского кресла, где он только что находился, зияет сквозная дыра. Боковым зрением он замечает, что правый двигатель объят пламенем, а за крылом самолёта потянулся шлейф чёрного дыма.
Самолёт падал на крыло, стремительно сокращая расстояние до земли. Однако в ста метрах от аэродрома пилоту удалось выровнять крен судна. Многотонная машина, не выпуская шасси, с размаху рухнула на взлётную полосу и развалилась на три части.
Сергей вместе с креслом, как пущенный из пращи, вылетел в открывавшийся проём и, сгруппировавшись, пятьдесят метров летел, не касаясь земли. Взрывная волна догнала его, швырнула в сторону и вверх, переворачивая кресло, в котором он находился, словно невесомую игрушку.
На месте крушения судна поднялась гудящая тридцатимет ровая стена огня с чёрной чадящей закручивающейся спиралью сверху. Сквозь ревущий гул слышался стреляющий громкий треск горящего пластика.
У места аварии, казалось, слишком медленно вырастали машины воинских пожарных подразделений и скорой помощи.
– Да ты просто в рубашке родился, – изумился главный врач госпиталя, изучая медицинскую книжку обследования Сергея Громова. – Это надо же, из такой передряги целёхоньким выскочить. Ни одного вывиха, пореза, ожога или ушиба. Царапин и тех не видно. Воюй, лейтенант, – он протянул ему справку годности к службе без ограничений.

– Капитан Зубков, проверить посты наблюдения юго-западнее этой высотки, – подполковник указал на карте гряду скалистых холмов, полукругом обступавших место дислокации советских воинских подразделений.
– Вчера вечером было замечено движение в этом квадрате.
Соблюдать предельную осторожность. Обо всех замеченных перемещениях противника докладывать по связи. Выполнять! – приказал командир.
Узкая тропинка поднималась и опускалась, огибала выщербленные и прожаренные солнцем скалистые выступы, петляла, прижимаясь справа к отвесной стене. Слева, сразу за тропой, уходила вниз расщелина, которая становилась шире и глубже по мере продвижения вверх небольшого отряда.
Растянувшись цепочкой, с интервалом пять метров двигались шесть десантников разведроты.
Солнце, застывшее в зените, плавило растрескавшиеся серые глыбы, уступами поднимавшиеся перед ними к серому знойному небу. Пыльный щебень, разбросанный щедрой рукой природы, иногда скатывался вниз и мячиком прыгал по валунам, задетый неосторожной стопой человека. Низкорослый чахлый колючий кустарник, цепляющийся за каждую трещину, способную хранить хотя бы ненадолго драгоценную влагу, казалось, не может жить в невыносимом пекле.
Возглавлял разведчиков капитан Зубков, без устали упруго шагавший впереди. За ним следовал Сергей. Он насторожённо поглядывал на тропу и углубляющийся провал слева, становившийся всё более отвесным и опасным. От удушающей жары у него давно першило в горле, а гимнастёрка пропотела и прилипла к спине. Его движения становились всё более скованными и вялыми. Он положил два кусочка гальки величиной с ноготь за щёку и пробовал сосать, пытаясь вызвать слюну.
– Привал пять минут, – распорядился командир.
Устроившись в нише нависавшей скалы, Сергей закрыл глаза. В голове закрутился калейдоскоп воспоминаний.
Вот он жалуется матери на то, что у него сломали игрушку.
А вот хнычет, уткнувшись в её мягкие колени, по поводу ободранных об асфальт ладошек. И она ласково говорит ему:
– Всё в жизни будет. Сколько тебе шишек ещё собирать придётся! И я не всегда буду рядом.
Врезался в память заполошный визг тормозов, когда отец, чтобы не сбить выбежавшую на дорогу девочку, резко свернул в сторону и перевернулся. Сергея выбросило из машины, а следом полыхнуло пламя, разделяя его и родителей навсегда.
– Подъём, – скомандовал капитан. – Выше по тропе обвал камней. Возможна засада. Утроить бдительность.
Подразделение растянулось вдоль тропы, осторожно обходя нагромождения колотых валунов и редкого кустарника.
– Смотри. Да смотри же, – тревожно заволновался в голове голос матери.
Сергей споткнулся и, на мгновение застыв, двинулся дальше, внимательно осматривая свой сектор обзора.
– Смотри под ноги… – умоляюще застучало в висках.
Прищурившись от яркого света, он поднял взгляд выше, пробегая весь видимый путь, который ему предстояло пройти.
Впереди, на тропинке, под ногой командира тонкой паутинкой что-то блеснуло и побежало к невзрачному кустарнику.
– Стоять! – крикнул Сергей, подняв левую руку.
Разом щёлкнули затворы автоматов, ощетиниваясь по секторам обстрела.
– А что, командир? У тебя когда день рождения? – неожиданно спросил он.
– В следующем году двадцать восемь будет, – недоумённо проговорил Зубков.
– Нет, командир. Сегодня ты заново родился. Сегодня, значит, у тебя и день рождения, – он указал на протянутую поперёк тропинки растяжку.
Под ногой командира, тоньше волоса, блеснула паутинка проволоки, убегавшая к неказистому кустарнику.
К вечеру небольшой отряд в полном составе вернулся в расположение части.
В курилке Сергей достал сигарету и долго чиркал спичками, пытаясь прикурить. Ноги у него почему-то вдруг стали ватными а руки, переставшие слушаться, неизвестно почему заходили ходуном. Спички ломались. Губы не держали сигареты.
– Мужики, прикурите сигарету, пожалуйста. Не получается никак, – заикаясь, виновато попросил он.
Солнце пряталось за холмы. Иссиня-чёрные тени бежали по земле, погружая пространство вокруг них в непроглядную темноту. Жара уходила, и лишь безучастные равнодушные звёзды, крупные и яркие, разгорались на быстро темнеющем небосклоне.